Во своясях. Наводнение 1928-го
Ранее:
- Город Зея-Пристань
- Золотая гора
- Японцы в городе, интервенция
- Красные и белые в одной деревне
- Мародёры
- Концы в Зею
- Пассажирка
- Апофеоз
- По воспоминаниям матери
- Рассказ отца
- Из воспоминаний матери
- Хунхузы
Из рассказа матери: Помню себя примерно с пяти лет, не все, конечно, а только отдельные моменты из жизни. Одно помнится ярко, отчетливо, другое смутно. Но именно с пятилетнего возраста начинается четкий отчет моей памяти.
Весь отчет того времени мы вели, впоследствии, от катастрофического наводнения, которое произошло на Зее летом 1928 года.
Как позже люди стали отчитывать время «до войны» и «после войны», так еще раньше у нас говорили - «до наводнения» и «после наводнения».
Так вот, еще до наводнения помнится мне наш дом в Заречной Слободе – небольшой домик из двух комнат. Вторая комната была и кухней с русской печкой и плитой. Комнаты были отделены дощатой перегородкой. Из большой комнаты (не из кухни) – выход в сени. В сенях кладовка, отделенная тоже дощатой заборкой. Невысокое крыльцо во двор. Окна дома выходили на улицу и берег реки. От улицы двор отгорожен забором с воротами и калиткой. От соседей – заплотом из тонких бревен- накатин. Огород от двора отгорожен тонким, высоким частоколом, чтобы куры и утята не только не пролезали через него, но и не перелетали через верх.
Во дворе – колодец, теплая стайка для скота, сарай – сеновал и маленькая жилая избушка, где жили дедушка Асанов Александр Степанович с бабушкой Дарьей – мои прадед и прабабка, которых я почти не помню.
Помню, что к нам часто приходил мой дядя Алексей – самый младший брат отца.
Ему в то время было лет десять. Он со мной играл, уводил меня за огороды, на «зады», в лес. Как-то во время такого похода мне в голову впился клещ.
Алексей стал его «выкуривать» дымом от папиросы. «Издышал» он не одну папиросу, у него самого голова заболела и его затошнило, но клеща из моей головы он все же «выкурил» - клещ от дыма сам выпал.
Любил я бывать у Алексея, в доме бабушки и дедушки. Дед на нас особого внимания не обращал, ему всегда было некогда, а бабушка, хотя и была постоянно занята, но меня всегда приветливо встречала и, как мне кажется, любила больше, чем других своих многочисленных внучат. В семье Улисковых всегда было многолюдно и весело.
Помню, зимой собирались вечером у круглой печки - «голландки». Открывали дверцу хорошо разгоревшейся печки и, не зажигая лампы, глядя на горящие дрова, слушали разные рассказ и сказки старших.
Недалеко от Улисковых, дома через два – три, жил китаец Ли-Фа-Чи. Жил он не один. Всегда жили у него его земляки- китайцы – целая бригада. Жили какой-то артелью-коммуной. Занимались они, в основном, огородничеством . Выращивали ранние овощи и торговали ими. Бывало, весна еще только начинается, а у Ли-Фа-Чи уже есть лук зеленый, китайская капуста, помидоры. Урожаи он собирал намного выше, чем другие жители деревни. Умел сосед-китаец делать и конфеты – липучки разных сортов и торговал ими и у себя дома, и носил по деревне в корзинах, заодно с овощами. Ездил торговать и за реку в город на базар.
Нам нравились его липучки, особенно с маком. Как только у нас - ребятишек появлялись копейки, мы бежали к Ли-Фа-Чи за липучками. Говорили, что он делает из мака опиум и, понемножку, продавал его жителям, как лекарство. Применяли опий от разных болезней, но наши мать и бабушка лечили опием, в основном, расстроившиеся ребячьи животы. Говорили, что китайцы курили опий из специальных маленьких трубочек.
Запомнился мне еще дед Суворов – отец нашей бабушки Екатерины Степановны и мой прадед. Особенно запомнилась его, совершенно, белая голова и такая же борода.
Как он появился у Улисковых не знаю, но он был больной, старый, еле ходил и перед наводнением умер. На похоронах было много народу. Длинной процессией шли мы на кладбище, которое располагалось сразу за деревней.
Лето 1928 года было очень дождливым. Вообще, в Зее очень часто, как только начинался покос, так начинались и дожди – сказывалось влияние тихоокеанских муссонов. Редко в какой год удавалось накосить и убрать сено до наступления дождей.
Но в 1928 году дожди начались еще в июне и продолжались почти без перерыва сорок дней и сорок ночей, как перед «всемирным потопом». Реки и речки вышли из берегов.
Зея прямо разбушевалась. Каждый год, как начинался сезон дождей, на Зее поднималась вода по нескольку раз за лето. В зависимости от силы и продолжительности дождей в верховьях - от одного до десяти метров. Вода неслась мутная, серо-желтая с пеной. Смытые с берегов где-то в верховьях кусты и деревья вместе с корнями плыли по бурной реке. Иногда вода несла и хорошие бревна с разбитых плотов.
