Золотая пыль. 61 - «У нас в Магадане»
Ранее:
56 - Уцененные подачки
57 - Власть негодует
58 - «Дракон»
59 - Рыжий
60 - Отмерил долю
К моменту, когда старатели из дневной смены участка поднялись, умылись и в морозных октябрьских сумерках стали пробираться к столовой, Рубероид уже заканчивает утреннюю трапезу. Сегодня в столовой он оказался первым, а посему вареные жирные горбушечьи головы увлеченно и неспешно «убрал» в сосредоточенном одиночестве.
Меня мучила бессонница: шумные вздохи, ночная колгота Ди и ее щенка Диогена оставили без сил. Медведь проклятый! К завтраку я опоздал.
— …У вашей лошади геморрой, — деловито сообщает Рубероид всякому, кто непременно желает откушать рыбьих голов. Однако возмущение народа прибывает.
— …Может, тебе еще и яблоков? — дал отповедь Рубероид очередному возмутителю утреннего спокойствия. — Луковичку разлупи, хохол, вот тебе и яблока, — советует чумазый Володя экспансивному гурману по кличке Горемыка. Тому самому, что делил славу и позор вместе с Лыковым-младшим на легендарном, теперь падшем, «Драконе». — Под Киевом тебя дожидают яблочки, бумагою туалетной перекладенные. Так шо, покуда они дожидают, — возьми луковку, хохол. У мужика из рота должно несть огнем, а не молоком. Как от китайского дракона! — учит Рубероид молодых задиристых бульдозеристов. Однако молодые, кои особо нетерпимы к несправедливости, наседают и требуют «сатисфакции». Горбушечьими головами, разумеется. Они даже Надюшку привели в волнение. Вот уж не думала, что из-за такой малости вырастет нешуточная перебранка, гляди, еще и до сшибки, до мордобоя дойдет.
— Да у нас в Магадане в артели этих голов, красной рыбы да икры было хоть каким местом жри! И никто за ими не давился. А тут подняли вой из-за двух голов! Пятнадцать?! Да хучь тридцать! У нас в Магадане и яблоков было, и арбузов... — привычно ударяет Рубероид на последнем слоге.
Лично я к нему не в претензии. Бог с ними, рыбьими головами. Тут бы свою уберечь!
— ...И виноград у нас не переводился, почитай, весь старательский сезон, — продолжил вспоминать сытый Володя былое, деловито перебирая рыбьи кости и намереваясь иные из них со смаком обсосать. — Виноградом кидалися. На консервы, на тушняк никто не смотрел. Тоже мне, нашли еду. А тут на чай выдают по банке рыбной консервы на двоих. Дожили. Раньше ехал на старание здоровье хруктами поправить, — привычно врет мазутный в слове. — Это после пьяной-то зимы. А ныне, однако, штаны б не оставить, — бухтит Рубероид, совершенно не расположенный добиваться прощения.
— А мы сегодня, лорд Самая-Мазутная-в-Мире-Фуфайка, почитай, не спали! Только под утро сморило, — продолжает задираться самый бойкий правдоруб из молодых бульдозеристов.
— Да не только самая эта... фуфайка. Он ить самая хитрая и грязная в мире задница, — поддержали молодых, шипящих и готовых ужалить, будто аспиды, бульдозеристы среднего поколения.
— А что… — лезет в очередь прокатиться по Рубероиду еще кто-то. — Мишки любят, когда мясцо с душком. Рассказывают, будто косолапые специально оставляют «мясло» попариться на солнышке. Чтоб духан стал шибче для аппетиту!
— Да заткнитесь вы! — прекратил перепалку вошедший в столовую Блатной. — С базой буду разговаривать. Чтобы выручать ехали.
Следующие полчаса начальник надсадно орет в трубку. Однако толком договориться не может. Слышимость отвратительная. Впрочем, возможно, ему элементарно мстят те самые многочисленные предовы родственники и друзья, что у кормила артельной власти, которых сам Борисыч обычно не празднует.
