Новый перевал. Глава 13: Суктай-река
Ранее:
Новый перевал. Глава 8: Русский учитель
Новый перевал. Глава 9: Жители Хорской долины
Новый перевал. Глава 10: Небо и земля
Новый перевал. Глава 11: У наших друзей
Новый перевал. Глава 12: По реке на батах
К устью Чукена мы подошли перед вечером, когда солнце уже садилось за ближние горы. Широкая галечниковая коса, окаймившая левый берег Чукена и мысом вышедшая к Хору, быстро ожила, едва мы высадились на ней со всем своим скарбом.
— Гляди, какая вода есть— совсем чистая, — сказал мне Дада, когда мы, вытащив свой бат на косу, пошли осматривать Чукен.
Чукенская вода действительно очень прозрачна. Недаром и реку назвали так: Чукэ — значит светлый.
Несмотря на вечернее время, можно было разглядеть пестрые камешки, устилавшие дно реки.
Интересно было бы пройти вверх по Чукену сейчас, хотя бы с рекогносцировочной целью, на оморочке и посмотреть, что это за река. Я вспомнила разговор с научным сотрудником Хабаровского института лесного хозяйства Федором Ивановичем Киселевым. Двадцать лет назад он, будучи таксатором, ходил по Чукену с экспедицией.
— Ко. да доберетесь до устья Чукена, — говорил он весной, узнав о чашей экспедиции,—-обратите внимание, какая чистая вола в этой реке. И какая быстрая! Это очень порожистая река, стремительная. Местами скорость ее доходит до пятнадцати километров в час.
Признаться, такой скорости мы теперь не заметили. Правда, здешние реки, по словам охотников, нередко возле устья укрощают свой бег, становятся плавными. Кроме того, с течением времени, много раз меняя русло, они изменяют и свой бурный характер. К сожалению, наш маршрут не предусматривал возможности побывать хотя бы в среднем течении Чукена, а намерение двигаться все время вверх по Хору как можно быстрее исключало даже короткую экскурсию по реке.
— Говорят, что Чукен зимой не замерзает? Это правда?— спросила я у Дады.
— Конечно, — ответил он и объяснил, что здесь хорошо бы развести норку, так как и условия долины, и обилие кеты, погибающей после нереста, благоприятствуют ее обитанию.
Чукен берет начало на западном склоне Сихотэ-Али-ня и вливается в Хор у подножия высокой сопки. Мы расположились как раз напротив этой сопки, вершина которой закрыла от нас горизонт, откуда, из-за гребня ее, по всему небу разливался яркий закат. Это незабываемое зрелище заставило всех нас выйти из палаток и долго смотреть, как глубокая котловина, в центре которой на отмели был раскинут наш лагерь, заполнялась красным светом. Сначала зажглись вершины деревьев над рекой, затем вспыхнули светлые крыши палаток, и вот уже и камни, и вода, и песок отливают этим необыкновенным холодным пожаром, и даже на кленовую трубку Дады ложатся его неяркие отсветы.
Дада стоял у самой воды, чуть поодаль от нас, мечтательно смотрел на небо и молчал. Джанси Кимонко был прав, когда говорил о нем, что старик не любит разговаривать. В самом деле, вот уже несколько дней мы плывем по реке в одной лодке, но я еще ничего не знаю о Даде, кроме того, что в колхозе «Ударный охот-пик» Дада один из лучших охотников. Правда, за это время я успела заметить: Дада был человеком исполнительным, строгим, но никого не осуждал, и если между удэгейцами возникали порой конфликты, он никогда не вмешивался в разговор. Завоевать его расположение было нелегко. Однако молчание Дады никого не угнетало. Утром, отправляясь в путь, старик черпал веслом воду и пил с весла, подхватывая капли на лету и приговаривая по-своему:
— Эх, хорошо!
