Глава 20. Часть 01. Дикие побеги
РАНЕЕ:
Глава 15. Часть 01. Дикие побеги
Глава 16. Часть 01. Дикие побеги
Глава 17. Часть 01. Дикие побеги
Глава 18. Часть 01. Дикие побеги
Глава 19. Часть 01. Дикие побеги
Черная, исхудавшая, с пальцами в ссадинах н с сорванными ногтями, Катерина появилась на этот раз не в сумерках, как обычно, а засветло, принеся с собой в дом запах хвои, смолья и водки.
Запаха водки Максим не слышал с того самого дня, как началась война. Когда провожали на фронт мужиков, тогда и водку в Пыжино пили в последний раз. А после о ней разве кое-когда вспоминали. Уговаривал как-то Анфим свою бабу, чтобы та замешала браги, но Анна, как ни была мужику послушна, наотрез отказалась: муку не хотела переводить.
Катерина дышала смрадно, топала оттаявшими пимами, под тяжестью ее тела ходуном ходили расшатанные половицы. Она встряхивала растрепанной головой и по-мужицки бранилась.
Сегодня ей все не нравилось: и как истопили баню - угарно, и как вообще ее встретили. А дома - черт ногу сломит. Бабка Варвара ее уж не трогала, словом ей не перечила: сидела себе в уголку, стучала ногтем по берестяной табакерке и отправляла в широкие ноздри табак щепоть за щепотью. И только раз, за весь вечер единственный раз, протяжно чихнула.
Из бани пришла Катерина без полушалка, от нее валил пар, белый, пропитанный мылом и чадом. Волосы у нее прихватило морозом: жестким конским хвостом свешивались они со спины до пояса.
Она садилась к столу, а Максима дернуло за язык сказать с полатей:
- А конь-то невыпряженный стоит...
- Ах, туды-т-твою! - матернулась Катерина. - И не выпрягла, и пить не дала. Зачухалась!
- Ты бы оделась, после бани чахотку поймать. Заполошная.
Дверь захлопнулась. Бабка Варвара пробормотала что-то еще по-остяцки и полезла в карман за табакеркой.
- Горюет она, Катеринушка, - скорбно сказала Арина. - Вот и Андрон обещался вернуться, и тоже ни слуху...
- Н-пя, - поджала старушечьи губы Варвара, и в глазах ее затаилась невысказанная печаль.
Арина сунула руку в постель, нашарила в изголовье карты п молча стала раскладывать их на лавке.
- Слушай-ка, слушай, - вскинула белые брови мать, как только сердитая тетка вошла с улицы в избу. - Выпадает опять - живой твой мужик, ведь живой же!
Не обметая снега с пимов, Катерина изломанным шагом прошла к Арине, корявой рукой сбуровила карты, смахнула их на пол. Арина испуганно отшатнулась к стене.
- Ворожейка! Все брешешь мне... Съела смерть моего мужика, сон видала. Не ворожи больше.
ать обиженно собирала карты, шея ее покрылась испариной. Она сносила обиду молча: не хотела ожесточать против себя людей, которые приютили их.
- Бог с тобой... Что карты мне сказывали, то и я тебе, Катеринушка, говорила. Бог с тобой, милая.
По-своему укоряла Катерину бабка Варвара. Та фыркнула, раздраженно, сердито что-то сказала ей на своем языке. Из сказанного Арина с Максимом разобрали одно лишь слово - ругательское, потому что оно было русское.
Откуда-то вынырнула на стол початая бутылка водки, загремели стаканы, рукастая Катеринина тень двигалась по стене.
- Покличь Анфима. Скажи: Катерина зовег.
«Это она мне говорит. Другому бежать кликать Анфима некому. Матери бы она так не сказала».
Максим скатился с полатей, стукнулся головой о припечек, потер макушку, надернул опорки и так побежал звать.
