Золотая пыль. 33 - Письмо жене

     Ранее:
     28 - Кирпичный завод
     29 - «Драматург»
     30 - Эллипс
     31 - Дорогой грамм
     32 - Одеколон «Наташа»


     Настал долгожданный день первой съемки золота. Мы все немного устали от ожидания. Обычно пчелы-старатели к этой поре в свои хатки уже изрядно медку натаскивают. Мы во всей артели начали последними. Что делать, сценарий писал Блатной. Преда на базе нет, так донимают его шестерки:
     — …Ты уже замылся?! — взывают по рации.
     — Да умылся, умылся! Что ж вы думаете, мы здесь в тайге, как цыгане, живем, совсем уж перестали быть людьми?! — орет в ответ Блатной.
     — Я спрашиваю — съемка была уже, была съемка?!
     — Да емкости под соляру еще по зимнику наполнили. Все как есть под крышку, —издевается Борисыч.
     — …Как вас там, на базе, много! И все прибывает начальников и прибывает, — угрюмо проговорил Блатной, кладя трубку рации на рычажок. — Чую, трудно мне будет нынче всех вас прокормить.
     — …Не боишься, что там, в колоде, никакого золота нет? — неумно спросил я начальника участка, когда тот пришел в мониторку вместе со съемщиками золота. Блатной нарочито сосредоточенно, или даже степенно, налил себе крепкого чаю, затем отправил съемщиков в колоду и тогда уже заметил, обернувшись ко мне, будто наконец найдя выгодный ракурс для проникновенного и многозначительного монолога в камеру:
     — Кроме атомной бомбардировки и болезни близких, я ничего не боюсь. В этих двух случаях поделать ничего не смогу. Во всех других — легко. — Затем распорядился: — Слышь, Драматург, сегодня во время съемки можешь перекурить, со стороны поглазеть, я буду в колоде. А завтра готовься помогать съемщикам. Нужен будет помощник. Мы не можем себе позволить снимать металл дольше... чем можем, — определил мне место на сезон начальник. И перемахнул через борт колоды, в которую, надо полагать, за двое суток мы чего-то да намыли, натаскали.
     Было ощущение, что, даже когда бешеная промывка песков приостановилась и в колоду забрались съемщики, ее, этот двухшлюзовой металлический прожорливый пенал, все еще раскачивает напряжение работы. Хотя в голову колоды в эти минуты не бьет тугая струя пульпы, а подается лишь малая струя для промывки ковриков.
     Трудно унять любопытство, и я спрашиваю съемщика: мол, как там, в колоде? «Два и два», — показывает мне на пальцах съемщик. Два двести, что ли? — не могу врубиться.
     — Это много или мало? — спрашиваю еще.
     — Достаточно.
     Ну и гарно, значит, Захарчука я не подвел. Притулившись к работающему насосу, достал заготовленные листки бумаги, подложил под листы кусок картона, и карандаш побежал по линованной бумаге. Я делал набросок письма для жены Рубероида.
     «Кроме атомной бомбардировки и болезни близких, я ничего не боюсь. В этих двух случаях поделать ничего не могу. Во всех остальных — легко. Так я думал прежде. Пока пять лет назад сам не заболел неизлечимой болезнью. У меня где-то глубоко внутри растут язвы на почве какого-то маниакального восприятия телегонии. Есть такая околонаучная теория.
     ...Сексуальная революция, как любая революция вообще, ведет не к совершенствованию общества, а к его генетичекому вырождению. К сожалению, прямо ли, косвенно, хотелось мне верить — косвенно, эта чертова революция коснулась и нашей семьи. Возможно, родись мы на сто лет раньше, все могло быть совсем иначе. Ведь исстари русич был нетерпим к разврату, и трудно даже сказать, у какого народа в европах взгляды на устройство морали были более пуританскими.
     Я жил полным невеждой, покуда не столкнулся с людьми верующими. Насколько справедливы священники, предостерегающие от брака с недевственницами! Я сам пришел к пониманию этого через море сомнений, через адские муки сознания! Конечно, столь знаковое суждение требует глубокого осмысления, оно может показаться и диким, и абсурдным. И все же в этом есть некий резон. То есть почему некий (опять это мое слово-бич!)? Вполне понятный резон.
     Дело в том, что генетический материал самого первого самца, попадая в организм самки, изменяет сам генотип организма. И в дальнейшем яйцеклетки формируются уже с учетом поправки. Наташа, когда мы сошлись, у меня не было такого знания. К сожалению. Я думаю, не было его и у тебя. Однако это ничего не меняет. Все годы нашей совместной жизни я думал: на кого же похожи наши дети, чего они глядят на меня исподлобья, как бешеные собаки, всегда готовые оставить свои заразные зубы на моем истрепанном на старании теле? И только теперь, вооружившись знанием, я нашел отгадку на мучивший меня столько времени вопрос. Получив в жены женщину, генетически подпорченную первым — или первыми? — половым партнером, я имею... Имею то, что имею. Потому что родного отца, пусть иногда, может быть, и пьяного, по-настоящему родные дети только за то, что он уронил на пол мебельную «стенку», выпил одеколон или съел мыло, подвергать обструкции не будут. А родная жена только лишь за флакон одеколона из семьи не турнет и морально травить не станет.