— …У меня вчера медведь двоих задрал! — орет в микрофон начальник. — ...Какая еда, какое сало?! Я не продуктов прошу, а стрелка хорошего, охотника надо! Охот-ни-ка! Да следователя пришлите и трупы заберите. Следака, говорю! Какие трубы, какая к чертям охота?! Это не мы, это вы там на базе с жиру беситесь!.. Я работать не могу, у меня тут косолапые в столовую ходют! Скоро всем нам головы поотымут… Какое там спят! Это шатун, наверно, или кто... Почему не лег?! Ты мне еще вмени в обязанность медведей по берлогам укладывать!.. Сами вы там закусывайте! Мне тут, кроме соляры, пить нечего!.. Какой соляры! Я уже заканчиваю промывку, гэсээма мне хватит! ...Как случилось? Ну как я тебе объясню при такой связи?! — выходит из себя Блатной. — ...Вот заладил: как да как!.. Нет, не шучу! Как? А так, млять! — до крайности накалился Борисыч. — Пошли двое на рыбалку, сети потрясти, а медведь встретил их и дружески спрашивает: как до метро пройти, господа старатели? А они ж, суки, слов нормальных-то не понимают! И ну на рыжего в мать-перемать. Ты сам-то помнишь, чтоб они хоть раз ответили тебе культурно?! Ага! Вот рыжий и обиделся… Да какое там раз-два и отпугнуть! Мишка с тяжелый бульдозер будет! Лапа, как корма у жены твоей, дуры… Вот и отпугнули. Один от медведя смог на сорок метров убежать, другой — на семьдесят!..
— Да-а-а… — тяжело, на выдохе, произнес Рубероид, покончив с головами и промакивая мазутным рукавом рабочую испарину на лбу. А тут и сеанс связи закончился. — …Спотел, будто сам с базой поговорил. Нету хороших новостей, мужики, нету. Как говорится, пришел бабай — отворяй ворота. Однако у нас в Магадане такого не допустили б. Чтобы какой-то паршивый медведь людям головы отымал?! Ни в жисть.
День на участке наполнен истерикой невнятного ожидания избавления от страха. Кому нужны станут деньги, если порвет медведь? Попробуй удержи рублем, коль в холодильнике лежат два трупа. Одним человеком мишка пообедал, отхватив руку и подъев бок вместе с внутренностями до самого позвоночника. Другого оскальпировал. Затем обоих неподалеку от места трагедии привалил сушняком, вроде запас сделал. Мудрый и рачительный, черт его задери.
Общались мы с этими ребятами немного, так, на бытовом уровне. Но ведь это были те, кто работал и жил рядом, и я вполне мог оказаться на их месте. Это будоражит воображение…
Уже после полудня пришел наливник, ведомый испуганным водилой, который хоть и храбрится, однако выходить из машины не спешит.
— Ствол, говоришь, привез? А зачем? — беседует с водилой невыспавшийся, угрюмый Блатной. — У нас своих стволов хватает, — нервничает начальник, разговаривая с водителем через едва приоткрытое боковое окно машины. — И дристунов вроде тебя хоть отбавляй. Ни золотье копытить, ни участок от произвола спасти, ни на чо не годные, млять, — расставил Блатной свои длинные ручищи, которые венчают две грабки — никак не меньше стандартной баварской пивной кружки. Тем более странно, что даже Блатной, похоже, нешуточно боится рыжего. Это Блатной! А что до нас, простых мирян, за спиной у которых ни дьявола, ни черта, то нам и сам Бог велел бояться, и мы честно боимся. Насколь хватает гражданской совести.
— Я «крутой» ствол привез, — разъясняет бестолковому начальнику участка водила. — И патроны. Патронов на всех медведей от Владика до Урала хватит. А карабин системы «Лось». Патроны к нему идут европейского образца, экспансивного действия. Их в Европе называют «дум-дум». Сохатого валят с первого попадания. Внутри всё рвет! Останавливающая сила запредельная, — убеждает молодой простоватый водила.