От устья Чукена долина реки, суживаясь, потянулась на север. Крутые, каменистые склоны правого берега с неровными обнажениями горной породы стали чаще вставать на пути. Мы пристали к левому берегу, и если бы Дада не сказал мне, что за кустами, недалеко отсюда, бывшее стойбище Верхнее Богэ, никто бы и не подумал сойти на берег. Мы отправились смотреть стойбище, покинутое удэгейцами около двадцати лет назад. Ничего, кроме развалившихся амбаров и юрт, не нашли. Без тропы, пробираясь сквозь колючие кусты шиповника и малины, добрались мы до разрушенной юрты. Дверь от нее валялась в десяти шагах, балки давно подгнили и упали. Это все, что осталось от стойбища Верхнее Богэ. Кстати сказать, на карте, которой мы располагали, оно было помечено ниже Чукена, хотя Чукен мы миновали еще вчера. Пришлось внести исправления.
Еще издали мы стали искать глазами вершину Чери-найской горы. Бинокль переходил из рук в руки, но домик, который якобы видел отсюда простым глазом Василий, никто из нас не мог разглядеть. Между тем вершина Чериная была уже действительно видна. Мы все смотрели на нее позднее, когда выбрали место для ночлега метров на полтораста выше Сукпая и расположились на косе, прилегающей к пойме, густо населенной ивой-кореянкой. Вечером, установив рацию, мы услышали голос черинайской девушки Вали Медведевой.
— Я «Двойка»! Я «Двойка»! — кричала она, ища кого-то в эфире.
Никогда не видев этой девушки, не зная ее, мы все, однако, прониклись к ней уважением. Большинству из нас она представлялась рослой и сильной девушкой. Жить в этой угрюмой, безлюдной тайге, в горах, окруженных бурливыми реками, оставаться одной на целые месяцы — для этого надо быть смелой и сильной.
Мне захотелось побывать на Черинае, пройти по Сукпаю, о котором так много говорил Джанси. Кстати, представился случай. На следующий день пошел дождь. Делать было нечего. Все равно здесь нам предстояло ждать Колосовского. Охотники отправились в тайгу за добычей, а мы с Нечаевым решили подняться по Сук-паю. Василий и Намике сдвинули на воду бат. Намике взяла с собой сынишку. Она укрыла его брезентом. Едва мы вышли, поднялся ветер. Навстречу нам побежали крутые волны и без того порожистой, быстрой реки.
Черинай — это таежная база на Сукпае, связанная с изучением окружающего района. Она расположена на высокой горе. Плыть от устья Сукпая до подножия этой горы—-восемь километров. Надо было огибать камни, где вода кипела и брызгала каскадом. Так вот каков Сукпай — родина Джанси Кимонко, о котором писал он:
«Сукпай — на Бикин перевал, Сукпай — на Идзи перевал, Сукпай — на океан перевал...
Вода твоя шумит и пенится на перекатах. Огромные камни несутся по дну твоему, гонимые сильной струей. Страшны пороги твои, Сукпай!..»
Когда мы подплывали к Черинайской горе, усилился дождь. Мы промокли до нитки. По синей сатиновой рубашке Василия струями скатывалась вода.
— Мафа! Мафа! — закричал Коля, увидевший на противоположном берегу медведя.
Василий схватил ружье и выстрелил. Зверь, подошедший было к реке, бросился в лес. Мы подплыли к берегу. Василий пустился бежать по следу медведя. Намике шла за ним. Мы с Нечаевым стояли около бата. По-видимому, зверь был легко ранен, он ушел далеко. Вернувшись ни с чем, разочарованный Василий досадовал:
— Не повезло, — Конечно, — пошутил Нечаев, — если бы он был привязан...
Через полчаса мы подошли к подножию большой отлогой сопки, поросшей лесом.
— Вот вам пристань Черинай! — сказала Намике.— Пожалуйста, на берег.
На берегу, заросшем крапивой, лежал опрокинутый бат. Чуть подальше, под корьем, стояли бочки, ящики, на ящиках лежали мешки с мукой, рядом — большая бутыль с маслом. Продукты, недавно привезенные сюда, как видно, еще не успели поднять наверх.
— Ну ладно, вы идите, — обратился к нам Василий, — идите туда сами, а мы ночью будем охотиться.
— Может быть, мальчик с нами пойдет? — спросил Нечаев, указывая на Колю, посиневшего от дождя и ветра.
— Нет! Нет! — воспротивился Коля. — Я буду здесь.
Медленно ступая по кочкам, перешагивая через валежины, мы с Нечаевым стали подниматься на Чери-найскую гору.
