Глава 27. Часть 01. Дикие побеги
РАНЕЕ:
Глава 22. Часть 01. Дикие побеги
Глава 23. Часть 01. Дикие побеги
Глава 24. Часть 01. Дикие побеги
Глава 25. Часть 01. Дикие побеги
Глава 26. Часть 01. Дикие побеги
Пылосов приторочил узлы к седлу - весь скарб Сараевых, стал сам садиться и долго не мог попасть широкой ногой в стремя.
- Ну, Максим, будешь сегодня учиться свиней загонять в крапиву, - сказал Иван Засипатыч без обычной своей строгости.
- Крапива еще не выросла, - ворчливо ответил ему Максим. - И пошто их туда загонять?
- Это поговорка такая... Арина, ты мне давай мальца. В седле укачается, спать будет.
- Сама понесу, Иван Засипатыч.., весу тут в нем. Арина перекинулась взглядом с дядей Андроном.
- Ну, счастливенько вам, _ сказал бондарь и подал Максиму дрын.
Пасмурный день без дождя, печальное небо, присмиревшие кусты и деревья - отсыревшая теплынь последних чисел мая. И в этой тихой, примолкшей теп лыни храп и чавканье копыт лошади, до тошноты неприятный визг подсвинков, когда подстегиваешь отставших. А не подстегивать - лезут куда попало, суются в кусты: не хочется им бежать по тропе друг за дружкой. Уросливо визжат поросята, тычутся в отвисшие животы матерей, по уши грязные. А были белые с розова-тостыо, чистые.
Штаны на Максиме уже висят клочками, исцарапаны руки, коленки: то ныряет под куст, то лезет через коряги, а свиньи не слушаются, будто смеются над ним. У него уже злость против них, с этой злостью он бьет их по спинам. Они поджимают зады, щетинят жирные, шелушащиеся загривки и тоже злобно всхрапывают, оскаливая клыки, брызгая пеной.
- Заворачивай, эй!
- Пестрого, пестрого! Чего выкомарнвает, паршивец!
- За болотом уже! Ох и скотинушка.
Визг свиней и покрики Пылосова, сорванный голос матери кидают мальчишку из стороны в сторону, дергают, злят такой отчаянной злостью, какой Максим не испытывал никогда... Забылся радостный вечер, напутствия дяди Андрона. Об этом сейчас просто некогда думать. Когда тут и о чем думать, если мелькают эти зады со скрюченными хвостами, хлещут вдогонку бранные крики Пылосова и в скосопяченных ботинках чавкает грязь.
Тропа идет вдоль берега Пыжинки, а то бросается от реки в сторону, плетется болотом, грязью и сухими местами, где чистый лес, сосновый, березовый, кедерки встречаются, под ними мхи золотятся рыжие. Проступает трава, и пучками торчат широкие листья калбы - черемши.
Тропа совсем выбилась к берегу, на открытое ровное место, и Максим почувствовал облегчение. Река была сплошь забита бревнами: плавили лес молем, тот самый лес, который сваливала, корежила зимой Катерина. Пока не было видно людей, но скоро показались и они - с баграми, в больших броднях. Сплавщики отпихивали, толкали от берега бревна, разбивали заторы. Бревна медленно, повинуясь неторопливому нраву реки, ползли, терлись друг о друга шершавыми, мокрыми боками. И нигде не проглядывала вода - лес и лес сплошняком.
- Добра сколько, - охнул Иван Засипатыч, натянув поводья, приостанавливая коня. - И все война сожрет, не подавится.
Сплавщики были на той стороне далековато; Максим различил несколько женщин и подумал, что одна из них Катерина. «Сказать бы вот ей, что вернулся дядя Лндрон, но про Костю Щепеткина ничего не слыхать».
- Бараки видно, вон, на песках. Усть-Ямы. Передых будет.
Пылосов приподнялся на стременах, вытянул круглую шею.
В бараках не было никого, кроме толстой щекастой поварихи, глуповатой на вид, чернобровой. Руки у нее были тоже мясистые, как вся она, голые, нащипанные до синяков. Она с грохотом передвигала на раскаленной плите большие котлы, обжигалась, вскрикивала и совала пальцы в толстые красные губы,
- Видная ты бабень, - щурко прошелся по ней глазами Иван Засипатыч, стряхивая с себя фуфайку.- Экие телеса нарастила! Слыхал я давно про тебя, а видеть не видел*.. Это твой мужик тут йодом травился?
Она замотала в ответ головой - здоровой, как крепкий кочан капусты.