— Хорош болтать, специалист. Раз такой грамотный да продвинутый, пойдешь с моими мужиками медведя брать, — оборвал рассказ Блатной и, отвернувшись, стал прикидывать, кого отправить за компанию с водилой. Кого не жалко.
— …Мне не говорили! — орет в ответ прибывший, явно не стремящийся к славе. У него еще хватило духу перебраться в столовую, где он, похлебав наваристого Надькиного борща с ландориками вместо пампушек, уселся за столом и принялся истязать магнитофон. Песню крутит одну: сначала нервически, а потом уже и тупо, всякий раз с последней нотой перематывая ее назад, и попадает ведь точно, что говорит не только о вековой задумчивости нашего спасителя, но и о сосредоточенности. Это греет.
— Ну как там Дерсу, как там наш «Дум-Дум»? — спрашивают старатели, заглядываюшие в столовку просто потому, что на старании столовка — центр вселенной.
— Да никак, — ответствовали наблюдатели. — Уже в тридцать шостый раз слухает «Пройдут года, и я вернусь. Весной подснежник зацветет. И я в колени твои ткнусь. И прошепчу: ну вот и всё…», — подвел черту Рубероид, придремавший тут же, на замусоленной старательскими робами лавке. — И до того, считай, не менее как шишнадцать раз в колени ткнулся, — доверительно сообщил Лыков. — И того будет… Эх-х… У нас в Магадане бы…
Блатной тоже моментами заходит в столовую. Терпеливо ждет, что водила сам дойдет, сам созреет. Но тот не зреет. И терпение у Блатного лопнуло, он ударил по эмоциям матом. Делать нечего, подчинился и «Дум-Дум с наливника», как подчинялись все мы, мечтая избежать психоделического специфического, блатновского. На том же наливнике группа отправилась к месту, где накануне медведь сделал себе запас провизии. Слабо надеялись, что убийца окажется там. Да и ну бы его, если по правде!
Однако косолапый там. Производит раскопки и, похоже, негодует по поводу пропажи. Он оказался еще больше и страшнее, чем можно было себе это представить, рассматривая следы по свеженькой пороше.
В волнующей суете ожидания действия один из стрелков спрыгнул с подножки. Его примеру зачем-то последовал и водила. Едва прицелившись, стрелок трижды пальнул по цели. Медведь жутко взревел, сделал лапой судорожное движение, словно бы отмахиваясь, и камни полетели из-под него. Затем людоед будто бы даже сделал шаг в направлении машины.
Стрелок тут же сунул карабин в кабину, запрыгнул на подножку и истошно завопил: «Сваливаем!» Третий, остававшийся в кабине, принялся нервно вращать руль, и машина покатилась. Вслед ей бежит водила. Страшась повернуть голову в сторону преследования, он панически выкрикивает в свое оправдание нечто несвязное: «Слышь, это не я стрелял, это он!» Когда приехали в поселок, водила тут же объявил, что уезжает за подмогой. «Того медведя пулей не взять, тут пушки нужны!»
— Ты хоть трупы забери! — пытается приказать ему Блатной.
— Я покойников боюсь. Правда, с детства боюсь. Да и не говорил мне председатель покойников по тайге катать. У меня наливник или катафалк какой?! А из-за твоих мертвецов с меня еще половину месячной зарплаты слупят. Да и в чем везти, в емкости, что ли? В кабине? Жмурики за шесть часов оттают, потекут...
— Не оттают. С покойниками ты за три долетишь! — наседает Блатной.
Водила вообще отказался ехать в ночь. Однако, прокравшись к находившейся на прогреве машине, укатил. Без скорбного груза.