Два часа длилось восхождение. Утомителен был путь по крутой горной тропе среди бурелома и камня. То и дело приходилось перешагивать обомшелые валежины, иногда взбираться на лесины, лежащие поперек тропы, перепрыгивать через них и снова карабкаться вверх по каменным выступам.
Андрей Петрович шел впереди. Привыкший к таежным походам, он уже давно мечтал о том, чтобы побродить по горным кручам, и теперь взбирался наверх безо всяких усилий. На Черинай его влекло желание осмотреть высокогорную растительность и отсюда начать изучение «белого пятна», геоботаническое описание которого входило в задачи нашей экспедиции. Дальше устья Сукпая вверх по Хору никто из ботаников еще не был.
День выдался пасмурный, и оттого в лесу было сумрачно, сыро. Дождь то переставал, то снова барабанил по листьям. Кусты и деревья намокли, и зелень казалась сизой от обилия влаги. По мере того как мы поднимались все выше, широколиственный лес уступал место елям и пихтам с редкой примесью клена зеленокорого, рябины и шиповника, достигающего в этих местах более двух метров высоты. С неба, с мокрых деревьев сыпался на нас двойной дождь. Одежда намокла и стала тяжелой, сапоги скользили. Время от времени Нечаев останавливался, чтобы получше рассмотреть какое-нибудь растение, не подозревая о том, что эти краткие остановки давали мне возможность отдышаться.
Идя по гребню горы, мы ждали, что теперь наконец покажется домик Вали Медведевой, но вместо него перед нами возник крутой каменистый склон. Повсюду беспорядочной грудой лежали базальты — свидетельство древней работы стихии, разрушившей когда-то величественные горы. Но вот лес отступил, и глазу открылась панорама гольцов, тут и там покрытых зелеными мхами, светлым ягелем, ликоподием, брусникой.
— Вот и предгольцовая растительность. — Нечаев сорвал красноватый лоснящийся лист бадана. — Между прочим, вы знаете, что бадан можно заваривать вместо чая?
Всякий, кому приходилось совершать восхождение на вершину Черинайской горы, думал, наверное, о людях, которым довелось жить в этой глухой стороне да еще подниматься на такую высоту с грузом. Недаром у подножия ее внизу устроен лабаз. Как видно, враз унести оттуда продукты нелегко. Охотники-удэгейцы, проплывая мимо горы по Сукпаю, почти никогда не заходят на базу, так как путь туда требует немалых усилий. Только спустя некоторое время мы узнали, как трудны условия Чериная. Не всякий их может выдержать. Тут низкое атмосферное давление. В таких условиях некоторые люди страдают «горной болезнью».
Все наши усилия были вознаграждены, как только мы очутились перед домиком, окруженным буйными зарослями малины, растущей между серыми глыбами
камня.
— Ну, вот и все! — Нечаев вздохнул с облегчением. Он первым поднялся на крыльцо и отворил дверь.
Промокшие, усталые, мы вошли в дом неожиданно для его обитателей. Их было трое. Наше знакомство состоялось у порога, пока мы снимали с плеч рюкзаки и мокрые куртки. Из-за стола, где помешалась радиоустановка, поднялся молодой человек высокого роста, со светлой и пышной шевелюрой. Это был начальник базы Роман Богданов-Ольховский.
— Вот хорошо! Как раз к обеду! — просто заговорил он и, подходя к нам, протянул руку. — Валя, — обратился он к девушке, накрывавшей на стол, — надо быстрее переодеть их в сухое.
Невысокая, худенькая черноглазая девушка с косичками, подобранными на затылке в узел, гремела посудой. Оставив свое занятие, она подошла к нам и вслед за юношей Николаем Ярошенко отрекомендовалась:
— Медведева.
Через несколько минут мы все сидели за столом и вели оживленную беседу. Хозяева рассказывали нам последние новости, которые они только что слышали по радио. Мы в свою очередь торопились поведать о своих делах. Бойкая на слово, шустрая Валя Медведева, как радушная хозяйка, суетливо бегала от стола к плите то с чайником, то с лепешками. Я напомнила Нечаеву о хлебе, и тот, спохватившись, вынул из рюкзака четыре ковриги хлеба.
— Вот, пожалуйста, вы ведь просили... — сказал он девушке.