- С ума сходил, нечего делать.
- Такая небось доведет! - подмигнул Пылосов.
Раскатистый смех заставил задребезжать окна. Толстая повариха смеялась долго, Максим не мог понять, чему она так смеется, но ему казалось, что смех у нее вырывается изо рта, из ушей, из глаз.
«Это та самая, про которую тетка Катерина зимой рассказывала».
Повариха дала им кипятку чайник, Иван Засипатыч достал сахарок, по кусочку, мягкий пшеничный хлеб, окуней вяленых, разложил все это под навесом на улице. От Ивана Засипатыча пахло потом и дегтем, как от старой соломенной стельки. Деготь у Пылосова тоже водился, и он обильно просмаливал им обувь так, что деготь стекал на заплот, когда он вывешивал чирки и бахилы подсушиться. Мазал, бывало, дегтярнл и приговаривал: «Деколончиком подсмолить, чтоб комар не кусал». У пыжинцев это всегда вызывало зависть; так обильно дегтярить обувь они не могли, дегтя у них было немного.
Есть стали. Мать вынула хлеб черствый, от дяди Андрона, солдатский, картошки вареной, бутылицу молока. Иван Засипатыч протянул Максиму за хвост горбатого окуня.
- Да л-ладно, - отворотился мальчик: не желал принимать пылосовской еды.
- Наладил, так сыграй... Лови!
Максим вынужден был ловить окуня, который летел ему прямо в лицо, уколол об него палец.
- Кусается? - усмехнулся Пылосов, снял кепку, сунул ее между колен, уставился лысиной в небо. - Ешь позубастей, Максим, крепче летать будешь: болотом пойдем.
- А топко будет? - спросил мальчик.
- Самый раз по уши...
Со ступенек барачного крылечка спрыгнула повариха и, вся сотрясаясь, впритрусочку побежала к висевшему на углу лемеху: солнце «в обеде стояло». Лемех три раза ухнул тяжелым гулом, перешел в звон и замер во влажноватой теплоте воздуха. Потом повариха вернулась в барак, стала в проеме, почти загородив собой вход, и глядела на них маленькими, спрятанными иод черной гущиной бровей глазами.
- Иди чаевничать с нами, - позвал Пылосов. Она затрясла головой, раскололась в громовом смехе.
- Конячий смех у тебя, - поморщился Иван Засипатыч, зашнуровывая мешок с едой, и тише добавил: - Не все дома у бабы...
После чая он снова взялся за рыбу - отдирал зубами тоненькие волокна, кости плевал в кулак и бросал их через плечо. Наелся, нахраписто засмеялся, мазнул по Арине загоревшимися глазами: лицо Арины показалось ему сегодня особенно молодым, посвежевшим.
- И ты» видать, вчерася не подкачала?
Арина опустила лицо, закраснелась, торопливо стала связывать узел: Максиму показалось, что она не успела поесть. Мальчик волчонком уставился в переносицу Пылосову.
- Ишь ты, воззрился, - заворочался Пылосов. - Отдвинься-ка в сторону, тебя не стекольщик делал: мне повариху не видно.
Болотом пошли - Иван Засипатыч с коня слез: топко стало. Упрел Иван Заснпатыч, кепку смахнул, на лоб с лысины пот скатывается, водянистыми дорожками застревает в морщинах. Обернется к нему Максим, оглядит Пылосова всего с головы до ног, уколет своими глазенками шустрыми, и злая радость мальчишку проймет: «Красиво тебе на коне было ехать, теперь по грязи пройди. Распарился, как брюква в печке». Большие уши Пылосова набагрянились. Уши у него изнутри курчавистым волосом заросли - серым, густым. Сейчас Максиму голова его напоминает котел, в котором все кипит и парит, а пена, как накипь, выбивается в уши.
Болото поросло чахленькими деревьями, по-нарым-скому - каргашатником, сплошь им утыкано, и хоть пропади - не видать ему, болоту, конца-края.
- Приналяг! - как спросонья, закричал вдруг Иван Засипатыч. - На верёть выбрались, по сухому пойдем, с версту еще...
ДАЛЕЕ:
Глава 28. Часть 01. Дикие побеги
Глава 01. Часть 02. Дикие побеги
Глава 02. Часть 02. Дикие побеги
Глава 03. Часть 02. Дикие побеги
Глава 04. Часть 02. Дикие побеги
Произведение публиковалось в:
"Дикие побеги". – Хабаровск, Хабаровское книжное издательство, 1971