23 мая 1997. Дневник хромоножки во время её болезни
Ранее:
15 мая 1997
16 мая 1997
17 мая 1997
18 мая 1997
19 мая 1997
Я занята, езжу в свою бывшую школу, пишу контрольные, сдаю зачеты за восьмой класс. Во дворе не бываю. Юля Тательникова упросила меня принять их с Колей: они уезжают с театром на гастроли, а Коля до отъезда хочет со мной поговорить. Устраивая свидание, Юля нервничала, удивляясь настойчивости Колиного ко мне интереса.
- Его беспокоит чувство вины, - объяснила я.
- Но он же не виноват! – Юля навела на меня круглые глаза с черными глянцевыми радужками и ослепительными, как у негритенка, белками.
- Это не я его виню.
- А кто же?
- Он сам. Но ты не переживай, я успокою его совесть, он больше не захочет меня видеть.
Юля смотрела на меня недоверчиво, но я с честным видом переносила ее взгляд.
- Нас уж ничто с ним не связывает, а в будущем мы и вовсе разойдемся по разным дорогам, - убеждала я. – Он увидит, где я живу, какие у меня интересы, и отвернется.
- Но я же не отвернулась, - возразила Юля.
- Мы с тобой почти соседи. Другой подружки-соседки у тебя ведь нет?
- Нет, - согласилась Юля.
- В этом наша с тобой общая точка, одна-единственная. А с ним в чем у нас общие точки? Ни в чем.
- В таких вопросах не общие точки, а общие симпатии роль играют, - возразила Юля.
- С моей стороны симпатии нет, - не дрогнув, соврала я.
- Не всяким заверениям можно верить, - усмехнулась Юля.
- Хорошо, - сказала я. – Ты приводишь Колю, я его встречаю, а там будь, что будет.
- Нет-нет! – вскинулась Юля. – Ты уж держи себя с ним, как обещала!
Что ж, я сама загнала себя в угол. Придется исполнять обещание.
Я попросила Юлю, чтобы они пришли к нам через вход с улицы: мне не хотелось показывать Колю двору. Бабушке наказала испечь ее коронные крендельки. А себя решила нейтрализовать до такой степени, чтобы он во мне вообще не увидел девочку. Как ни было мне жалко, но я срезала свои пышные волосы, помогавшие мне видеть в себе Ларису Огудалову, так неожиданно обернувшуюся Матильдой Браницкой. Я уничтожала в себе сразу два этих образа и, в некоторой степени, свой собственный. Надела то, в чем во двор выезжаю, - рубашку, брюки, ремень. Этот облик выбьет из Колиной памяти представление о девочке, которая с ним танцевала, и, может быть, на что я чуть-чуть надеялась, - заронит интерес к новому, переменившемуся человеку. Я ведь уже не та, я ведь совсем-совсем другая. Не исключено, что получше, чем та.
Гостей я встречала, стоя на костылях и на одной ноге. На очень даже дружеской ноге. Вторая же мирно и без проблем свисала рядом, не возбуждая к себе вопросов. Я делала вид, что всем довольна, ни о чем не задумываюсь, живу текущей минутой. Болтала о пустяках. Юля с удовольствием подхватила этот тон, а Коля его не преодолел – не захотел или не смог. Мы все прошли по тонкому льду, не проломив его и не замочив ног. Моя дипломатия удалась. Но мое новое обаяние – возымело ли оно действие?..
В заключение мы пили на кухне чай с бабушкиными крендельками. А еще через некоторое время я проводила гостей. На тротуаре мы попрощались. Я, стоя на костылях, смотрела вслед уходящим.
Вдруг Коля, сделав несколько шагов, обернулся и сказал:
- Я приду к тебе!
Юля сделала мне протестующее лицо. Я подняла руку и пошевелила пальцами, не то прощаясь, не то, давая разрешение.