— Да что вы! — смутилась она. — С такой тяжестью в гору шли. Я уже лепешек настряпала.
— Как вы подымаетесь на такую высоту?
— А ничего, мы уже привыкли.
— Сейчас затоплю баню, — сказала Валя, надевая калоши, стоявшие у порога. — Воды теперь много.
— У нас ведь вода только небесная, — пояснил Роман, — питаемся дождями. Зимой — снег таем. Жить тут нелегко, но интересно. Посмотрите, какое замечательное место вокруг.
Он привел нас к краю обрыва. Отсюда, с гольцовой вершины, открывалась панорама долины, стесненной горными складками. Слева, извиваясь светлой змейкой, сверкал Сукпай, а справа блестели излучины Хора. Ветер расчистил небо. В долину упали последние лучи солнца и зажгли плывущие внизу облака.
— Когда я первый раз увидел вот такие облака, — заговорил Роман, — я подумал, что это лесной пожар. — Помолчав, он добавил: — Хорошо здесь все-таки. Я уже привык. А помню, на выпускном вечере, когда мои товарищи уходили в морское училище, я ведь тоже очень хотел пойти с ними.
Роман учился в хабаровской средней школе. Там я видела его за партой в годы войны. Потом он отправился работать в тайгу.
— Теперь я научился и на батах плавать, и нарты тащить по нескольку суток зимой, — продолжал Роман. — Вот только тяжело в одиночестве. Особенно когда праздники. Представьте себе, в День Победы я оказался здесь один. Утром включаю радио — и вдруг...
Он начал рассказывать о том, как торжественная, победная музыка заполнила таежную избушку и возгласы «ура!», и песни, и слово «победа», летевшие на всех радиоволнах, обрадовали его настолько, что он распахнул двери избы и выбежал. Вокруг на сотни километров не было ни души. Он поднял красный флаг на крыше своей избушки. И, не в силах спокойно пережить радость, долго ходил по гольцам, оглядывал синие дали.
На следующий день мы с Валей Медведевой бродили по окрестностям Чериная. Был сильный ветер. Лиственницы, окружавшие базу, раскачивались, глухо шумя на ветру. Рваные дождевые облака — «фрактонимбу-сы» — мчались так низко, что задевали о крышу бани, о кусты бузины, раскинувшейся за огородом. По рядкам картофеля и в междурядьях розовели головки мака, посеянного Валей. Впервые за эти годы здесь появился огород. Девушка сама расчистила участок от камней, вскопала его, посадила картофель и овощи.
— Огурцы у меня пропали, — говорила она, оглядывая грядки. — Холодно было весной. А вообще, мне кажется, здесь можно выращивать овощи.
Валя впервые пришла на Черинай зимой прошлого года. Вместе с Богдановым-Ольховским девушка добиралась сюда по замерзшей реке. Целую неделю длилось путешествие с ночевками у костров, с тяжестью поклажи на нартах и с томительной неизвестностью перед тем, что такое Черинай. У подножия горы Роман сказал ей:
— Ну вот, Валя, теперь, как только взберешься на гору, так и не захочешь больше спускаться вниз.
Идти было скользко. Под конец пути Валя добиралась почти ползком, чувствуя сильное головокружение.
Необычайные условия жизни не смутили Валю. Ничего, что каждый день надо было таять снег, для того чтобы иметь воду, спускаться вниз за продуктами и подыматься снова на гору. Ей даже нравилось жить так, постоянно преодолевая трудности. В какой-то мере это поднимало девушку в собственных глазах... Могла же она, как и ее сверстницы, тоже устроиться на работу дома и сидеть в теплой конторе.
Ранней весной Валя осталась одна. Богданов уехал за продуктами и вернулся только летом. Весна была ранняя. Но здесь, на горе, она всегда поздняя гостья. Вокруг еще лежал снег, и холодные ветры раскачивали деревья, свистели в окнах, обегая гольцы. Внизу уже цвел багульник, зеленели березки и клены. Пахло тополем. Валя спустилась вниз, к лабазу, где оставалось немного крупы и масла. Но лабаз был пуст. Медведи ничего ей не оставили. Она взбиралась па гору очень долго и уже в пути почувствовала сильную головную боль.
