Золотая пыль. 29 - «Драматург»
Ранее:
24 - Блатной
25 - Дружба народов
26 - Лыков
27 - Диана
28 - Кирпичный завод
На участке в звезду Блатного верят. Однако утром сеанс связи с базой начинается с давления на него руководителей артели.
— …Ради чего я начну промывку песков сегодня, если у меня запаса вскрыши нет?! — отбивается Блатной. — Задела, мать вашу, говорю, нет! Промыть недолго, надо вскрыть, обеспечить фронт работ на весь сезон! — орет начальник в трубку. — Выдам я тебе килограммы, потерпи! Из года в год даю, а у вас как май, так почемуха с почесухой в одном и том же месте!..
— Задолбали, малахольные! — бросив микрофон, начальник обращается к моему напарнику Захарчуку, но и ко всем другим тоже: — Ну, скажи, Серко, было такое, чтобы мы с тобой не дали план?.. То-то и оно, шо николы нэ було, — упредил Блатной ответ Захарчука. — Я преду и говорю: прополоскать пески, ваш бродь, мы всегда успеем, было бы что полоскать! Ладно, Серега, бери кодлу мониторщиков, и чтобы за пять дней сроднились с дизелем и, главное, с приводом. Да определись, кто с тобой в смену пойдет. Выбери такого дурака, чтоб потом самому не плакать и мне человека по распадку не отправлять. Лишних нету! А то некоторые тут говорят, мол, насос вовсе и не насос, а это, не к ночи будь помянуто, «нечто». — Смерив меня волчьими глазами, Блатной словно бы просверлил и оставил дымить у меня во лбу рваную, пахнущую пригоревшей плотью дырку. Голове стало жарко. Надо же, какой паскудный тип. А память?!
Сбегал в балок, достал со дна рюкзака записную книжку и карандаш. Мы отправляемся на сдачу зачета. Профессор гидромониторных наук Захарчук командует. Мы, студенты-первачи, быстренько устанавливаем насосную станцию для откачки воды из отработанного в минувшем году карьера.
Наверно, бульдозеристы привыкли к жестам хохла и, подчинившись жестикуляции, скоренько установили прибор. Оттого нам, троим, показалось: ничего в той науке сложного нет, зачет получим легко.
А потом Захар стал учить нас дергать привод дизеля.
Декомпрессия у двигателя сумасшедшая, и первому студенту сразу отшибло руку. Скрючившись, подвывая, тот уполз в маленький дощатый сарайчик на санях. Мониторка, называется.
— Берите за ноги и подальше с полигону оту падлу! — озлился хохол. — Я ж ему казав, хорони руки! Ото так на откачке и помрэ! — радостно сообщил Серега первой жертве учебной сессии. Стало понятно: этому гарному хлопцу до колик в селезенке нравится наблюдать за мучениями подопечных. Это чтобы мы отныне и до веку уважали прочно освоенную дубоватым и упертым хохлом специальность. Чтобы память о ней осталась в нас навсегда. В рваных ранах, рубцах, синяках, ссадинах и иных метинах на теле. А коли шибко свезет, посчастливится — в переломанных костях и разбитых головах.
Пришла моя очередь: куда деваться, принялся дергать привод. Делаю это с особым остервенением, и Захарчуку приходится успокаивать.
— Дурна башка рукам покоя нэ дае, — заключил учитель, когда мой первый бросок на приступ скалы науки закончился без результата. — Йды, утрысь! Надо ж було в карбюратор подсосать бензину, дурко, — дружески сообщил хохол.
— А откуда мне знать?! — вспылил я. — Ты «бугор», вот и подсказывай, где отсасывать!
— Пого-одь, говорю, отлезь пока, — временно отстранил меня Захарчук.
Третий студент более-менее нормально справился с задачей. У него уже был кой-какой суррогат нашего с «убитым» опыта, и дизель завелся. Однако насос качать воду отказался, и профессор приказал дизель заглушить. Ушла вода. После экспресс-анализа, завершившегося ободряющим «ото шоб таких уёбков бильше нэ рожалы дуры-бабы, бо Расее не сдюжить у борьбе с империализьмом», Серега скомандовал: «Залывай!», и потом, разобравшись цепью, мы «учетырёх» принялись ведрами заливать в насос на вид вполне чистую, отстоявшуюся за осень и весну воду.
— Ладно, мне все это осточертело, — заявил я. — Шоб я сдох, если щас не заведу и монстр не будет качать как положено! Падла!
Моя нешуточная экспрессия произвела на Серегу впечатление, он посторонился, чтоб я, раздухарившись, не оторвал чего, нанеся непоправимый урон Украине в его лице.
Действительно, со второго раза на всхлипе «б…дь!» все получилось, как нельзя лучше. Hасос побултыхал колесом, чуть подумал чугунными мозгами и принялся выбрасывать из трубы воду.