- Опять голоушим шляндает, - проговорила Арина, досадуя и не очень досадуя, потому что из слов ее Катерина должна была понять: «II мы тут люди не лишние, и мы бываем кон на што годны».
И Катерина, кажется, поняла, отодвинулась к краю стола, освобождая место, уже без сердца сказала:
- Садись, пропусти. Поди, уж забыла, как она пахнет?
Максим вернулся краснощекий и красноухий:
- Дома нету. В Дергачах, говорят. Там заночует.
- С братом хотела бутылку допить, якорь его, - подняла Катерина плечи. Она остановилась глазами на мигающем свете коптилки, закрыла глаза ладонью.
- Жизня! - вырвалось у нее из груди.
Катерина выпила целый стакан. Она добрела, Катерина, в раскосых прорезях глаз оживало тепло, на скулах кожа порозовела, отмякла. Неторопливо, между затяжками табака, роняла она прокуренным, промороженным голосом слова, которые складывались постепенно в рассказ о том, как живут они, лесорубы, в тесных бараках, как рано встают, разбирают своп топоры, лучковые пилы, запрягают коней и едут в тайгу. Из баб их двое: она да еще повариха, толстая, бочка, ходит - вся трясется, а ржать начнет - окна дрожат. Баба она замужняя, да мужик у нее простуженный, кашляет, на валке замукался - вальщик он. Она через это с другими шурует, он бесится, вальщик... А третьего дня р горя-тоски выпил флакон йоду, совсем одурел и бился лбом о висячий замок на продуктовом складе... Привозят кино им, показывают на белой стенке в бараке. Кино страшные, про то, как наши с фашистами бьются. Посмотришь такое и про свою тяжкую жизнь забываешь...
Катерина своими рассказами нагнала на Арину и бабку Варвару тоску. Да и на нее как туча нашла. Но вот она закинула за плечи волосы, так после бани и не чесанные, не прибранные, ухнула зычно, аж в углах отдалось, сорвала со стены балалайку, стиснула струны в пучок, отпустила. II ударила тут по ним звонко, с бабьей пьяной удалыо.
- Частушки! Ба-бы-ы...
Пела она одна, никто ей не подпевал, пела больше зазорные, похабные. Бабка Варвара только качала медленно головой, а глаза ее все понимали и все прощали дочери.
Тень Катерины взметывалась к прокопченному потолку, закрывала собой полстены. В коптюшке чахнул и умирал огонь: скипидар догорал.
Тешилась Катерина и колотила всей кистью по струнам:
Милый пишет - надоели
Сапоги военные.
А мне тоже надоели
Шмары переменные!
- Н-ня, писал бы, а то не пишет Костя твой, - тихо выговорила Варвара.
- Разошлась, Катерина! Душа оттаяла. - Мать сидела напротив и кивала острым, лисьим лицом.
Катерина вдруг резко остановилась, посмотрела на пальцы: из ссадин и ранок сочилась кровь. Она бросила балалайку, в минуту вся изменилась в лице. Балалайка еще гудела в углу на лавке - измученная, истерзанная, как человек. Катерина закрыла глаза посиневшими веками, кинула голову па столешницу и протяжно завыла.
- Эх, жизня-я! Водки налей, водки!
Всю выпили, всю, - гладила ее Арина. - Слышишь, мальчонок мой надрывается, Максимка унять не может... Стихла бы ты, успокоилась.
- Поди на улицу, на холод, остынь, остудись, милая, - говорила ей мать.
Катерина затихла, шатаясь, пошла к постели и упала в подушку лицом.
ДАЛЕЕ:
Глава 21. Часть 01. Дикие побеги
Глава 22. Часть 01. Дикие побеги
Глава 23. Часть 01. Дикие побеги
Глава 24. Часть 01. Дикие побеги
Глава 25. Часть 01. Дикие побеги
Произведение публиковалось в:
"Дикие побеги". – Хабаровск, Хабаровское книжное издательство, 1971