Глава 23. Часть 01. Дикие побеги
РАНЕЕ:
Глава 18. Часть 01. Дикие побеги
Глава 19. Часть 01. Дикие побеги
Глава 20. Часть 01. Дикие побеги
Глава 21. Часть 01. Дикие побеги
Глава 22. Часть 01. Дикие побеги
Арина тихонько зашла с работы в мыльжинский дом. Анна сидела одна в горнице с малыми ребятишками, сидела себе просто так: выдалась у нее минутка свободная. Дома дела все управлены, а корову доить время еще не пришло.
- Садись, расскажись. Давненько ко мне не наведывалась, - встретила Анна Арину. - Сам-то к сестре направился, водки, что ли, она расстаралась. Большаки дров напилили да где-то носятся, леший таскат. С малышней вот одна сумерничаю.
Арина с улыбочкой наклонилась, прижала к бедрам дерюжную юбку, забрызганную помоями, разгладила со вздохом:
- О-янь-ки.
Одним этим вздохом, видно, желтала оправдаться перед хозяйкой за то, чго замызганная, зачуханная, что обутки в навозе и что пахнет от нее свинарником.
И Анна ее поняла.
- Будет тебе общипываться. С моей ордой в избе не намоешься; ты моешь, а следом натаптывают.
На полу, против русской печи, почти голышом, возились четыре младших Анфимовых сына: перепачканные, они выуживали из чугуна парёнки - томленную в печке брюкву, морковку, набивали жадные рты, чавкали, как поросята.
- От чушек к себе и нс забегала, ли чо ли? - спросила Анна.
- Да к тебе вот прямехонько... Иду по улице, слышу: балалайка у нас трянькает, Катерина приехала, частушки поет. - Арина опустила глаза. - Ведь она на меня серчает, Катерина... Гадала я ей, ворожила...
Анна усадила Арину за стол, подала простокваши кружку. Голопупые ребятишки оторвались от чугуна, уставились на чужую тетку, пока та пила простоквашу.
- Спасибочко, милая. Пошли бог радости твоим деткам.
- Так ужо посылат, - рассмеялась Анна. - Большак-то мой девок щупат! Пылосов и нашшелкал ему: иод горячий кулак подвернулся.
- Слыхала я... А сколько же лет-то Калнске?
- Ровня, поди'-ка, Левке - шишнадцатый. Девки рано невестятся. По себе небось знам! - Анна скрас-нела и опять рассмеялась.
- Меня ты в счет не бери: я поздно замуж-то вышла, на тридцатом году.
- А то, чо ли, все в девках ходила?
- Об этом не сказывают - в тряпку помалкивают, - уклонилась смущенно Арина.
- А я чуть поболе Калиски была, когда меня выдали. Мать без отца тоже мыкалась, четверо было нас у нее. И все мокрощелки, хоть бы на смех парнишка один. Я старшенькая. Пришли, посватали, мать была рада-радешенька.
- Ну и в добрый час.
В разговоре Арина мягкая. Слово сказать - подумает, согреет его в душе, как в ладонях, а после уж выпустит: чтобы и слух ласкало и чувство в нем было. С каждым-то человеком она осторожная, обходительная и больше всего боится немилость вызвать к себе.
А вот Анна и ходит прямее и говорит тверже: такими словами, какие на ум придут. И покрикивает, и матом пустит, и судит и рядит как хочет: о Пылосове, о Стюрке, бабе его, вот о девке-молодке Калиске. Будь там хоть кто - она свое слово скажет. И все потому, что силу за собой чует, поддержку мужнину. Арина же ни при ком никого осуждать не бралась... Судить-то она судила в душе, да вслух не высказывала. Другое дело - чужую душу послушать, и Арина подогревала Анну:
- Хороший тебе человек достался - Анфим.
- Какие сами, таки и сани. Так говорится, ли чо ли?
И Анна принимается раскладывать всю свою жизнь по полкам, приступочкам, и Арина всем своим нутром чувствует, что и перед ней баба тоже забитая, не лучше ее, грешной.
Вытолкнула мать Анну девчонкой на порог чужого, остяцкого дома, как босиком на мороз выгнала. Со свадьбой же сразу беда свалилась.
- Одну всего ночь я с ним проспала, с некалеченым. - И водянистые, выпуклые глаза Анны обволоклись туманом.