Мне определенно осточертели и неприкрытое издевательство Захарчука, и борьба за место его напарника. Словно бы решалось, в каком порядке будет совершен акт группового насилия над заведомо болезной подругой. Да какая разница, господа, триппера хватит на всех! Даже и понимая это, не сдаюсь. На заклание иду намеренно, поскольку очевидно, что на откачке могу славно отдохнуть хоть два сезона кряду, а вот на промывочном приборе рискую столько дел накопытить, что Блатной и копыта, и самою головенку оторвет. Однако мне не хочется отработать сезон откатчиком воды. Я приехал сюда участвовать в главных действиях, давать державе золото, металл, рыжье, золотье — как угодно обзови. Поэтому, когда Серега дал команду заглушить дизель и передал управление другому студенту, присев поодаль, на свежую память я аккуратненько занес полученные знания в записную книжку. «Ручку привода дергай с усилием, но плавно! Помни: может уе…ать, аж искры из глаз посыплются. Перед тем как начать крутить гребаную ручку привода, проверь, есть ли вода в «улитке» насоса. Не забывай плеснуть в харю карбюратору стартера немного бензинчика. Эту капризную дрянь до начала работы хохол приучил умываться. Не забывай проверять, поступает ли от емкости к дизелю соляра. Не забывай подтягивать болты на переходе от насоса в трубу, иначе насос «сбросит», хлебнув воздуха, перестанет качать. И последнее на сегодня: в конце сезона обязательно припомни хохлу все его подлянки при твоем обучении. Теперь совсем последнее: обязательно поставь профессору пузырь. За науку».
Я убрал блокнот и стал наблюдать за суетой у насоса. В это время Захарчук оставил студентов и посмотрел на меня так, будто я не пометки делал в книжке, а присел в людном месте отправлять суточную естественную надобность.
— Кому стучышь? — кивнул мучитель на записную книжку.
— Да так, стихи пишу, — смутившись, я все же ответил язвительно. Он побачил, яки я пишу стихи, и спросил:
— В тебе шо, памьяти нэма, интеллигент шелудивый?
— Памьять е, и вполне гарна, — с издевкой же заметил я. — Однако оно лучшей будэ, як е куда побачить.
— Тю-ю, дак ты коррэспондэнт чи ще хужей — драматурх?!
— А с каких пор драматурги вдруг стали ще хужей? — попросил я уточнить. И добавил: — Хужей коррэспондэнтов тильки откатчики.
Однако Захар погнал меня к прибору, приказал еще пару раз завести дизель, и тугая мощная струя каждый раз неизменно ударяла из трубы.
— Пийдэмо, кащик невмэрущий, пока жизни нэ лышивсь, — скомандовал Захарчук убитому ручкой привода субтильному старателю-стажеру. И тройка направилась в сторону поселка.
— Насос вырубать?! — силясь перекричать дизель, спросил я.
— Нихай робить. Обед привэзуть, пийдешь исты. Потом взад. Качать от утой отмэтки, — кивнул бугор на палку, оставленную им на урезе воды, — и до вэчера.
— Ты хоть расскажи, как, например, ремень заменить на вентиляторе дизеля, если лопнет. Где его взять, наконец? — Я достал записную книжку и изготовился записывать. —…Или там соляра закончится, куда бежать? — продолжал я суетиться и паниковать.
— Соляра е. Хватэ качать до китайской паски, — успокоил Захарчук. — Другэ всэ у мониторки. И нэ майся, Блатной поки не вбье. Попросю його пийдождать, — ответил чертов хохол. И ушел, оставив меня бороться с собственным страхом.
Насос качает ровно, и до обеда в «ванне» воды убыло примерно на пяток сантиметров. Хохол, словно квочка, увел своих птенцов, а я, разомлев на солнце от безделья, стал прикидывать, что же по-украински может означать «кащик нэвмэрущий». Так он обозвал щупленького мониторщика, павшего жертвой учения.
— …Ты чего, жрать не собираешься?! — спросил Степа Лыков, проезжая мимо на «Драконе» с наброшенным на форкоп длинным тросом. Он едет выручать безнадежно утонувший в мачмале бульдозер. Бульдозерист с «утопленника» сидит рядом, и одна нога его, свиснув вниз, качается. Ее цепляют «гуски» Степиного бульдозера. Настроение у хохла неважнецкое.
— Что-то не хочется, — честно признался я.
— Нехрен еба клопать, жрать надо! — настоятельно порекомендовал Степа, добрейшая душа.
— Степа, что такое кащик невмерущий? — стараясь перекричать двигатель бульдозера, спросил я.
— Это вон у хохла спроси, — кивнул на соседа Степан.
— Цэ Кащей Бессмертный! — гаркнул тот. — А ты думав, що борщ чи варэники? —прищурил знаток мовы глазенки.