Взбешенный медведь, устанавливая в поселке порядок и всем своим огромным телом ощущая безнаказанность, за ночь порвал двух особенно докучливых собак. Затем рыжий ободрал бок свинье, специально оставленной для докорма «на дембель». Большего сделать не смог, поскольку тупая свинья забралась под вагончик, куда медведю пролезть не удалось. Рыжий раскачивает жилуху, нагоняя страху отдыхающей смене старателей, даже корячится подлезть под нее. Затем разворошил помойку, легко сорвав неделями нараставший ледовый панцирь. Погостил и у нас на полигоне, где в зимовье, будто ломиком, попротыкал консервные банки. Сплющил их, выдавил и сожрал содержимое. А когда, вконец осерчавший на докучливых старателей, узлами завязал рычаги в кабине бульдозера, выдержка нас окончательно оставила. Мы чухнули с полигона на двух бульдозерах, приехав в поселок занимать круговую оборону.
Нервный ресурс исчерпан. Ночью никто не спал. Ждем новых акций «босого террориста».
— ...Да какое тебе дело до моего аппетита! — зло отвечает начальник участка утром на дежурные реплики входящих в столовую. Зато по рации наобещали выслать вертолет с охотниками-промысловиками и следственной бригадой. Все заметно приободрились.
Последним в столовую пришел хорошо выспавшийся Рубероид. Демонстрировать радость жизни, когда на участке никто не спал две ночи кряду, — опасная наглость.
— Как связь, чего обещают наши благодетели отцы-командиры? — деловито спросил Рубероид, ставя в угол у входа свою «самую грязную в мире» фуфайку.
— Связь была как нельзя лучше, — с удовольствием поделились информацией молодые бульдозеристы.
— Это к осадкам, — установил поправочный коэффициент для обещанного с базы счастья Рубероид. — У нас в Магадане всегда так было: как связь хорошая, так жди непогоды.
— Брось, Владимир Петрович, отведай-ка лучше доброго старательского супчику. Надюша сготовила, — миролюбиво предложил Рубероиду Блатной. — Как говорит горнила, от которого у нас на участке пошли все несчастья… — Бабай поискал глазами Беркова, но не нашел. — …супчик что надо. А запах... — Блатной шумно втянул в себя воздух и от нахлынувшего, очевидно показного, счастья смежил глазенки. — Запах влагалищный. Очень рекомендуется для потенции. Съел тарелочку — и никакой тебе потенции.
Рубероид, понятно, отведал. И за добавкой сходил. А через полчаса крупными хлопьями повалил снег. Еще через пару часов его уже по щиколотку, а к концу дня — почти по колено. Потянул северный ветер и прямо на глазах надул метровые сугробы. Ни о каком вертолете речь уже не идет. Блатной звереет на глазах. Временами кажется, будто в его ушах булькает кипяток.
— …У нас в Магадане всегда так: в ноябре если зарядил, то на неделю, — размазывая по щеке мазутное пятно рукавом мазутной же робы, неспешно делится соображениями многоопытный Рубероид.
— Руберо-оид! — испепеляя бульдозериста лютым, ненавидящим взглядом, шипит Блатной. — Раз, сука чумазая, языком своим поганым накаркал снег на участке, пойдешь на своем бульдозере дорогу пробивать. И не дай Бог к утру, когда с базы придут машины, по трассе до развилки дорога не будет готова!
— А я что, я подневольный, — согласился Рубероид. — Лишь бы солярки хватило. А так... Чему быть, того не миновать. Что ж, коли вам не нужен боле опытный старатель Володька Рубероид...
…В полночь начальник на «вахтовке» отправился проверять, как идут дела на дороге. Исполнительный и редкостно надежный работяга, Рубероид уже сходил по марям до разрезающей тайгу трассы, а это двадцать километров. И теперь возвращается в поселок на участок. То есть дело сделал.
— Заглуши мотор, — приказал Блатной водителю «вахтовки», — проверю Рубероида на вшивость. Весь сезон промывки, зараза, проездил на бульдоге без заднего стекла в кабине. Все ему, видите ли, жарко было. Вижу, и на вскрыше намерен обходиться без него. Вот уж пофигист да лентяй, млять! И ведь есть же у механика стекла...
