Золотая пыль. 43 - Письмо
Ранее:
38 - Совдепия
39 - «Золотая лихорадка»
40 - «Минус пять трудаков»
41 - Курочкин
42 - «Ботаника»
— ...Мля, щас я вас всех тут буду строить! — прибывший на участок «рейсовым вездеходом», вместе с почтой, провизией и документами, пьяно орет на весь поселок... Фаскудинов. Мы с Максимычем аккурат пришли со смены и, взяв банные принадлежности, собрались идти попариться. Обращение сделано, очевидно, с расчетом, что я немедленно его высоко оценю, тотчас примусь аплодировать сам и спровоцирую на овации весь старательский… бомонд участка. Нет, счастливы не все: Максимыч, имеющий отрицательный баланс при встречах с милиционерами, на всякий случай шарахнулся в балок — «Чур меня!» — чтобы ненароком не огрести горя. А я таращу на друга глаза, не умея понять метаморфозу, случившуюся с этим испитым полковником, сыщиком по призванию и авантюристом по складу натуры, во многом родственной мне душой!
— Ты че, мужик, совсем ополоумел от пьянства? — чуть понизив голос, счастливый и пораженный, стал я с Сергеем разговаривать. Однако тот мечется по территории мини-поселка и все ищет кого-то. И только в один из моментов, кивнув мне, проговорился: мол, с тобой, парняга, еще будет разговор. Теперь я уже действительно удручен. Ну не из-за нашей же несостоявшейся схватки с Блатным он сюда приперся. Кто об этом мог знать? Блатной — стена, скала! Может, с Сеаткой что-то?! Вряд ли. Я завещал Сереге ее охранять, как охранял бы его Милу, Милю, Милицию, приведись мне остаться за старшего на большой земле. В этом случае до последнего патрона от блохастых котов буду отбивать. И жизнь, если потребуется, на алтарь положу не задумываясь. Поскольку друг. Безо всякой уценки.
Но Паскуда словно и не замечает меня. «Заткнись!» — оборвал он меня на полуслове-полувсхлипе в ответ на предложение перестать заниматься херней. Нечаянный гость участка зашел в столовую, спросил, где начальник, и, узнав где, отправился в баню. Все еще ничего не понимая, я отправился следом.
— Ну шо, колобок, как у нас на участке с хищением золотишка?! — проорал Сергей заготовленную фразу выходившему из бани начальнику. — Щас всех мордами на землю покладу, шмон устрою, до трусов раздену!
— А хрен у лягушки видел? — автоматически среагировал расслабившийся, негромкий и неконфликтный после парной начальник участка. Я не мог еще раз не подивиться самообладанию и, главное, характеру Блатного. Однако Паскуда еще больше раздухарился: машет руками, грязно ругается.
— Меня, конечно, по рации предупредили: мол, едет мент-проверяющий, так что, если ты тот самый полкан-мент, то покажь «ксиву», а потом подожди меня в клубе, — твердо, но вместе с тем и без нажима проговорил все еще негромкий Блатной.
— Жду в столовой две минуты и начинаю активную часть! — гнет свою линию Сергей, как бы откладывая «активную часть» на некоторое время, но и обещая неприятности.
Я потрусил вслед за Блатным, чтобы рассказать, что к шоу не имею никакого отношения, что полковник, конечно же, мне лучший друг, но... Я ни одного письма с участка не написал, — совсем уж вскрыл я всю свою карту с козырями во главе. В общем, немножечко смалодушничал. Дык… растеряешься тут...
— На базе этот мент нашел в золотоприемной кассе за жестяной обивкой несколько самородков, всего на двести граммов. Совсем зажрались! — без удовольствия, но вполне доверительно открылся мне Блатной, когда мы шли с ним к балку — будто не было вчерашней сшибки эмоций. — Так что дело не в тебе. Хотя и в тебе тоже, — уходя вперед, странно качает головой начальник. Но обернулся и сквозь зубы обронил:
— Наверно, теперь кореш твой у нас все перевернет! Коли сховал где самородок — бегом сдать съемщикам!
