Золотая пыль. 56 - Уцененные подачки
Ранее:
51 - Прикончить свинью
52 - На вершине республики
53 - Премиальные бутылки
54 - Золотая голова
55 - На Желтуге
...Как-то незаметно пришла осень. А, впрочем, заметно: тайга окрасилась желтой и красной охрой. Первыми сдались пихты, листвянки и березы. Всего за одну ночь природа будто поменяла вектор. Сидя рядышком с Ди у уреза красивой, с березняком-тонкомером вперемежку с тополями по берегам, речушки Ольги, законно рассчитывая поймать на спиннинг хоть пяток хариусов, дабы назавтра сварить в мониторке к обеду ушицы, я прикидываю, сколь здорово можно было б поснимать на видео пейзажи. Прямо отсюда, с берега, максимально, насколько позволит оптика камеры, приблизить разрабатываемую по ту сторону Ольги террасу, на которую указал заслуженный старатель Семеныч. Затем медленно «отъехать», и буйство красок сентябрьской тайги утопит и полигон, и суетящиеся там охристо-желтые бульдозеры. Камеры у нас на телевидении те еще, и вполне может быть, что, кроме яркого цветного пятна, ничего путного не получится. Но хоть гогеновский мотив останется, хоть грубыми мазками намазанный по лазури символ сентября запечатлеть!
…Оставленная в ведре за мониторкой вода с рыбешками за ночь промерзла на сантиметр. Хариусы уснули в разных позах. Одного, самого большого, скрутило чуть ли не колечком. Вот они: и символ и мотив, два в одном, словом, наш северный Таити. На полигон ехали после мучительного прощания с нагретыми постелями, скукоженные и где-то даже слегка с обидой на жизнь. С подъемом солнца теперь совсем холодно. Хромированный руль пушки, собранный из спинок кроватей, как бы венчающий шестиметровую в пять дюймов толщиной листвянку, по утрам без рукавиц уже не покрутишь. Ну и ладно: к дому ближе.
У нас случилось небольшое приключение. Точнее два. Первое. Вскрыв «террасу имени хабаровского Семеныча», обнаружили штрек — горизонтальную горную выработку, не имеющую непосредственного выхода на земную поверхность. Семеныч на эту выработку указал точнехонько. Штрек, конечно же, давно завален курумом. Старатели до- и послевоенных лет были великими подвижниками. Они построили на квадратном гектаре, на глубине пяти с лишком метров от поверхности, целый подземный городок со множеством переходов, используя для крепежа и потолочного настила толстенные лесины. Как они это делали — только им известно. Без сомнения, работа каторжная. Зато могила прекрасная, сухая. Кости, местами одежда, головные уборы — все неплохо сохранилось. Даже теперь можно определить, какого качества было сукно, из какого меха воротник. Семеныч не захотел себе такого последнего пристанища, и вон еще сколько всего в своей жизни увидел! Едва Блатной пройдохе аппетитную молодайку Надьку не сосватал. Славлю Семеныча! Хорошей ему рыбалки на набережной Амура в Хабаровске.
Простояв сорок лет, сооружение удивительно хорошо сохранилось, а лес вполне можно было бы использовать и теперь. Мы промыли этот небольшой блок в два дня, и все кости, черепа, инструмент вместе с бревнами довольно сложного инженерного сооружения с гулом вылетели через «гусак» промывочного стола. Деды, оставив на сооружении подземного городка этой рукотворной пещеры здоровье, а кто-то и жизнь, золотоносные пески выбрали, аккуратно всполоскали в Ольге. Мы, отмыв стоянку в ураганном темпе, получили здесь две съемки золота по полтора килограмма. Деды оставили нам содержание в треть грамма — не более одной тридцатой от того, что тут было!
Зато перед тем мы отмыли три блока по руслу реки, которую на время подвинули в сторону, пустив по подготовленному бульдозерами новому руслу. Опять же как завещал многоопытный Семеныч. И в течение полутора недель, борясь с водой, дренирующей от взбесившейся речки, откачивая ее обратно в реку двумя насосными станциями, намыли пятьдесят обещанных Семенычем килограммов. Ай да дед, ай да сукин сын! Ай да Блатной! Академик! А какая интуиция!
Работая по руслу ни шатко, ни валко, — ночью Захар вообще не мыл, поскольку бульдозеристы не смогли хоть как-то выкучить пески, ничего нельзя сделать, сырой грунт не слушается отвала, на подаче к столу растекаясь в стороны, — мы и вовсе получили неожиданный результат. Максимыч до обеда своим «тяжелым» смог подать на стол не более десятка раз... «Подачки на стол какие-то уцененные», — пытаюсь я, студент, ворчать на профессора Лыкова, когда вижу, как он мучается, не умея удержать отвалом сырой грунт, в то время как маленький бульдозер идет рядом, помогая главному подающему дотолкать до стола хоть что-то. От такой работы зевота рвет мне рот. Но какие съемки! Целая неделя — от трех до шести с половиной килограммов! Бенефис Блатного! По всему видно, в душе он поет. Мы эти песни слышим, но уже в обработке, в переложении на грязно-матерный, с вплетением всевозможных эвфемизмов и характерного для него набора междометий. В эти дни мы многое ему простили. Простил бы он нас...
В дни сатисфакции Блатного работая на съеме золота в колоде, обычно начинаю снимать замки на ее крышке и открывать металлические «двери», как только в виду оказывается машина со съемщиками и начальником. Подняв крышку, я с грохотом роняю ее обратно, поскольку и на ней тоже крупинки золота во множестве. В золоте и вся головка колоды вплоть до первого порожка. Мелкие самородки и «песок» устилают все пространство ковриков и ниже порога. Золото сыплется на наши робы, сапоги: рыжье на резиновых перчатках, оно везде! У меня из души всякий раз вырывается одно и то же:
— Я хренею от этих шашней судьбы! Мы ведь ничего не мыли!