Когда бульдозер с опущенным отвалом медленно протащился мимо стоящей в густом ернике «вахтовки», Блатной догнал его и, запрыгнув на форкоп, запустил бульдозеристу руки под мышки.
— Рубероид… — заговорил Блатной характерным своим глухим с надтрещинами голосом, — бабай пришел, отворяй ворота!..
Каким образом во мгновение ока испарился девятипудовый мужик, так что Блатной не успел и начать говорить следующую фразу, остается загадкой.
...А бульдозер идет и идет себе вперед под горку. Сначала он неспешно забодал пригорок. Затем, накренившись, протарахтел гусками по насыпи из галечника. Столь же неспешно, словно усталый корабль пустыни верблюд, он ушел бы и дальше, да завалился в яму и заглох. «Если б Рубероид держал отвал ниже, как положено, бульдозер бы не угробили!» — доказывал позже Блатной специальной комиссии, приехавшей на участок для разбора персональных дел.
А бульдозерист исчез бесследно. Ночь стоит безлунная, и жутковато выходить из жилухи. Однако, борясь со страхом, неся в руках факелы, пропавшего в ночи честно ищем. И не можем найти. Хорошо еще, рыжий босой людоед больше не появляется.
— А может, он Рубероидом закусил, успокоился да спать пошел? Лежит себе под выворотнем довольный. А может, и в саму берлогу залег. Подстелил сенца помягше да и присапнул, — высказался в развитие темы шнырь.
— Тогда уж точно больше не придет, — дополнили соображение ровесники шныря, молодые бульдозеристы, на совете в столовой. К слову, заседания не прекращаются ни на минуту, поскольку находиться в балках старатели категорически боятся.
— Да не-ет, «мазутного» даже такая неразборчивая в еде скотина жрать не станет. Тем паче полпомойки уже схавал, подъел наши консервы на полигоне, — обмениваются соображениями старатели.
Пропал человек. Сидя в столовой, поминаем всех троих остатками браги. Никто ни от кого не таится. Справедливо заметили, что, в общем-то, человеком Рубероид был неплохим. Кому-то, не пожадничав, дал ключ. За кого-то отработал смену. Правда, в баню ходил редко, и, откровенно говоря, от него смердило. Свое барахло — фуфайку да робу — не стирал месяцами. Мог, никого не стесняясь и, похоже, мало понимая про стыд, напялить мазутные штаны на голое тело, поскольку белье тоже ленился стирать, накапливая его в пластиковом пакете вплоть до момента, когда белье уже и сквозь пластик начинает смердить. А заставить его подмести в балке пол казалось делом вообще немыслимым. «Мне оно не мешает», — успокаивал мазутный ревнителей порядка. И потом, честно признаться, задолбал он всех нас своими воспоминаниями о старании на Колыме: «у нас в Магадане то, у нас в Магадане сё…». Поэтому, взвесив все за и против, решили, что большой беды оттого, что рыжий сожрал Рубероида, не случилось. Это, казалось, не такая уж и большая плата за покой. Ну а Блатной все равно отмажется. На то он и Блатной.
А вот начальнику перспектива рисуется нерадостная. Поутру прикатит помощь, а вместе со стрелками и сыщики. Явится какой-нибудь «половник» Фаскудинов, а то еще и похуже — непьющий. И начнется травля. Припомнят дела на зоне. Начнут пытать, каким образом пробрался в начальники участка. Они ж суки... Кто-то на базе обязательно заноет: «Мы же говорили, что не надо человека с уголовным прошлым ставить над людями, даром что и план дает, и сверх плана. У него вон и золотишко пропадает килограммовыми самородками…» Словом, есть за что посидеть. Пошутил так пошутил. Лет на десять. Значит, опять тюрьма, опять борьба за выживание. Одно дело по-молодому, а когда тебе под пятьдесят, уже и реакция не та, и силы не те. Поэтому, идя утром в заново отстроенную баню, дабы хоть немного сполоснуть физиономию, Блатной ощущает себя совершенно растерзанным. Почти мертвым. Поплескав на физиономию из тазика, взял с вешалки свое полотенце и промакнул лицо, оставляя на ткани пятна грязи. «Умылся, называется».
