Глава 06. Часть 01. Дикие побеги
РАНЕЕ:
Глава 01. Часть 01. Дикие побеги
Глава 02. Часть 01. Дикие побеги
Глава 03. Часть 01. Дикие побеги
Глава 04. Часть 01. Дикие побеги
Глава 05. Часть 01. Дикие побеги
Входили реки в свои берега, сползала, скатывалась вода, возвращая людям землю. На заливные луга половодье нагнало мелкие сучья, коряжннк, кору, щепу - сор, словом. После паводков но Нарыму вода сплошь засоряет луга, потому-то и называют их здесь по-осо бенному - сорами.
- Куда собрался? - спросит средь лета нарымский житель соседа.
- Да на сора, паря, траву косить.
Зазеленели соры травой, пока негустой, редкой, но к лету везде здесь вымахает травища в пояс. Мягкий пырей, душистый белоголовник, густой, переплетенный визнль и множество всяких других трав и цветов покроют безбрежные обские дали. Поляжет трава под косами, встанут стога, зароды, разбегутся приземистые копешки по выкошенным гривам. Но сейчас не об этом пока забота в Пыжино: говорят здесь о трудной, голодной весне, судят-рядят, как бы ее пережить-обмануть.
Уходит вода, а болиндера-катера нет как не было. Нету болиндера с черным смоленым паузком, на котором каждую весну везли сюда хлеб с солью, чай с сахаром, одежку, обувку, снасти рыбацкие и припасы охотникам, Не видно болиндера, сколь ни гляди, не слышно его захлебистого чихания. Не летят из белой грубы с красным ободом синие кольца дыма, не тают в голубом теплом небе.
Люди серчают, поругивают нерасторопных начальников: пошто задержали болиндер? Пошто муку не везу:? И хотя у каждого в доме есть и картошка, и рыба, и варенье из старых запасов - стонут, вздыхают уже: непривычно всем как-то без хлеба, давно так не жили, не бедствовали...
Андрон собрался на обласке в районный центр Кар-гасок ехать себе харчишек промыслить и Арине Сараевой с пацанами. Собрался да все поджидал Анфима с Егоршей А он, Анфим, как уплыл, так пятые сутки нет. И что его носит холера? Запропастился мужик.
Не дождался бондарь Анфима, уехал с сомнениями и тревогой в сердце..
Голодный Максим с утра начинает мать изводить есть просит. А она его гонит:
- Пойди по людям покормят. Мне тебе нечего дать.
У Мыльжиных старшие братья ездят стрелять уток, иногда хорошо привозят: серых больших крякашей. черных гоголей с белыми рябинками на крыльях краснолапых широконосых соксунов. Анна, Анфнмова баба, стала сердитая: молчит, дуется, а то как разойдется, как начнет мальчишкам раздавать по черным стриженым головам шлепки. Разбегутся они по углам, притихнут, ловят сплюснутыми носами запах вкусного варева, что поднимается с паром из огромного чугуна.
Сварятся утки, поставит Анна чугун на стол - набросятся на него с разных сторон семь голодных зверушек - писк стоит.
Максим частенько смотрит теперь с порога, как едят у остяков утятину, глотает слюни и мучается. Сесть бы тоже к столу, но его, чужака, приглашают все реже. Пантискина мать уж не так ласкова, как прежде была, поглядывает на него искоса, только нс скажет: «Иди-ка, болезный, домой, не выпяливайся: своих у меня их семеро». Максим все понимает, он не дурак, но уходить из остяцкого дома ему не хочется: хоть запахом вкусным надышится. И еще Максим знает: если долго стоять у порога, то все равно что-нибудь выстоишь.
Давно Пантнска поглядывает на дружка своего: мордочка у него круглая, горячая от вкусного пара, губы жирные, по подбородку течет бульон. Пантнска осмеливается и спрашивает:
- Мамка, дам ему крылышко?
Анна попыхтывает, молчит, возится там у печки: волосы перепутанные, кое-как скомканные и сколотые в неровный узел. Пантнска решает, что можно дать.
- На-ка, проведай, скусная.
Максим, не раздумывая, хватает горячее мясо и, обжигаясь, кусает, проглатывает. II тонкую косточку не выбрасывает: в ней жилка-кровинка и наваристый сок. Эх, почему же раньше ни утки, ни глухари, ни рябчики не казались ему такими, как это утиное крылышко? А сколько их отец добывал, и мать жарила и тушила мясо целыми латками, с лавровым листом и перцем...
