Золотая пыль. 30 - Эллипс

     Ранее:
     25 - Дружба народов
     26 - Лыков
     27 - Диана
     28 - Кирпичный завод
     29 - «Драматург»


     — ...А Драматурга на откачку, — за завтраком объявил мой номер Блатной в перечислении назначений на работы.
     — Однако нынче помоем золотье, — шырнув ложкой в бочину так, что я вздрогнул, своеобычно поздравил Лыков-старший со сдачей экзамена на гидромониторщика. Но я понял и другое: погоняло Драматург благодаря Захарчуку теперь прилепится ко мне накрепко. С этих волков станется.
     — …Ну вот ты все про другие миры болтаешь, Драматург, — пытает меня в обед в мониторке Рубероид, — а вот скажи мне такую вещь: отчего планеты по небу летают, а друг с дружкой не сшибутся?
     — Это что, загадка такая? — Привыкнув к подначкам, в этот раз не могу определиться, где подвох.
     — Нет, уж будь ласков, ответь по существу. А то уныриваешь от разговору, будто рыба какая. Не знаем, ни кто ты, ни есть ли у тебя баба, — принялся Рубероид будить во мне силы, коими я не располагаю. Поэтому тут же уныриваю под корягу.
     — А при чем здесь баба?
     — Ну, не хочешь про бабу, так читай ботанику про миры, — настаивает Рубероид. — Или про то, как тебя угораздило драматурхом стать. Да мало ли на человеке может быть грехов, — уклонился старатель от прямого разъяснения, какого лешего ему надобно. — Читай ботанику — и все тут. То есть рассказывай публике что-нибудь в целом известное, но и чтобы всем интересно. Должен же быть в балке, на полигоне хоть кто-нибудь крайний, чтоб мучился, когда другие отдыхают. Не Максимыч же…
     — Да, про миры давай, — поддержал Рубероида Максимыч, доедающий большую, с совковую лопату, котлету.
     — Я вам диск-жокей, что ли? Жрете, а я перед вами руками маши... — пытаюсь дать отлуп. Но потом, вместе с Ди прикончив котлету и собрав ей из остатков старательского харча, я все-таки слегка ослабил оборону.
     — Ну вот, допустим, твоя лысина, Максимыч, — это Солнце. Она вроде как центр нескольких эллиптических окружностей разных диаметров. Эти окружности и есть орбиты. По ним-то планеты и кружат вокруг Солнца. Самый ближний к Солнцу — Меркурий. Допустим, Меркурий — это я. Раза в два, по-моему, дальше Венера. Это ты, — кивнул я Рубероиду. — Еще дальше Земля. Она больше и Меркурия, и Венеры. Это Степа, который одной рукой ковыряет спичкой в зубах, а другую запустил в штаны и что-то сосредоточенно ищет, — делаю малосущественное уточнение. — …Ага, нашел. Дальше Земли Марс. До него как до Степиного бульдога. Потом вроде Юпитер... Или Сатурн. Забыл, — честно сознался я. — Но еще дальше Уран, Плутон и Нептун. Последний в этом ряду находится в кромешной тьме — так далеко от Солнца, что лучи светила до него не пробиваются.
     — И все-таки, как они крутятся и не сшибутся, коли бегают по эллипсу со скоростью картечи даже и в потемках? — заупрямился Рубероид.
     — Щас Блатной припрется да и выправит тебе эллипс, — заверил Максимыч, довольный то ли тем, что он сегодня Солнце, то ли оттого, что котлету упорно добил-таки. Лыков прилег у мониторки и, сложив руки на животе, заговорил о вечном.
     — Меня Степка нынче сманывал: мол, давай не поедем на старание. Вроде там Блатной, то да се. А я ему: дурак, ты, Степаха, ты вон за зиму избичевался, усох, будто корова в стойле на ферме у Рубероида, хоть ложкой на ребрах играй. А на старании отожрешься и снова на мужичонку похожий станешь. Люблю я поработать. Особенно пожрать, — прохрюкал Лыков из-под кепки, уже почти засыпая под лучами яростного майского солнца.
     Вне всяких разных, в эту минуту Максимыч собой доволен. Может, даже и не желает он большего от этой суки-жизни.
     Степа настроил приемничек на областную волну, и мы послушали новости. В финале их в эфир впрыгнул Фаскудинов со своей ориентировкой на разыскиваемого: «Преступнику на вид примерно сорок лет. Особые приметы: на лице следы оспы...»
     — Да нет у нас оспы, Паскуда! — всхлипнул я. — То следы от угрей или других болезней кожи. Сколько тебе, лоху, можно говорить? — пробурчал я себе под нос. — Оспу в стране уже лет двадцать даже не прививают!
     — Да, паскуды все менты, — поспешил согласиться Степа, — нас с братаном в Новосибирске четыре дня в кэпэзухе продержали. Пока не обобрали до нитки, не отпустили. Мы три дня голодные ехали. Тока в артели подкормились!
     Не скрою, приятно получить тайную весточку голосом от друга. Не уверен, что мое счастье может сравниться со счастьем Максимыча, однако, видит Бог, на душе стало теплей.
