Золотая пыль. 37 - Грибная болезнь
Ранее:
32 - Одеколон «Наташа»
33 - Письмо жене
34 - Нашествие тварей
35 - «Вор в законе»
36 - «Террорист»
Мы с Максимычем и Рубероидом накануне походили по соснячку, набрали первых маслят. Идея принадлежит Максимычу. Hадоели ему австралийская говядина (скорее, мясо кенгуру), рыбные консервы, огромные Надькины котлеты и вообще все. «Вообще все» отчего-то решено перебить именно жареными грибочками. Другие идеи были, но требовали нешуточного сосредоточения сил, а напрягаться никто не желал. А грибы — вот они, по опушкам, колкам — часто маслята, реже жизнеутверждающие белые и красноголовые подосиновики. Мы собрали это разногрибье в три ведра, в ведрах же и замочили их. Проснувшись перед сменой пораньше, грибочки я почистил и приготовил к жарехе. Берков накануне научил Рубероида, что мужикам нашего балка не хватает гормонов радости.
— Слышь, Генка, надобны гормоны радости, иначе звиздец, — зашел издалека Рубероид. Я доложил Володе, что мыслю недостающие гормоны получить от еды, от грибочков, то есть.
Hа смене, пока дикоросы доходили в огромной, во всю печь, жаровне, мои компаньоны откровенно саботировали работу. Всяк считает своим долгом проинспектировать мониторку, чтобы спросить главное: ну как там наши грибочки? Словом, не дотерпели, не дали прожариться в грибном соку, как следовало бы, даже репчатому лучку и специальной травке, принесенной Максимычем «для духу и от бутулизьмы».
Теперь сожалею, что весьма робко просил товарищей по борьбе подождать, чтобы блюдо дошло. И чем скромнее предостерегал, тем большая их охватывала паника, каждый видел в моей терпимости подвох. Вся смена скопом как с ума сошла. Оставив прибор и свои бульдозеры, мужики скучились в мониторке, чтобы поучаствовать в помешивании. И с каждой минутой грибов, то есть, конечно, гормонов радости, становилось все меньше и меньше. И вот, не вытерпев, — так бежит, бросая оружие и боевые знамена, надломленное войско, впереди которого генералы — Рубероид да Максимыч, — мы бросились к жаровне. Хоронясь от халявщиков с соседнего полигона, нажрались от пуза. От души поели. Еда сытная, и на удивление хватило всем. Зря мы толкались у печи, в каждом вновь входящем видя врага. И всеобщее радостное состояние, действительно, наступило. Ну а Максимыч после всех произвел еще и зачистку территории. Жаровня вновь заблестела.
Первые симптомы «грибной болезни» обнаружились у Рубероида.
— Очень уж ты ранимая душа, — подначивает мазутного Максимыч. «Душа» Рубероида, действительно, добро не приняла. Поначалу из бульдозера мазутный выпрыгивал оправиться всего на пару минут. Столько времени требовалось, чтобы сбегать за кучу песков внутри отрабатываемого блока. Затем процесс пошел шибче, и Володя стал все делать с гусеницы бульдозера, без отрыва от производства. Но и это не спасает. Ему пришлось выбросить из кабины сиденье и элементарно сесть на ведро, коим обычно подливает в радиатор водички. Да и выбора у мужика нет. На полигоне появился Блатной, поэтому подача на прибор пошла сумасшедшая, едва успеваю промывать. Горжусь Рубероидом, глядя, как, сосредоточенный на подаче песков к промывочному столу, он всякий раз мелькает — весь такой увлеченный и собранный, сидя на измятом мазутном ведре, у меня перед глазами — туда-сюда, туда-сюда. Hа второй скорости к промывочному столу. Hа четвертой — обратно к борту почти отмытого блока. На второй с грунтом — к столу…
Максимыч занемог позднее. Он сколько-то храбрился: моя, мол, кишка знавала и не такое, на тюрьме крыс да кошек жрал. Однако подкосило и ветерана. До конца смены дотянул, но, едва пришел сменщик, толком не передав вахту, Лыков заковылял на ватных ногах в поселок.
Достали животные боли и меня. Несколько раз сдавался рвотным позывам. Рядом, за мониторкой. А затем элементарно превратился в придаток к жлыге. Уже руль таскает своего жлыгаря из стороны в сторону, превратив из ведущего в ведомого. И мстит мне за насилие, мстит и мстит. Остается пьяно молить Бога, чтобы скорее закончилась смена, да упасть бы живым на лежанку в родненьком балке.
— Шо, грибов нажралося? — критически осмотрев, заключил Захарчук. — А я тоби говорив, — по-хохлятски ударил он в слове «говорил» на втором слоге. — Дурнэ добро до добра не доводить!
Я не помнил, чтоб он мне когда-либо говорил про грибы. Поскольку его не очень-то заставишь их собирать. Чернобыльских, должно, обожрался.
Вахту я сдал. Но теперь не уверен, что сумею живым добраться до балка. Особенно невероятным представляется вот что: как бы приступом взять сопку, где расположился поселок.
— Проклятый Блатной, — бессильно кляну начальника. — Будь вахтовка, хоть довезли бы. Все экономит на нас.
До сопки я добрался. Но большего в этот час не смог, упал без сил у подножия. Лежу, мутит, голова необыкновенно тяжела. Жизнь леса слышу, однако реагировать нет сил. Вот будто бы змейка переползла через меня, по телу пробежала судорога, рептилия испугалась, зашуршала редкими листочками и травинками между сосен. А может, то мышка. Очнулся. Ночь. Разыгрался братишка-ветерок, посвежело, и будто бы стало чуточку легче. С тоской подумалось: хоть умри тут, и ведь только к выходу на смену кинутся, где этот чертов Драматурх, грибной затейник и провокатор, млять. Сдох? Черт с ним. Заройте в эфеля. А кто сменит Лариошу?! «Но ты всего этого хотел: бежать от жены, синдром трех «б» у него, видите ли», — напомнил я себе и пополз вверх по склону.