Из-за стола выскакивают черноголовые остячата. У с гола машут хвостами-кренделями поджарые собаки: им смахивают со стола кости. Па собаках топорщится шерсть. Псы ворчат, уже готовые броситься в драку.
- Цыть, окаянные! - кричит на собак Анна и раздает им пинки.
- А кто за вас рожи будет крестить? - теперь орет она уже на ребят.
Ох, и сердитая стала Анфимова баба. Под горячую руку не суйся!
Остячата крестятся на заплесневелые, купоросно-зеленые образа, облизывая жирные губы. Крестятся все: и Пантиска, и старшие братья его - Левка с Порфил-кой. За ними встает и Максим. Он замахивается на свой лоб робко, он никогда не молился до этого, но понимает, что сейчас - надо. Иначе строгая тетка Анна и кости в другой раз не даст.
После того как все помолились, Анна сказала:
Нечего попусту шляндать: ступайте старшие на охоту, а ты, Пантнска, воду носить с Максимом.
Пантискa трет конопатый нос: как бы удрать незаметно? И только мать отвернулась, шепчет Максиму:
- Айда. Воду посля натаскам...
Они убегают, и первым делом Максим его спрашивает:
- Ты разве взаправду в боженьку веришь?
- Почем я знаю... Мать говорит, что бог все видит и слышит.
- И моя мамка также. Только отец с ней за это знаешь как сильно ругался?
- Пропал Егорша-лесник. И тятька мой следом за ним поехал, и тоже нету.
- Не ври, папка не пропадет: он тайгу знает.
- А вон и тятька едет, - спокойно, как ни в чем не бывало сказал Пантнска. Только глаза заблестели, как у зверушки.
А мой? - вытянулся Максим, вставая на цыпочки.
- Твоего не видать, - затря»с головой остячонок. - Егорша, поди что, дорогой отстал: наш тятька шибко скоро на обласке ездит.
Они понеслись к берегу, расшлепывая босыми нотами грязь.
Анфим показался им хмуры м, сердитым. Изо рта у него торчала толстая, в палец, самокрутка. Он сосал ее, сплевывая, и молчал. Один его глаз был закрыт, другой смотрел куда-то мимо р ебят, через их головы, в согру. И Максим и Пантнска - каждый для себя - решили, что Анфим ждет кого-то с той стороны, куда он смотрит. Но со стороны согры никто не появлялся.
Тогда Пантиска спросил:
- Ты чо, тятька, долго так был?
- Каргасок ездил, большой начальник искал, - не сразу сказал Анфим.
- Муку узнавал? - липнул Пантиска к отцу.
- Заодно и муку, паря...
- А вчерася туда дядя Андрон подался, - проговорил Максим. - Он тебе там не встрелся?
- Не попадался он мне, Максимушка, не видел...
Анфим нагнулся - голяшки у бродней подтягивать стал, сыромятные ремешки перевязывать...
- Пантиска, - сказал погодя Анфим, не вынимая изо рта самокрутки, - дуй домой за ведерками да выбери рыбу из обласка.
Пантиска бегом побежал: отец не то что мать, его нс ослушаешься.
Анфим взял с кормы два ружья: одно свое, другое Егорши Сараева. Максим сразу узнал отцово ружье. Потом Анфим стал вытаскивать из обласка уток.
- Папка прислал, что ли? - не очень обрадовался Максим и отчего-то вздохнул прерывисто.
Анфим Мыльжин посопел, выплюнул в воду окурок, заступил броднем на край обласка и быстрыми маленькими подхватами вычерпал воду со дна веслом. В об-ласке, отгороженная широкой доской, блестела на солнце рыба.
Молчанием своим Анфим тревожил Максима, и мальчик опять спросил у него про ружье и про уток.
Твои утки, тебе настрелял... Варить с матерью будешь. Поди, всю дорогу ехал - уток тебе стрелял... Отец твой много патронов оставил.
- А сам-то он где же? Или он вовсе про пас забыл?
Анфим передвинул узенькие глаза в сторону.
- Обласок унесло, Егорша без обласка долго сидел... Ты, паря, вот так - сирота. - Остяк прошелся, хромая, вокруг своей лодки. - Толкай с кормы, пособляй-ка!