С каждым днем продуктов оставалось все меньше и меньше. Валя сняла с чердака остатки сушеного мяса и решила экономить. День ото дня уменьшала порции, ждала возвращения Богданова. Несмотря ни на что, она все так же четко несла свои обязанности радиста базы. Как назло, стояла сухая погода, не было дождей, а вода кончилась. Девушка взяла небольшую банку и спустилась до середины горы, где когда-то пробегал чуть заметный ключик. Теперь его не было. На камнях, свернувшись в клубок, лежала змея. Валя припала к едва перебирающейся по камням водичке, но, заметив змею, отпрянула в ужасе и поспешила домой. Вечером она передала по радио в Гвасюги о своем бедственном состоянии. Ей сказали, что Роман уже несколько дней как вышел оттуда. И действительно, вскоре Богданов вернулся домой. С помощью удэгейцев он доставил на вершину горы необходимую часть продуктов.
— Неужели вам не страшно оставаться одной? спросила я девушку во время нашего разговора.
— Нет, представьте себе, не страшно. Правда, я приучила себя не бояться. Живем мы на такой высоте, что опасный зверь сюда не забредет. А человек? Человеку я была бы только рада. Ио, к сожалению, сюда никто почти не приходит. Самое главное, чтобы продукты были, а остальное — ерунда. Чувство страха, я считаю, вот в таком случае — это просто выдумка.
— А ночью?
— Сначала я побаивалась. Но потом стала приучать себя не бояться. И еще, знаете, когда я прочитала о Зое Космодемьянской, мне все мои ночные страхи показались такой чепухой. Помню, осталась одна, возвращаюсь вечером с наблюдательной площадки и вдруг вижу: около крыльца мелькнула какая-то тень. В это время у меня погас фонарь. Я хотела побежать, но нарочно заставила себя идти как можно медленнее. И вот прихожу в дом, зажигаю свет, осматриваюсь вокруг — нет никого. В ту ночь я оставила дверь открытой и с тех пор стала спать не запираясь...
Вечером она сидела за передатчиком. Я с интересом наблюдала, как аккуратно и четко работала девушка. Днем она успевала готовить еду, стряпала пирожки с малиной, мыла посуду. Ночью около рации слышался ее звонкий голос:
— Я «Двойка»! Я «Двойка»! Слушайте меня!
Мы пробыли на Черинае два дня. Здесь я закончила свой второй очерк о путешествии и попросила Богданова как можно скорее передать его в Хабаровск.
— Хорошо, — сказал он, перелистывая мою рукопись. — Мы сегодня же постараемся передать. О чем это, интересно?
— А вот будете передавать, узнаете.
— Вам есть радиограмма! — весело крикнула Валя, подзывая меня. — Вот, читайте. Про какую-то операцию.
У меня на мгновение зазвенело в ушах. Я подошла к столу и прочитала расшифрованную Валей радиограмму: «Операция прошла благополучно, температура нормальная, дети здоровы».
Я пожала Валину руку так сильно, что девушка испугалась. Если бы она знала, как я ждала этого известия.
— Спасибо вам, дорогая...
В дверях уже стоял Василий Кялундзюга. Он пришел за нами и объявил, что Сукпай выходит из берегов. Распростившись с новыми друзьями, мы пошли по тропе вниз.
— Заходите на обратном пути, обязательно заходите! — крикнула Валя. Она стояла на большом сером камне и махала рукой. — Я вас картошкой угощать буду!
Спускаться оказалось не менее сложным делом. Ноги скользили, стоило немного оступиться — и полетишь вниз, на камни. У берега стоял наготове наш бат. Василий отвязал его, и через минуту мы уже плыли вниз по реке с такой быстротой, что в полчаса достигли устья Сукпая.
Далее:
Новый перевал. Глава 14: Непредвиденный случай
Новый перевал. Глава 15: Радио приносит известия
Новый перевал. Глава 16: Тивяку
Новый перевал. Глава 17: Тайга нехоженная
Новый перевал. Глава 18: Как быть дальше?
Произведение публиковалось в:
«Огни далёких костров». Повести и рассказы. - Хабаровск. Хабаровского книжное издательство, 1984. Байкало-Амурская библиотека "Мужество".