«Ну и юморишко у тебя», — хотелось мне сказать в ответ. Ведь и в мыслях такого не было. Мы уже обсуждали с мужиками вопрос: брать или не брать. Сошлись на том, что лучше не брать. Поскольку, чисто прагматически, даже и сумеешь умыкнуть сколько-то песочком или же самородками, а сядешь на «червонец». Вещи несоизмеримые. У ментов доброжелателей из числа законно и незаконно участвующих в обороте золота хватает: сдадут легко. А ментам что? Для сыщика «золотое дело» — чистый праздник, сказочная удача! Тут тебе и звезд на погоны добавят, и рублем одарят. Золотое дело — заметное. Областная да и федеральная пресса неделю будет трещать, даже если в том деле всего сто граммов — в десертной ложке поместится.
Попив в столовой (в «клубе») кислого на жимолости кваску, я уже было пошел в балок, когда меня окликнул шнырь.
— Эй, мониторщик, это ты, что ли, будешь Ларионов?
— Как ты догадался?
— Чего догадываться: или это ты, потому что на участке других Геннадиев нет, или письмо по ошибке с другого участка забросили. Раз ты — держи письмо. Плясать не надо. Я сам сегодня с этим гребаным Блатным так наплясался, что тараканы в глазах бегают. Замучил, собака! Хоть бы разочек перасапнул.
Вот чего я не ждал, так это письма. Газеты я еще листаю. И то единственно затем, чтобы проследить ротацию борзописцев: кто куда перешел. Я не позволял себе вчитываться в тексты газетных материалов, решив от этой чуши собачьей отдохнуть. Затем в тайгу и приехал. А писем пока не было. Да и не ждал, если честно. Отец не напишет. Матери нет. Сестра что-то делит с очередным мужем, ей не до меня. Племяши ждут, когда вернусь со старания и насыплю им в подставленные шапки. И насыплю… — на компьютер и на мотоцикл соответственно, я решил и даже обещал. А письмо… если только бабуля Анна. Ее эпистолу почитал бы с удовольствием. Люблю я ее неспешные рассказы: «…Бывалчи отец с ярманки привезет мне ленту атласну…»
Я удивился трижды. Письму — во-первых. Письму именно от Исё-Ольги — во-вторых. Поскольку девчонки, с кем доводилось когда-либо покувыркаться, обычно сохраняли со мной теплые отношения, однако зачастую повторить опыт не рвались. Может, в постели чересчур озоровал? И трезвым бывал не всегда. Третье, что меня удивило, — как эта деваха сумела Лариошу отыскать? Ай да Исё! Неужто оленей всех нашли да муж вернулся в Куликан? Ну я же говорил: умная девчонка. Умная!
«Привет, Гена!!! Из любопытства написала на телевидение, на радио, во все областные газеты. Тебя нигде нет. Расстроилась. Два месяца поскуливала, как брошенная собака, покуда не пришло сообщение от журналистки из газеты для женщин: оказывается, золото добываешь. Я не удивилась, поскольку немножечко твою авантюрную душонку знаю. Журналистка сочувствовала, что я беременная и к тому же одна. Просилась приехать на Куликан да сделать газетный материал. Я не разрешила. Все-таки тираж их газеты аж семьдесят тысяч. Я против жизни напоказ. Словом, прости, Геночка, ненарочно получилось: поплакаться было не перед кем, немножечко открылась. Но там все пустое, сочувствие холодное. Тиснули крохотную статейку, мол, эвенкийку заморочил известный журналист и бросил. Однако не переживай, без фамилий.
Зато еще через две недели пришло письмо из другой газеты, где сказали, кто может знать, где ты конкретно. Это была красивая женщина, которая областные новости рассказывает, Сеата Алексеевна Ларионова зовут. Я поняла, кто она тебе. Все равно спасибо ей. Ироничная такая, рафинированная интеллигенточка. Просила передать привет. Я и передаю. Теперь я знаю, где ты. Прости, Гена, еще раз, ну плоховато было, честно.