     Всем пришлось разбегаться по бульдозерам, как только по дороге от поселка запылил некий ходок.
     Горного мастера Беркова уважают за знание ремесла, но при этом недолюбливают за вечную готовность «сдать» рядового старателя начальнику. Просто так, шутя. А не шутить он не умеет. Злиться на него невозможно, ибо взгляд его чист и лучист, словом, взгляд праведника. Но иногда остро хочется ткнуть горнилу вилкой в оттопыренное гузно: не глубоко, сантиметра на два-три.
     Блатной и сам жалует горного мастера весьма сдержанно. Похоже, опыт зоны не велит ему относиться к стукачу мягче. Кроме того, основные решения по полигону Блатной принимает самостоятельно: «Трубку, полигон и жену не доверяй никому».
     — Папа приехал, — доверительно сообщил мне о приезде председателя артели Берков, присев на лавку в мониторке. — И первым делом спросил у Блатного: как, мол, тут корреспондент? Блатной охренел. Надо было видеть его рожу: какой такой корреспондент, говорит, и ну в мать-перемать... Потом разобрались — Драматург. Ну и мутный, говорит, этот Драматург. Почти месяц скрывается, хорошо, папа подсказал. Оказывается, у него на зоне был один «драматург». Его тамошний авторитет держал, чтоб на пару пульку расписывать. Сценарий совместно ваяли, затем садились за карты. Обоим шкуры на ремни распустили, чтобы не «катали». Вот где драматургия! А тут: «Подвох, измена, братва!..» — осклабившись цедит сквозь зубы Берков, близко к оригиналу передавая образ Блатного. Хотя тот шибче, куда как шибче.
     — А и нет никакого подвоха. Хорошо дело пойдет — стану лучшим мониторщиком, гордостью участка, артели, а то и всей державы, — патетично заявил я, понимая, что Берков передаст. — А нет... Да у меня и нет другой задачи. С четвертого класса мечтал постараться для Родины. Так и передай.
     — Ладно, это я так… — успокоил Берков. — …Я с предом еду на базу, может, купить чего надо?
     — …Да, возьми отравы вид тараканов. Горнилу нияк нэ можу отвадыть шастать по нашим мониторкам, — встрял вошедший Захарчук. Но потом округлил глаза — а они у него вечно в красных прожилках и с эдакой сумасшедшинкой — и заорал: — Шеф у мониторку прийшов, дэ горячий чай?! У други раз тоби самовар чистить буду! Чай тильки шефу да Блатному. Остальным москалям хрен от нэзалэжной! А стануть выступлять, говори — с каждым розбэруся.
     Разумеется, я бросился угождать шефу. Захарчук человек легкий и предсказуемый. Его юмор читается без натуги. И уж точно не стуканет зло и не сдаст.
     Быстренько спроворил чаек, мы спокойно и мирно посидели у невозможно черного от постоянного кипячения воды на соляре чайника. Открыл банку консервов, однако Серега отклонил мою руку:
     — Вона ще задолбае, ще другий раз будэшь маять полено погрызть. Ее целы вагон припэрли.
     — …Я вот, Захар, говорю преду: давай заключим договор с городским секс-шопом, — встрял в разговор Берков. — В прошлом году мы выезжали с участка и ради смеха зашли в этот секс-жоп. Тереблю продавщичку за пуговичку на блузке, мол, я представитель лучшей к востоку от Байкала золотодобывающей артели. Мы хотим заключить с вами долгосрочный контракт. Ты бы видел, Серко, как они забегали! Звонят, кличут своего шефа. Экая удача канает. Приехал шеф. По виду законченный гангстер. Эти ребята, правда, на «мокрое» теперь не ходят, других нанимают. Шевелёшек накопытили и остепенились. Я так подумал, прикинул: а на какую сумму им было бы интересно заключить с артелью договор? Для начала предложил им составить заявку тыщонок на сто. Зелеными, конечно. А в дальнейшем чтоб, значит, поставить артель на гарантированное стабильное снабжение да обслуживание, и скидка через объемы чтоб была. Делюсь с ними наболевшим: жизнь-де берет свое, старатели хотят жить по-новому, требуется без устали улучшать быт. Да и производство вредное: от бульдозерного отвала радиация излучается, после сезона бульдозеристы и так мало чего могут. Hе стал говорить, правда, что не могут по причине беспробудного пьянства между сезонами и от исступленного дрочения во время оного. Бассейн, говорю, сауну, восстановительный центр построили на всех участках артели в лучших европейских традициях. А вот с женской лаской туго. За римскими центурионами в походах сотни повозок со шлюхами тащились, за немцами и французами в Первую мировую аналогично — поезда любви, а у нас что? Ведь старание — та же война. А что остается делать старателю после сауны? Выйдет на