Отец у Анфима и так был свирепый, а пьяный совсем впадал в буйство неистовое. Как с ним бедная бабка Варвара жила - трудно понять. ИI бивал он ее, и за косу к железной кровати привязывал, и в амбар запирал с крысами, и что только с ней не делал - все из-за ревности. Варвара в молодости была красавица, по ней и сейчас это видно. Одному остяку Анфимов отец всю щеку дробью порвал. Может, за Варварой какие грехи и водились, но когда Анна вошла в их дом, Варвара была смиренная, тихая, как теперь. Тогда, на свадьбе, старик перепил, сел лошадьми править. Кони были кормленые, сильные. Погнал он их сперва по со-рам, лугам, потом на лесную дорогу сшернул. Несут кони, Анфим кричит: «Тише, тятька, невеста совсем забоялась, дрожит!» А пьяному свекру все нипочем: гонит коней. Дорога лесная извилистая, на раскатах сани заносит, об стволы бьет.
- Занесло нас на пень смолевый: меня-то в сугроб закинуло, а свекор череп себе раскроил. Тут же и кончился. Анфим под полоз ногой угодил, и грудь ему сильно помяло... Нога кривой срослась. Нe зря моя мать, покойница, сказывала: на веку, как на долгом волоку, разное пережить придется...
Анна с горьким вздохом усмехнулась.
Жизнь у Арины складывалась куда счастливее. Замуж она не гналась, не спешила, ждала человека надежного. Ненадежные попадались, да она сторонилась их. И пришел человек, полюбил: умный, ласковый, образованный. Была у него работа хорошая - по лесничеству.
В то время Арина хлеб выпекала на Кандин-Боре.
- Ноздреватый хлебушко, пышненький: ты его кулаком к столу, а он кверху. Таким бы хлебушком хоть разочек сейчас людей покормить. Как бы они зарадели, сердешные!
Сыпались на Арину милости, благодарности. И довольна она была, что радость людям приносит. Относились к ней хорошо, а кто и хотел обидеть - Арина сама за себя постоять умела. Это сейчас ее горе да нужда в тенетный угол забили. А тогда - одной-то, бездетной, румяной да молодой - что было не жить?
Поженились они с Егором Сараевым, люб он ей был, мил: и тем. что работа была у него по лесничеству чистая, и тем, что не пил, не курил, с умом хозяйство начал налаживать. А не нравилось в нем ей одно: простоват был мужик, в жалости к человеку последнюю рубаху мог отдать.
- Простота хуже воровства, - согласилась Анна и широко зевнула. - О господи. Один рот и тот дерет.
- Хорошего мало... Многих людей он у себя привечал, каждому находил утешение. А после они же оговорили его... Забрали безвинно-напрасно, и год от него ни слуху. Вернулся худущий, в чирьях, и кашель его но ночам бил... Тут бы его подкормить, а дни тугие пошли. Как взяли Егоршу, меня сразу с пекарни убрали. Господи! Боялись, что я отраву в квашню могу подмешать, людей по злобе отравить. А у меня к людям, кроме добра, никогда ничего не было... Уезжать надумали, а собирать было нечего: что завели с ним. я за год прожила. Хотели попервости на Алтай перебраться, да вот сюда угодили... И тут он конец свой нашел.
- Ничо, Арина, ты баба жилистая, осилишь горе, перебедуешь.
Анна поднялась с лавки, с хрустом переломила пальцы, одернула под мышками прильнувшую к телу кофту.
- Управляться пойду. Куда же мой большак-то запропастился?
Легкий на помине, Левка влетел в избу:
- Слышь-те - Пылосов разоряется?
Бабы прислушались, с тревогой ловя какие-то крики с улицы.
- Ты ли, чо ли, опять? - Анна кинулась к двери.
- Да ну! - отскочил в сторону Левка. - Вон тетки Аринин Максим да наш Пантиска будто набедокурили.
- Боже ты мой, - простонала Арина и встряхнулась, как курица, которую окатили водой. - Чтоб тебя перекосоротило, будь ты неладен, дрянной парнишшон-ка! Что хоть стряслось-то, Левушка?
- Пылосов там базлает: дескать, муку воровали. Давно, дескать, мы у него муку таскаем, а он все поймать не мог. Таку беду разорался Иван Засипатыч!
- Чо ж это деется? - почти в один голос выкрикнули изумленные бабы.
И кинулись вон из избы.
ДАЛЕЕ:
Глава 24. Часть 01. Дикие побеги
Глава 25. Часть 01. Дикие побеги
Глава 26. Часть 01. Дикие побеги
Глава 27. Часть 01. Дикие побеги
Глава 28. Часть 01. Дикие побеги
Произведение публиковалось в:
"Дикие побеги". – Хабаровск, Хабаровское книжное издательство, 1971