     Ну что же, детям я все прощаю. Единственно, ребятам желаю взять в жены девственниц, иначе они обречены всю жизнь ощущать себя чужими уже с собственными детьми. А дочка пусть бережет себя для одного, коему суждено стать единственным... Такое мое завещание».
     Наворочать воз дерьма без лопаты или вил мне раз плюнуть. И откуда что берется! Иногда я даже пугаюсь этой своей способности. Тут вот важное, жизненно необходимое, про те же солнце, луну и другие планеты, голова не удержала. А очевидную бредятину — пожалуйте! В общем, заронил себе в душу. А теперь, при случае, враз и освободился. Настоящий оргазм. Извините, кончил!
     Рубероид ведь не указал мне направления, в котором надо рыть, вот и пришлось решать его проблему как Бог на душу положит. Он положил таким образом. Словом, я тут ни при чем: «Ты, Генка, грамотной, сам все понимаешь…» Единственно, из разговоров в балке, столовой да на полигоне я вынес для себя, что детей у него трое, что есть дочь. Я прикинул: все они как раз должны решать проблему первого брака. То есть минимум информации у меня есть. Дальше дело техники. А я ею владею. Зря на меня наезжала Злобная Карлица, публично говоря обидное: «Хочется читать Пушкина и Лермонтова, в крайнем случае Рождественского. А приходится читать и править Ларионова». Сан Сергееич с Михал Юрьевичем про телегонию и не слыхивали. Догадывались, конечно: тоже накувыркались со своими подружками будь здоров, оттого до сроку и сгинули.
     — Дети у тебя отошли? — спросил я Рубероида, забежавшего на минутку в мониторку хлебнуть чайку.
     — Хто? Дети? — округлил глаза мазутный Володя.
     — Ну не воды же, — заерзал я по листвяковой чурке, на коей примостился в ожидании окончания съемки.
     — Отошли. Двое отошли, а пацан не отошел, — округлил глаза озадаченный Рубероид.
     — Тогда держи писулю. Это твой заказ. Не скрою, Володя: было озарение… — прячу издевку в растительности на изрядно обросшей морде. — …Но прошло.
     — Написал, как для своёй? — настороженно спросил заказчик, все-таки уловив в тональности издевку.
     — Ну, как тебе сказать... — замялся я, не зная ответа. — Иногда я своёй и не такое говорил. Только устно, без этих эпистол. В запойные периоды. Она меня словесным киллером прозывает. В общем, смотри сам. Что не так, поправим.
     — Капризная твоя баба, визжит? — попытался уточнить Рубероид.
     — Нет. На пару с Ди мы ее завсегда перегавкаем. Скорее даже смирная. Любит сильно. Мне кажется. Да и я… Просто... Напиши я ей такое, она и сюда за мной «санитарку» из психушки пришлет. Все-таки документ. Почерк сверить можно. Это уже состав... А твоя… Как она на расправу, скорая?
     — Да мирная она. Золото баба! — глубоко и чувственно вздохнув, уронил фразу старатель. — Только иногда так посмотрит... Hу ить и я не подарок. — На эти слова я развел руки и цикнул сквозь зубы себе под ноги: мол, что у них всех есть общее и замечательное, то есть.
     ...Остаток смены принужден рассказывать всем работающим на полигоне — со слов съемщиков и Блатного, — сколь солидна съемка, какой металл, чего надо ждать завтра. Общая кривая настроения поползла вверх.
     Значит, не зря мы столько дров наломали. Реальных дров. Прежде чем вгрызться в предтеррасье, отвалами бульдозеров снесли удивительной красоты березовую рощу. Ее умело, талантливо, изящно и художественно похоронили под торфами.
     Через пару недель на участок приехали отдохнуть от жен да поохотиться на диких копытных замы преда. Привезли они почту, посылки. Заветные ящики — в основном хохлам, крепко заскучавшим по салу. Мне никто не написал. Впрочем, и я ведь не расстарался.
     Я спросил Рубероида, пришел ли ему от жены привет. Пока нет. Странное дело: я не мог даже припомнить, чего я там ему набубенил на бумаге, «картинка размылась», словно бы снимал вынутой из воды видеокамерой. Мне смутно запомнилось только про собак. Хотя почему про собак-то? Ах да, вместо постскриптума я приписал: «...Даже сучек путние заводчики в первый раз стараются случить исключительно с породистыми кобелями. Подпусти близко безродную дворнягу, и всё! Потом сучка так и будет на всех последующих пометах нести след убожества. Мой товарищ по комнате, он по специальности драматург, не уберег свою Ди, сучку-восьмилетку, запрыгнул на нее бестия дворняжской породы, так и пошла породистая животина плодить вислоухих...».
     Я протянул руку и с удовольствием нашарил в пространстве под нарами холодный нос Ди.
     — Ну что, женщина, с кем в этот раз ты своей великой лайско-волчьей породе изменила? Не скули и не виляй хвостом, виноватая! Hаблюдал я, как эта позорная кодла тебя делила, допрыгнуть не могут макаки, а все туда же — производители, мать иху… — стараясь говорить негромко, общаюсь с Дианой.

     Далее:
     34 - Нашествие тварей
     35 - «Вор в законе»
     36 - «Террорист»
     37 - Грибная болезнь
     38 - Совдепия

         1999–2000, 2013–2015 гг.

   

   Произведение публиковалось в:
   "Сам себе волк". Роман в трёх частях. - Благовещенск, 2017 г.