На сухом обласок опрокинули, затолкалн весло под него, взяли мокрые, все в чешуе, перепутанные частушки. По спине Анфиму на бродни стекала вода, стучали, раскачиваясь, кибасья-грузила.
Все стало как в серый ненастный день, когда нету ни птичьего щебета, ни звона жучков в веселой траве, когда хлещет с неба вода и сороки кричат над согрой, мокрые, с черными злыми глазами.
- Дядя Анфим... а тятьку я больше совсем-совсем не увижу?
Остяк опустил мальчику на макушку горбатую мокрую руку, пошевелил тонкими пальцами.
- Разве во сне, Максимша... Ты, паря-холера, вот чо... Мыльжин Анфим хошь хромой, хошь рябой, да не страшный. Рыбу поймам, утку убьем - вместе съедим...
Арина, узнав обо всем, съехала по ступенькам крыльца, зарылась лицом в колени.
- Чем мы тебя прогневили? Боже ты, боже!..
Максим не плакал, только нахохлился и серым комочком сидел на крыльце.
Анна отвела мать в карамушку, перекрестилась в передний угол Вытряхнула из берестяной коробки на стол пригоршню сухарей.
- Жить надо, - кротко сказала Анфимова баба.
- Кака теперь жизнь мне с ними? - запричитала опять Арина
- Кричишь-то как все Пыжино слышит. Вот молоко усохнет, чем станешь дите кормить?
И в наступившей минуте затишья завыла собака: от тоски ли от голода...
Бондарь Андрон вернулся из Каргаска с неплохими вестями муку загрузили в паузок, но задержка случилась из-за болиндера. Стоит катер в ремонте, а как починят, так сразу пошлют с паузком в Пыжино.
Добрые вести привез Андрон, а ему передали худые: друг его лучший долго жить приказал. Вот тебе - на тебе! Да что это за весна нынче такая? Что за напасть?
Заходил бондарь к Арине и тоже помогать сулился. Всем, чем мог. Муки отдал туесок да крендель Максиму.
Сушку Максим разделил с Пантиской. муку, они с матерью съели в три дня. И снова ходи выглядывай. Гложет проклятый голод, а болиндера нет как нет.
Раз Максим принес целую миску румяного жирного мяса.
- У Анфима теперь кротов не выбрасывают: жарят в русской печи на листах. Вкусные, мама, поешь.
Анна брезговала, а сын уплетал подсушенные тушки, похрустывал нежными косточками. Лицо его стало еще круглее, щеки отвердели, как кулачки. Он пропадал с Пантмской на улице, заявлялся к матери ненадолго в полдень, а к вечеру исчезал опять.
Вечером он бежал обдирать кротов.
Их притаскивали с соров мешками, возни с ними было много. Максим разрезал ножницами мягкие шкурки, прибивал их сушиться гвоздями к дощатой перегородке, к брусчатым стенам. Шкурки готовили к сдаче приемщику «Сибпушнины», а мясо кротовое жарили.
Арина все больше тощала, по есть кротов заставить себя не могла. В открытую издевался над ней Костя Щепеткин, драчливый мужик, засольщик рыбы.
- Ты баба чумная: все едят, а ты нет. Голод не тетка, велит сопливого любить.
Максимова мать на эти насмешки не отвечала: Костя Щепеткин был мужем сестры Анфима - Катерины. От бабки Варвары - матери Анфима и Катерины, от самого Анфима Сараевы были теперь целиком зависимы: что ни день, то приходится к ним обращаться за помощью. Пока ни в чем им не отказывают: вся ро-дова мыльжинскйя - хорошие, добрые люди, подель-чнвые. А Костя Щепеткин, засольщик, не в счет: он человек, видать, от природы тяжелый. Бог с ним, раз он такой, только Арина лаяться с ним не будет.
Но Костя Щепеткин все ж таки прав оказался: стала есть кротов и Арина. II так еще пристрастилась.
Костя скалился:
- Голод нс тетка, велит сопливого любить!
ДАЛЕЕ:
Глава 07. Часть 01. Дикие побеги
Глава 08. Часть 01. Дикие побеги
Глава 09. Часть 01. Дикие побеги
Глава 10. Часть 01. Дикие побеги
Глава 11. Часть 01. Дикие побеги
Произведение публиковалось в:
"Дикие побеги". – Хабаровск, Хабаровское книжное издательство, 1971