Меченый. Глава 03 - Охота на оленей

   

    Ранее:
     Пролог
     Глава 01 - У волчьих нор
     Глава 02 - Ну и семейка!

   

     Солнце скрылось за краем соснового бора. С гор спустился на Бэюн-Куту тихий июльский вечер. Посвежело. Из ольховой чащи вышло семейство оленей: мать и два маленьких теленка. Знойный день принес животным много мучений. Их немилосердно кусали комары, в уши и в нос набивалась мошка, и они вынуждены были с утра до вечера лежать, забившись под кусты. Но комары находили их и там.
     Наконец на скалистых вершинах погас отсвет зари. В лесу замерли последние звуки. Сумрак пробудил у оленей желание побродить по лесу, полазить но горам, насладиться прохладой. К тому же они проголодались за долгий летний день.
     Выйдя из чащи, оленнха остановилась. Она «е знала, куда на этот раз повести малышей. Всюду было хорошо: возле гор больше прохлады, гуще и зеленее трава, зато в бору слаще и разнообразнее корм, к тому же там безопаснее. Ветерок разносил по лесу аромат цветов, растущих по лужайкам, таинственный шелест дремучих чащоб и шум ручейка, протекающего через знакомую поляну в широком логу. К нему и направилось семейство оленей.
     Пробирались бором. Впереди шла мать, осторожно притаптывая влажную от росы траву. Следом за нею, словно две тени, торопливо шагали оленята. Невидимая глазу тропа, петляющая в густом колючем подлеске, была прикрыта вечнозеленым брусничником, пахучим папоротником, мягким мхом. Холодный свет луны пронизывал .хвойный свод старого бора.
     Олениха хорошо знала все тропы в лесу, никогда не повторяла маршрута, и малыши каждый день знакомились с новыми уголками Бэюн-Куту. Это путешествие было приятным для телят еще и потому, что кусты, по которым они пробирались, почесывали морды и бока, изъеденные за день комарами.
     За каменистым перевалом пошел спуск в глубокую падь. Тропа, смягчая крутизну, повела оленей косогором навстречу огромной луне, висевшей на склоне неба. Передвигались медленно, обходя валежник, рытвины, завалы. Вдруг впереди светлой щелью раскололся лесной сумрак, молчаливо раздвинулись деревья. Еще несколько шагов — и лес кончился. Перед ними широко открылась поляна, окаймленная густым зеленым ерником. Пахнуло свежестью, сочной травой, густым ароматом цветов. Оленята бросились вперед, но короткий окрик матери задержал их на месте. Нужно было сперва хорошенько осмотреться, нельзя доверяться тишине: всюду могут таиться враги.
     Долго стояли олени под тенью старой сосны. Телята еще плохо разбирались в запахах, не знали, что несет каждый из них — опасность или покой. Не различали они и звуков. В ушах у них стоял трезвон от птичьих песен, жужжания насекомых, шелеста деревьев. Но все это пробуждало у малышей любопытство. Им хотелось знать, что за птица пролетела в небе, почему мать вдруг встревожилась, почему она так осторожно ходит по лесу, кого ждет, постоянно прислушиваясь к тишине.
     Оленятам казалось, что в этом огромном вечернем мире без комаров, зноя, дневной суеты все устроено необыкновенно просто. Им верилось, что и душистая трава, и мелодичная песня баракушки, и задумчивые сосны, и луна, и прохлада — все это создано для них, и они не понимали, почему мать ко всему относится настороженно. Им было хорошо в лесу, среди ночной тишины. Но олениха знала, что именно в такой тишине подстерегает их опасность, и ни на минуту не забывала об этом.
     Немая тишина застыла над бором. Лунный свет сползал по склонам далеких гор. Казалось, вся природа погрузилась в глубокий сон, лишь продолжал чуть слышно струиться ручеек да какая-то ночная птица, дозором облетая бор, шелестела крыльями.
     Олени наконец вышли из лесу, но на краю ерниковых зарослей снова задержались. Мать продолжала прислушиваться к тишине, обнюхивать воздух. Малыши во всем подражали ей: так же вытягивали крохотные мордочки, глотали воздух и подозрительно всматривались в ночной сумрак. В ручье серебрилась вода, переливаясь по старым черным камням. Все тут было знакомо оленям — и зеленая поляна, окруженная белым облаком расцветавшей черемухи, и темная просинь неба, и пахучие сосны.
     Малыши не утерпели и наперегонки помчались к противоположному краю поляны. Они то забегали под тень сосен, то перепрыгивали через ручей, то вдруг останавливались и начинали бодаться. Сколько беззаботного веселья было в их играх! Они чуть не задавили отдыхавшего в траве коростеля, а в дальнем углу поляны наскочили на старую зайчиху. Что с ней было! Бедняжка, она так перепугалась, что, удирая, сбилась с тропы и вконец изорвала о сучья свою шубку, А телята повернули обратно и продолжали резвиться.
     Олениха все еще стояла на краю ерника. Осторожность ни на минуту не покидала ее. Она уже в который раз осмотрела толстую колоду, что лежала у края поляны, кочки близ ручья и поминутно прислушивалась к бору. Но кругом было
     спокойно.
     Наконец она вышла на поляну и, срывая верхушки сочного пырея, долго утоляла голод...