Но в 1928 году река Зея побила все свои прежние рекорды. Пока она не поднялась выше отметки предыдущих лет, люди не беспокоились. В свободное время жители выходили на берег посмотреть на разбушевавшуюся реку. Ловили лес на дрова баграми и «кошками» прямо с берега; кое-кто пользовался лодками.
Но вот река начала подмывать берег. Он стал обваливаться в страшную , несущуюся пучину. Расстояние от кромки воды до домов стало быстро сокращаться.
По реке поплыли то крыши, а то и дома целиком, даже с курицами или кошками на коньках крыш. Стало тревожно…
Берег реки наступал и все приближался к домам. Вот уже в нижнем краю деревни стало сносить дома. Жители нижнего края деревни, стали эвакуироваться в верхний, более высокий край и за ее пределы - на Лунгин и за озеро, к сопкам.
В течение двух дней большую часть деревни снесло по самые огороды, а в нижнем краю снесло и огороды. Снесло и наш дом, дома бабушки и дяди Сергея.
На другом берегу в городе, Зея натворила ещё более беды. Главная улица города – Набережная с самыми лучшими домами, с единственной в городе церковью было полностью снесена. Через низкие места река прорвалась внутрь города и размыла огромные овраги и канавы, сметая все на своем пути. Половина города было уничтожено.
Подобное творилось и вниз по реке до самого города Благовещенска.
Говорили и писали в газетах, что по улицам Благовещенска ходили пароходы, спасая людей. Разорение было полное…
Погибли посевы. Унесло сено. Погибли и люди. Стоял конец июля.
Наконец, дожди закончились. Люди стали готовиться к зиме.
У кого сохранились огороды, те стали на них делать землянки. Другие, лишившиеся всего, обустраивались на новых местах.
Помню, когда вода совсем уже убыла, мы с мамой пошли с Лунгина, где мы ютились во время наводнения к месту, где было наша усадьба. Половина огорода нашего осталось целым. В шалаше на этом остатке огорода жил дедушка Асанов А.С. Он так и не уехал с нами на Лунгин, а остался дома, сделав себе на краю огорода шалаш, не отступил …
Вместе мы обошли нашу бывшую усадьбу и нашли …сруб колодца, который теперь оказался посреди кучи крупной гальки, почти на самом берегу реки. А ведь он раньше был в конце нашего двора у самого огорода. Жуткая картина разорения стояла по всей деревне. Только два дома Мисаиловых в самом верхнем краю деревни да еще несколько домов пониже остались почти целыми. Нашей семье, а у нас уже было трое детей (самая младшая сестренка родилась в январе 1928 года, удалось устроиться на квартире Кроловецких, что жили рядом. Прожили мы там месяца полтора или два. И в это время меня угораздило проявить чувство неблагодарности к гостеприимным хозяевам: я чуть не пришиб до смерти хозяйскую дочку – девочку немного постарше себя.
Как-то я занимался своим ребячьим делом во дворе у поленницы дров, стучал деревянной колотушкой по низкому толстому пню, на котором рубили дрова. Подошла хозяйская девочка ( не помню ее имени) и стала мне мешать стучать. Я пытался ее уговорить - не мешать мне, но она упрямо лезла под колотушку. Тогда я высоко замахнулся и сказал ей: «Отойди, а то ударю по голове!» Она упрямо не уходила и я шарахнул ее по голове.
По-видимому, сил у пятилетнего карапуза было маловато. Она заорала благим матом, на крик выскочили взрослые. Мать, поймав меня на месте преступления, жестоко выпорола меня ремнем. Я тоже заорал да так сильно, что на мой крик прибежала моя тетка Анфиса Мисайлова и стала кричать на мать, чтобы она прекратила меня бить.
Мать от крика заступницы и, видимо, на зло ей, колотила меня сильнее .
Так мне запомнился на всю жизнь финал наводнения и нашей жизни в Заречной Слободе.
После наводнения отец получил направление в райкоме партии на работу в поселок Дамбуки, в созданном там потребительском кооперативе и вовлекать в кооперацию орочен (эвенков), которые занимались в тайге охотой и кочевали по огромной территории в верховьях Зеи и по ее многочисленным притокам
Председателем кооператива был Овдиенко Семен Михайлович.
Двух своих лошадей отец сдал в колхоз, который в этом же 1928 году стал организовываться в Заречной Слободе. Корову решили взять с собой в Дамбуки. Собрали свои манатки и отец, чтобы с семьей и вещами не перебираться на лодках в город на пристань, договорился, что пароход заберет нас прямо от дома Кроловецких.
Сильный штормовой ветер в тот день и уже малая вода не позволили пароходу причалить в Заречке. Пароход ушел без нас. Нам пришлось переезжать в город на пристань и, спустя несколько дней на другом пароходе мы уехали к новому месту жительства. Так кончилась наша крестьянская жизнь и отец стал служащим.
Далее:
- Дамбуки 1928-30
- Бомнак
- В Зее
- Зейские колхозы