— Хорошо-то как тут, Степа, куда ни плюнь — обязательно в хохла попадешь! — заметил я.
Лыков пожал плечами и спорить не стал, чего уж, а отправился дальше месить гусками бульдозера торфяную массу.
Мне хорошо видно, как Степа бьется, вызволяя бульдозер хохла из болотины. В какой-то момент, казалось, ничего не выйдет. Разве попытаться выдернуть утопленника тяжелым бульдозером да длинным тросом. Другие варианты не просматривались. Стоя поодаль, сопереживаю, понимая, чем все может закончиться. Но бабая на полигоне, слава богу, нет.
— …Как этот чудак на букву мэ туда залез?! — простонал за моей спиной никто иной, как Блатной. Я повернулся. Физиономия начальника искажена гримасой прямо-таки дьявольской злобы.
— Иди-ка, скажи Степе, чтобы тянул не туда, куда щас карячит, а градусов на тридцать правее. Там гускам хоть за что-то есть зацепиться, там под мачмалой прошлогодний отмытый галечник, там плотно.
Я понесся выполнять приказ. Минут через десять Лыкову удалось-таки вызволить бульдозер хохла из плена мачмалы. Их бульдозеры с забитыми грязью ходовыми подползли к мониторке, и Блатной, все это время, наблюдавший за действом с холма промытых год назад песков, остановил их.
— Я тебе говорил вытаскивать это уёбище?! — взревел начальник на Степана, будто раненый лось. — Дергай на полигон, куда я тебя поставил!
С хохлом Блатной разобрался еще круче. Не успел тот соскочить с гусеницы на галечник, как последовал резкий короткий удар в подбородок, и хохол безвольно завалился навзничь.
— Или я тебе не казав, хохол, не лезть туда? — пнув в подреберье лежащего бульдозериста, злобно стонет Блатной. — Бортовая, говоришь, полна воды да мачмалы! А чего ж там не быть мачмале, если тебя в дерьмо так и тянет! — внушает начальник участка лежащему на земле бульдозеристу. Тот лежа крутится на галечнике, поскольку отчаянно не хочет подставиться так, чтобы получить от Блатного сапогом в подреберье во второй раз, а желание начальника читается. — Сейчас же бери трос и тащи его на полигон, мужикам он понадобится! — разочарованно всхлипывает Борисыч. — Становись здесь, на сухом, и раскидывай «бортовую»! Ты в жиже торчал за сто метров, а мне было слышно, что в бортовой зубьев на «малышках» и «двойняшках» совсем не осталось, дегенерат! — С начальником случилась истерика, и монолог он заканчивает, уже брызгая слюной. Однако через какую-то минуту совершенно мирно, чего-то там себе под нос насвистывая, на длинных ногах, неспешно и не размашисто, Блатной зашагал прочь.
— На хрена бить об трактор, а потом еще и на земле лежачего? — помогая бульдозеристу встать, возопил я, поймав себя на том, что говорю языком лыковых, чугунков и рубероидов. И вдруг Блатной вернулся, подошел вплотную и, сделав у моего лица растопыренными пальцами эдакую фирменную свою штуку, не очень зло, однако куда как убедительно, уточнил:
— Не на земле, а на грунте! Не об трактор, а о бульдозер!
И, повернувшись на каблуке, неспешно удалился. Как он смог услышать мой негромкий всхлип — это всем загадкам загадка. Действительно, монстр! И я решил больше не испытывать судьбу. Тут что-то нечисто, тут присутствует дух инопланетный. И нам, мирным жителям Зеленой планеты, такое умом не объять. «Засланец», — стал я про себя называть начальника. Но было это исключительно для внутреннего пользования.
Хохол, отцепив трос и скрючившись от напряжения, словно бурлак, тянущий баржу по стрелке на сливе рек, поволок стальной канат на полигон. Надорванные волокна троса, придающие ему неприятную ершистость, до крови ранят руки даже в рабочих рукавицах. Однако хохол, не отчаиваясь, что-то бурча себе под нос, может, жизнеутверждающее «ничо, по-легкому в этот раз отскочил», тащит трос и временами даже чему-то улыбается. Или показалось? Сколь возможно, помогаю ему. Пока в виду остается насосная. Я предпринимаю попытки уговорить хохла, коли Блатной ушел, оттащить трос на бульдозере.
— А если бортова клина даст? — вытаращился на меня старатель.
— Так ото ж, — согласился я. И действительно, за ослушание начальник запросто порвет.
Далее:
30 - Эллипс
31 - Дорогой грамм
32 - Одеколон «Наташа»
33 - Письмо жене
34 - Нашествие тварей
1999–2000, 2013–2015 гг.
Произведение публиковалось в:
"Сам себе волк". Роман в трёх частях. - Благовещенск, 2017 г.