— Не на-адо хрене-еэть, рано еще, — иронично, с пренебрежением «просит» меня начальник. Чего бы доброго, а яда у бабая в избытке.
Теперь о приключении номер два. Рубероид несколько дней гундосит: старательские харчи ему, видите ли, опостылели. Бывало, я в мониторке пек ему на углях в железной печи кусок мяса. Но мясо ему тоже осточертело. Тогда я отправился порыбалить. Не особенно надеялся поймать тайменя, однако на хариусов рассчитывал вполне: река стала выстывать, рыбешка покатилась из ключей в глубокие реки на зимовальные ямы. А ему выдал ружье и наказал без пары уток не возвращаться. Рубер, репа протокольная, как большой любитель вкусно пожрать, забросив ружье за спину, зашел в столовую и, набрав в дюралевую чашку вареного мяса с жареным луком, отправился на ближайшую выработку, посредине ее сел на горку галечника и стал ждать уток. Уток было много, однако, как впоследствии рассказал сам Володя, летели они не под ту руку, потому-де он не стрелял. Да и занят был. Но вот жратва закончилась, и, бросив тарелку на камни, Володя сосредоточился на охоте. А поскольку утки перестали летать, задремал.
Позже Рубероид рассказывал, будто и не слышал вовсе, как ОН подобрался, словно у НЕГО были крылья, а вокруг не галечник и сыпучие эфеля, а безвоздушное пространство, космос. Рубероид проснулся, когда огромный медведь подобрался вплотную, сунул подвижные ноздри в давно мною не чищенные от порохового нагара стволы покоящегося на камнях ружья и глубоко втянул в себя воздух, как наркоман дозу.
«Наркотик» медведя не торкнул, рыжий отошел на пару метров в сторону и забавно почесал о валун ляжку. Словом, косолапый старателя будто в упор не видит. На территории в прошлые годы отработанного полигона ОН ощущает себя настолько хозяином, что такая мелочь, как мужик в засаленной куртке и старом цигейковом малахае, просто не принимается в расчет. Затем мишка перешел к хозяйственным делами: зачем-то прикопался к бревну, оставленному на площадке старателями, следом поприставал к ржавой «звездочке» от бульдозера, а когда надоело, рыжий посунул по камням обрезок трубы. Лохматому все время хотелось быть как бы при деле. На расположенном рядом брусничнике, столь привычном медведю за многие годы, коему старатели лишь чудом не задрали рубаху, медведь отвел душу, подкормился и теперь был вполне доволен жизнью и жаждал деятельности. Посему, оставив трубу, мишка стал приближаться к оцепеневшему охотнику. В стволах ружья были патроны с мелкой дробью, но даже и будь ружье заряжено «на медведя», Рубероид не разрешил бы себе выстрелить. Для этого нужен характер Блатного, который, приведись, медведя мог бы и загрызть.
Рубероид выбрал иной вариант, как он сказал, «ооновский»: поднял ближний валун, и принялся лупить по нему дюралевой чашкой. Медведь прислушался. Поначалу музыка не нравилась. Впрочем, любопытства ради косолапый стал заглядывать через плечо охотника, подсматривая, по каким таким нотам исполняется произведение. Нот не видно, и медведь немного отошел в сторону. Взбодрило ли это охотника? Сие неизвестно. Но он стал наяривать на ударном инструменте активнее. Страх Рубероидом овладел всецело.
И тогда медведь взялся нарезать в ближнем от лабуха околотке круги. Круги делались то больше, то радиус их уменьшался. Рубероид перестал контролировать себя и принялся орать благим матом, взывая о помощи. Из людей послушать «музон» никто не явился, и тогда Володя принялся петь песни. Репертуар у мазутного рядовой застольный и не очень богатый, а в текстах бессовестно врет. Отдельные произведения исполнялись по нескольку раз, и это медведю окончательно осточертело. И как-то так, больше и больше увеличивая диаметр круга, мишка вдруг возьми и исчезни. Оставив ружье, но не переставая стучать по чашке, Рубероид помалу подался в поселок. Медведь и не думал преследовать. Может, оттого, что дух от Рубероида весьма специфический, если не сказать, тяжелый. А тут, в результате бесконтактного общения, и вовсе...
Когда Рубероид, войдя в балок, бросил на пол выгнутую наизнанку чашку, ставшую тарелкой, я, глупый, первым делом «не в строку и не в тему» взялся просить его сходить наконец в баню. Однако Рубероид послал куда подальше меня самого, как не посылал прежде. Без сил упав на нары, стал живописать всем заглядывающим в балок свою историю в красках. Сколь доставало красок.
— А косолапых тут в округе тыщи! — на сон грядущий, успокоил всех нас Максимыч. — Однако покамест харчить людишек они не станут. Ежели какой болезный останется в зиму или там «седун» прикорнет вместо берлоги у вывортня, тогда лучше не попадайся: закусит человеком, как есть закусит. Вот у нас в Якутии... — принялся Лыков пугать страшилками.
Далее:
57 - Власть негодует
58 - «Дракон»
59 - Рыжий
60 - Отмерил долю
61 - «У нас в Магадане»
1999–2000, 2013–2015 гг.
Произведение публиковалось в:
"Сам себе волк". Роман в трёх частях. - Благовещенск, 2017 г.