Ген, ты не беспокойся, плод развивается нормально. Я это понимаю, поскольку по акушерству и детским болезням были сплошные пятерки.
Картина вокруг, конечно, не самая радостная. Нынче многие рожают, не разумея, как будут растить дитя. Я и сама поселковым говорю: сто раз отмерьте... Но я еще работаю, а сейчас платить стали лучше.
Дядя Костя, недавно приехав из тайги, сказал так: зимой добыча будет хорошая, поскольку по-трезвому наблюдал, как падали листья с ольхи. Такие у него чудные приметы. Мой отец тоже на соболях. Говорит, выручит, если что. На всё хватит.
Спасибо тебе за ребеночка. Хотя еще доходить надо. Ты не подумай, будто я навязываюсь или что ты мне должен. Я просто так. Может, заедешь, когда. Да мальчишка увидит отца. Ты умный. И талантливый. А какой классный материал про дядю Костю вышел! У нас в поселке, почитай, у каждого кассета с фильмом есть. Дядя Костя сам смотрел его раз сто. Аж кассету затер напрочь. Посмотрит, требует вернуть назад, посмотрит еще пару раз и пьет, и плачет. Особенно когда про Розу. А как здорово ты рассказывал мне про стрингеров, про кобру. Помнишь? Отработай да, что ли, приезжай. Я уже прикинула, где будет фундамент нашего будущего дома».
— Твою-у ма-а-ать... — это все, что могу сказать себе по прочтении почтового отправления замечательной своей непосредственностью девчоночки. То-то лукавая шаманка Сеата эдак с издевочкой бросила мне при прощании: «Ольга Задушевная, говоришь…» И еще кое-чего сказала, ну совсем уж непечатное. Прежде такой я ее не видел. Получается, информация обогнала меня, возвращавшегося из командировки?
Затем я стал уговаривать себя: спокойно, мол, Гена, спокойно, надо выжить, надо переболеть, будто в детстве ветрянкой: да, сколько-то походишь с пятнами бриллиантового, но пройдет же. Как говорят хохлы, нэма базару, с Ольчиной эпистолой познакомились в городе все, отксерокопировали, из рук в руки передавали, языками цокали, юморили. То-то, когда в последний раз приходила АХ, мне всю ночь снился Калязин. Спокойно, Гена. Спокойно. Ведь это же не бежать с матрасом по стадиону, это же не бежать по льдинам, когда под тобой толща воды в пять километров... это же... Спокойно, Гена. Только спокойно. С Сеатой кончено?.. Сердце готово взорваться, но я сопротивляюсь изо всех сил. Надо заставить себя думать об отвлеченном. О чем? Ну, вспомни, Ген, как Мухин один день командовал подлодкой. Вспомни! Мы с Серегой частенько вспоминаем тот шальной день. Иногда я столь талантливо могу настроиться на любимую волну, будто вернулся туда и переживаю все здесь и сейчас. А если вспомнить, послушать запись, выпить хорошего коньячку, еще послушать — любую, самую острую душевную боль как рукой снимет.
…Серега проявил агентурные способности, еще будучи старшим матросом, командиром отделения связистов на подлодке. В центральном отсеке в ходовой рубке им были установлены чувствительные микрофоны подслушки, так что о наказаниях, о грядущих отпусках мы узнавали в тот же час. Много чего узнавали. Особо ценное записывали на пленку магнитофона «Тембр-2». Полученную при несложном монтаже компиляцию слушать одно удовольствие — и за двадцать последних лет ничуть не надоело.
Далее:
44 - Мухин и Багола
45 - Шоумен
46 - Горит баня
47 - Засланец
48 - Прохор Калязин
1999–2000, 2013–2015 гг.
Произведение публиковалось в:
"Сам себе волк". Роман в трёх частях. - Благовещенск, 2017 г.