Дома я лихорадочно заходила по комнатам, то и дело натыкаясь на бабушку. Она, наконец, не выдержала и сказала:
- Соня, иди топать во двор, там места больше.
И в дворике я продолжала нервно мерить пространство от сеней, до калитки и обратно.
- Эй! – раздалось сверху.
Фомкина голова, как тыква, покоилась на ребре стены.
- Чего ты такая грустная? – спросил он.
- Не выдумывай, - проворчала я.
- А я знаю, с чего, - дразнил он.
- Глупости, - отмахнулась я, продолжая мерить дворик.
- Я видел, как от тебя вышли двое, - ухмыльнулся Фомка.
- Ну и что? – небрежно бросила я.
- А то, что их двое, а ты одна.
- Ты и за мной подсматриваешь? – разозлилась я.
- Не тебе одной про все знать. Мне тоже кое-что интересно, - задетый, проговорил он.
- У тебя интерес от безделья, а у меня познавательный, - возразила я.
- Ничего себе познавательный, - скривился он, - бабку Малахову до полусмерти заговорила.
- Что с ней? – встрепенулась я.
- Помирает. Родственники уже собрались.
Я развернула костыли и двинула к выходу.
- Постой! – крикнул Фомка, во весь рост подымаясь над стеной. – Ей ты уже не поможешь, лучше со мной поговори.
- Потом, - отозвалась я на ходу.
- Правда, поговоришь?
- Правда, - не помня себя, пообещала я.
По кирпичной дорожке я быстро доскакала до Галиного дома. Подняться на крыльцо не решилась, а завернула за дом и подошла к кухонному окошку. Если кто-нибудь выглянет, скажу, чтоб позвали Галю. Выглянула сама Галя. Я подала ей знак выйти. Она появилась на крыльце в долгополой юбке и белой блузке, с неизменной косичкой и спокойным, как всегда цветущим лицом. Ни малейшего намека печали или скорби.
- Правда, прабабушка помирает? – спросила я.
- Да, - подтвердила Галя.
- Из-за меня? – сердце у меня дрогнуло.
- Мама говорит, благодаря тебе. Но ты не думай, никто ни в чем тебя не винит. Она б давно померла, если б кто ее выслушал. А мы все отмахивались, все некогда было. Она свое тебе рассказала, и ей незачем стало жизнью себя канителить.
- Можно мне с ней проститься? – спросила я.
- Бабуля уже отходит, но я скажу маме, может, она позволит, - пообещала Галя.
Мама позволила, и Галя отвела меня в комнату умирающей. Там было тихо-тихо, только часы осторожно и нежно тикали.
Бабушка лежала на своей кровати с никелированными, замысловато переплетенными спинками, еще живая, но уже, как мертвая. У бабушки в ногах, на стуле сидела пожилая родственница. Мои костыли, хоть я и старалась ступать бесшумно, внесли в комнату новый звук. Бабушка его услыхала и открыла глаза, похожие на замутненные лужицы. Они отрешенно глянули на меня и вдруг засветились.
- Наденька, - прошептала старушка, - Наденька…
Господи, неужели я так похожа на ту неведомую мне Наденьку, которую умирающая сейчас видела перед собой. Мне стало не по себе… Видение наполнило ее счастливой и светлой радостью. Просияв мгновенье, она утомилась и закрыла глаза, сохранив на лице выражение благостного успокоения.
«Путь тебе добрый, бабушка», - мысленно пожелала я.
Во дворе мне навстречу попался бомж Сережа и словно набитым кашей ртом проговорил:
- Померла штарушка или нет еще?
- Нет еще, - с недоумением глянула я на дворового поселенца.
- В таких шлущаях я нужен бываю, - объяснил он.
- Скоро понадобишься, - пообещала я.
Далее:
28 мая 1997
25 июня 1997
29 июня 1997
05 июля 1997
07 июля 1997
13.10.2013г. Беляничева Галина Петровна, 675019 Благовещенск, Ам. Обл. Аэропорт
|