улицу, обопрется о березу, на луну вылупится и, извините, рукоблудит. То есть, конечно, самоудовлетворяется. Девки прыснули в кулачок. Так какую, спрашивают симпатичные, вам лучше ласку — пластиковую из Европы или резиновую из Японии? Да резиновую давай, говорю. Старатели к резине привычные. И ну они на столы метать товар! «Если что не устроит, — суетится счастливый шеф, — закажем в любой точке света. А уж качество гарантируем, безусловно. Отдохнут ваши работники, как на настоящих. Еще и с собой после сезона заберут». В общем, набрал я товара «на всю защищенную сметой на сезон сумму». Бумагу мне выписали. Я шуршиками перед мордами пошелестел (только что в кассе выдали), вроде как чуток подумал, прикинул, руками поводил и попросил их принять перечислением. Говорю, когда перечислением, в счете указываем, мол, на улучшение досуга работников. Тогда по налогам полагается послабление. Закон такой есть, знаете? Знаем-знаем, врут. Согласились. Разумно, говорят. Даже обещали бесплатно товар упаковать, да покультурней, чтоб сразу располагало заняться, чтоб без этих матов, чтоб старатель со старателем от жизненного напряжения не дрался, а снимал то напряжение культурно. К культуре культура тянется. Ну а я-то больше смотрю на девчонок. Вот кого, думаю, выписал бы мне гангстер. Такую посреди полигона посади на кучу эфелей — и всё, кончилась золотодобыча! Тут на Надьку глянешь, когда у ней в амбразуре сиськи колыхаются, и то потом весь день лоток из рук валится...
     — ...Сергей, ты за зиму культурней стал, что ли? Женился, небось? У тебя кружки никогда не были такими чистыми, — комплиментарно, с подходом завел разговор с Захарчуком пришедший на полигон вместе с Блатным председатель артели.
     — Нет, у Серко все по-старому, — Блатной успокоил преда. — Это у нас Драматург культуру в массы понес, еще молодой боец, не понимает, что чистая кружка расслабляет мужиков, нельзя так резко менять сложившийся уклад жизни.
     — Ну, как обстановочка на участке? — мягко поинтересовался у меня пред, человек по виду интеллигентный, особенно на фоне Борисыча.
     — Да ничего, нормальная. Hаверно, обычная для этого участка… — Как могу, стараюсь не кривить душой. При этом мне показалось, что у Блатного от души слегка отлегло.
     — Что же, завтра начинайте промывку, — председатель артели обратился уже к начальнику участка.
     — Да нелишне было б, Сан Саныч, еще с недельку повскрывать. А то ведь все равно, по прикидкам, с пятнадцатого сентября придется приборы дней на десять останавливать. Hечего будет мыть, — учтиво, без нажима, просит Блатной.
     — Но уже почти июнь... Ладно, пятого первая съемка золота.
     Тут угораздило на бульдозере проезжать мимо свежебитому хохлу. И, почти счастливый, поскольку все получилось по его, а у каждого, свой размер счастья, Блатной махнул:
     — Хохол, разнуздай коня, нихай поссыть!
     Битый хохол с опаской вывалился из бульдозера и, стараясь прятать от преда гематому на лице, просочился в мониторку. Он, конечно, хотел бы, от греха подальше, проскочить мимо. Но коли Блатной скомандовал спешиться — разнуздай, останавливайся... Иначе можно отхватить еще. Легко.
     Пред укатил в тот же день. Едва ли о том сожалел Блатной, власть делить не любивший.
     — …Чем там, в шопе, все закончилось? — из вежливости и почтения к знаниям горного мастера спрашиваю Беркова.
     — В жопе-то? А ничем. Я ушел да в тот же день улетел домой. Благо особенно не разгуляться. Пред в той артели нас с зарплатой сильно пробросил. Hо я-то, увольняясь, обещал ему: через меня-де, дружок, поимеешь неприятности. Платить надо старателю! Неприятности и состоялись. Тот рэкетир из преда душу вынул. Братков присылал. Всё убеждал товар оплатить да забрать. А пред ниче не поймет, по базе мечется, руками машет, «трудаки» направо-налево сшибает, все от него шарахаются. Пришлось платить тем же браткам, чтобы отстали... Подлянка? Hо предов всегда учили, чтоб не забывали платить. А то пару дней в году попрячутся — пока старатели в конце сезона с участков выезжают — и затем год живут припеваючи. А перед новым сезоном наберут новых лохов, одурачат, приходит «час хэ» — отцы-командиры опять от подданных прячутся.


     Далее:
     31 - Дорогой грамм
     32 - Одеколон «Наташа»
     33 - Письмо жене
     34 - Нашествие тварей
     35 - «Вор в законе»

         1999–2000, 2013–2015 гг.

   

   Произведение публиковалось в:
   "Сам себе волк". Роман в трёх частях. - Благовещенск, 2017 г.