И тут позади, с совершенно дьявольским скрежетом, стала отворяться дверь из остывшей парилки, потом случилась некая суета, падение сначала большого тела, затем тазов из «горки». У Блатного внутри все оборвалось. Впервые за многие годы после того, как он пацаном на толковище «сидел на пере» у первого на зоне урки, с ним случился приступ животного страха. Неужели это конец?! Так впахивать весь сезон, столько перенести, перетерпеть, преодолеть, чтобы столь бездарно кончить через эту безмозглую рыжую скотину?! Блатного взяла оторопь. Последним, что он очень невнятно боковым зрением увидел, была страшная харя источающего смрад проклятого животного, остановившего работу на участке. Совсем рядом — в метре!
И эта харя страшенно, сатанински, не то зарычала, не то прохрюкала:
— …А я так и не понял, мужики, у нас в Магадане воробьи-то ёсть, или как?..
Однако в эту секунду Блатной уже летел.
Начальник так и не смог позднее объяснить, как он, крупный мужик, непостижимым образом сложившись, умудрился рыбкой нырнуть в остекленное узкое оконце моечного отделения бани... Позже он утверждал:
— Даже если б председатель артели сказал мне: сиди, Витя, дома, и зарплата будет тебе капать в прежнем объеме, только сделай милость, покажь, как ты это сделал... я все равно не смог бы повторить тот отчаянный бросок.
…Кровь хлещет из головы Блатного, словно с убиваемого по пятницам свина. Добежав до столовой, начальник упал на лавку, отдавшись в руки тотчас принявшейся хлопотать Надежды. Дура-баба голосит еще шибче, чем в случае с Чугунком, но дело при этом делает, и кровь унять ей удалось. Прибывшие на место оперативники и с ними доктор оказались как нельзя кстати. О Блатном позаботился настоящий доктор — судмедэксперт, и, сунув носилки с начальником в крытую будку «вахтовки» вслед за мешками с трупами, машина отвалила.
Теперь Рубероида не подначивает только ленивый. Вспоминали в красках и деталях, как Блатной лежал на лавочке, еле дыша, а Рубероид, хорошо пропотевший хороняка, придя в столовую из бани, где он в парилке прятался от медведя, трезво рассудив, что на горячие камни мишка не позарится (в такой-то шубейке), первым делом кинулся к амбразуре и схватил кружку с компотом. Сделав несколько жадных глотков, уставился на истекающего кровью Блатного и заговорил:
— Чего это вы сделали с начальником, падлы? Совсем со страху сбесились, друг дружку рвать стали! Начальников берехти надо! Вот у нас в Магадане был начальник…
А медведя охотнику-промысловику добыть не удалось. Какое-то время опытный следопыт тропил убийцу по тайге. Пару раз с медведя за невинно убиенных едва не была получена сатисфакция. Потапыч, словно бы понимая, что шутить с профессионалом означает неминуемо получить в шкуре дырку, и не одну, охотника талантливо обманывал. Значит, оставалось уповать на то, что напуганный босой террорист все же где-то в таежной глуши залег и нам досаждать не будет. Только чересчур надеяться на это, скорее всего, не следовало. В общем, полнейший «дум-дум» и абсолютный «вижубуй».
Далее:
62 - Без паники
63 - Жизнь без Блатного
64 - Прохор в смятении
65 - «Прохор-удачник»
66 - «Босой»
1999–2000, 2013–2015 гг.
Произведение публиковалось в:
"Сам себе волк". Роман в трёх частях. - Благовещенск, 2017 г.