— …Скорую помощь вызову, — спокойно ответил начальник, живо, но чуть нервически откликнувшись на естественную просьбу Рубероида о квалифицированной врачебной помощи. — Hо «вертушка» исключительно за твой счет. А стоить это тебе будет в аккурат две сезонных зарплаты.
Володе тотчас заметно полегчало.
В муках мы отработали следующую смену и, дошагав до жилухи, повалились на нары.
— Я восемь пасок отсидел по зонам, но так хреново никогда не было, — коротко выговорился Максимыч. Попили крепкого чайку, в голове все еще гудит и мутит даже на шконке. Но кризис миновал. Несколько ожили и старшие.
— Однако славно погурманили, — как бы подвел я промежуточный итог нашей грибной опупеи. Мне не ответили. И только Максимыч, повернувшись ко мне с нар, попросил:
— Побазлай чего, а, Генка? Дедушке будет так приятно.
Я вновь попытался вывернуться. Это старикам не понравилось.
— Лучше ты, Максимыч, расскажи, за что срок мотал. А то ведь у меня, собственно, и биографии никакой нету. А записи в трудовой скучные, как справочник по политэкономии, — мирно прошу ветерана.
— А че там... ну, работал водилой на наливнике. По зимнику трелевали в артель солярку. А я всегда брал в рейс ружьишко: где-то глухарец, смотришь, у дороги голосует, или там рябец. А то и сокжой. Раз, помню, поднимаюсь на сопку, а они вот они — рожки витые тонкие, толпой на дорогу дикие олени выбежали и шарахаются по колее туда-сюда. А вожак, видать, о женщинах гарема задумался, да сплоховал. Одно зло от мыслей про баб. Ну, я им в угон и засадил картечь-самокатку. Двоих мечтателей вывалил, килограммов по шестьдесят. Всю зиму с мясом был. Раньше интересней было по тайге ездить. Пока по городу да около — возил стволик наверху, в пожарном ящике с песком. А как тайга, я его доставал да рядом на сидушку клал. И вот раз иду ввечеру с соляркой, нагоняет меня «жучка». «Подрезали», будто гангстеры в кине. Морды наглые, пьяные, да еще орут: давай бензину! Я спокойно им так говорю, вроде как я в Киеве на Крещатике: хлопцы, всегда ж можно спокойно договориться. Нет, им давай быстро, и все тут! Еще и в рожу кулачишко тычут. Не то чтобы шибко больно, но обидно. Мне такой сценарий сразу не понравился. Не Голливуд, в общем. Ну ладно бы раз, а то один с одной стороны охаживает, а второй с обратной. Ладно, говорю, пейте, чудаки. Сунули шланг в емкость, слили в бак, сколь вошло до обратного отливу, вместо спасибочки обматерили, попрыгали в свою «жучку» и пытаются отъехать. Телега, понятно, не едет. У меня ж в емкости, ить, не бензин, соляра зимняя. Залез наверх и жду у ящика, где стволик хороню. Идут. Один с палкой с одной стороны, второй с фомкой с обратной. Че, мол, не сказал, собака, што везешь не бензин, а соляру... Ну, я достал «тозовку» и положил обоих. Одного с одной стороны, другого — с обратной. Hадоело морду подставлять. Я же их даже не знаю. Ладно бы пили когда вместе, тогда бейте на здоровье...
— А как на зоне бедовал, Максимыч?
— А что зона? Кича — тоже государство. Верхи живут за счет плебеев. Вроде плати десятину, налог то есть, — и тебе хорошо, говорят, будет, и все вроде правильно: так повелось, так всегда было. А на деле общак достается верхушке: и чаек, и сушки, и колбаса, и курево, и косяк. Когда-никогда бросят щепоть махры или там дури плебеям на драку, чтоб не бузили и вроде соблюли видимость порядка… Словом, хоть в тюрьме, хоть на воле — кругом одни падлы. И Блатной, скажу тебе, еще далеко-далеко не худший вариант. Хоть и волчара.
— …Читай ботанику, — потребовал Максимыч, когда мы, в очередной раз запив вчерашние термоядерные грибы крепким чайком, попадали на нары и стали каждый себе потеть. Мне отступать некуда, я предпринял попытку «читать ботанику».
— Ладно, — показал я обществу, что пусть и нехотя, однако же уступаю давлению коллектива. — Перескажу вам книжку моего товарища, историка по образованию. И я стал рассказывать им про моего виртуального товарища. Но увлекся. К моменту окончания вводной части, в балке все, кроме измаявшегося за сутки безделья Рубероида, уже спят. Для одного читать не будешь, какая б ни была ботаника. Что ж, видать, не ту ботанику им предложил. Это тоже опыт. Я подумал вот еще о чем: мне, конечно же, эта проверка на память нужна. А то уж совсем в себе разуверился: вон и планеты не по тем эллипсам у меня летают. Начну, когда товарищи будут живее. Все-таки вырабатываются мужики настолько, что и пожрать-то не всегда сил достает. Валятся на койки, будто после марафонского забега.
Далее:
38 - Совдепия
39 - «Золотая лихорадка»
40 - «Минус пять трудаков»
41 - Курочкин
42 - «Ботаника»
1999–2000, 2013–2015 гг.
Произведение публиковалось в:
"Сам себе волк". Роман в трёх частях. - Благовещенск, 2017 г.