     Ночь стояла теплая, лунная, тихая. Пахло свежестью, черемуховым цветом, отсыревшими лишайниками. Уже слышалось осторожное тиканье пеночки, и предрассветный ветерок, шевеля вершины сосен, бежал по обширной стране Бэюн-
     Куту.
     Малыши проголодались и вспомнили про мать. Обступив ее с двух сторон, они стали жадно сосать молоко. Но и тут озорничали. Отнимая друг у друга соски, взбивали мокрыми мордочками вымя, угрожающе били ножками о землю и от наслаждения беспрерывно дергали хвостиками. Мать, вытянув шею, стояла настороже, изредка зализывая на спинах
     телят взбитую шерсть.
     Далеко за сосновым бором прорезался контур далеких
     гор — первый признак рассвета.
     Наевшись, телята разлеглись на траве и, разбросав ноги, уснули. Хорошо им было на поляне, среди цветов, в тишине, рядом с ручейком. Опасность и страх были еще неведомы им, Мать оберегала их покои. По, находясь в постоянной тревоге, она страшно уставала. Прошлую ночь ей не дал уснуть хищный филин, долго круживший над поляной, а днем — надоедливый гнус. Поэтому она задремала, стоя возле телят, и не слыхала, как хрустнула веточка у ближней сосны, не заметила, как черная тень воровски подобралась к колоде, что лежала рядом с телятами.
     Это была одноглазая волчица, в поисках добычи успевшая обежать полбора. Гонялась за зайцем, но тот спасался по такой узкой тропе в чаще, с бесконечными поворотами, что Одноглазая, до крови разодрав бока о корпи, вынуждена была бросить охоту. Забегала к остаткам прежней добычи, но и там ее ждала неудача: пройдоха-росомаха догрызла их.
     Такое невезенье было для волчицы редкостью. В стране Бэюн-Куту никто не мог сравниться с ней в ловкости и силе. Сохатый, олени, кабарожки, лисы, зайцы, мыши, — словом, все, что способно ходить по земле, избегало встречи с ней.
     Одноглазая пришла в Бэюн-Куту давно, в голодную зиму. Тогда этой страной владела многочисленная стая рыжих волков, сильных и смелых. Волчица решила отобрать у них богатую зверем местность и завладеть ею. Но сил для борьбы у нее тогда не было. Ей помогла хитрость. Она поселилась по соседству, объединилась с чужими стаями и совместными частыми набегами изматывала силы рыжих, ловила их в одиночку, пока не обескровила врагов. Так она завладела этой страной, но чужим стаям, помогавшим ей выжить рыжих волков, так и не разрешила перейти границу. В те давние времена, в поединке с вожаком рыжих, она и потеряла глаз.
     С тех пор волчица считала Бэюн-Куту своим владением, установила границы, обозначенные приметными деревьями, выступами скал, пнями, валежником, камнями, и заставила всех своих врагов уважать их. Тот, кто проникал сюда, живым не возвращался.
     В основе жизни Одноглазой и ее потомства лежали незыблемые правила, проверенные всей многотрудной волчьей жизнью: не ходи по ветру, сдохнешь с голоду; доверяй больше обонянию, слух и зрение могут подвести; берегись незнакомого запаха; помни: враг съедобен; только дурак уступает другому добычу; в дележе не щади брата, иначе он станет сильнее и сможет сожрать тебя; с голодом борись терпением; будь беспощаден ко всему живому.
     Одноглазая хорошо разбиралась в любой обстановке, у нее были сильные, не знающие устали ноги и замечательное чутье, позволявшее ей на большом расстоянии улавливать запах добычи.
     И вот могущественная владелица целой страны мечется по бору за куском мяса. Надо же накормить прожорливое семейство, ведь водяная крыса, что принес к ужину старый волк, только раздразнила аппетит малышей. Но и ее постигла неудача. Вконец измотавшись, она возвращалась к норам ни с чем.
     Ночь покидала лес. Усталая луна бочком прильнула к горизонту. Одноглазая перешла ручей далеко ниже поляны, где отдыхали олени, и уже хотела скрыться в бору, как вдруг на нее резко пахнуло добычей. Волчица замерла, и ее острые когти вонзились во влажную почву. Еще секунда — и Одноглазая бросилась вверх по пади.
     Ее прыжки были бесшумны. Словно тень, скользила она по чаще, перепрыгивала через валежник, пни. Временами останавливаясь нюхала воздух и, подняв уши, прислушивалась к предутренней тишине.
     Вот и поляна. Волчица замерла в последнем прыжке, спружинив лапы, готовые вмиг бросить гибкое туловище вперед. Но с поляны не доносилось никаких звуков, будто там никого не было. Одноглазая, вытянув шею, выглянула из-за пня и втянула в себя воздух. Место оказалось неудобным для нападения, мешал ерник. Тогда она, пятясь задом, отступила метров на десять и, приподнявшись, осторожно выглянула. Оленей все еще не было видно, но она верила своему чутью и хорошо знала, что оно ее никогда не обманывает. Прильнув к земле, волчица змеей поползла к колоде и снова выглянула. Вот тогда и хрустнула веточка под ее тяжелой лапой. Но этот звук бесследно замер в тишине.
     В пяти метрах от колоды, стоя, дремала уставшая олениха. Волчица положила передние лапы на колоду, приподнялась и увидела, что совсем близко в траве беспечно спят телята. Теперь надо торопиться: мрак ночи редел. Одноглазая еще раз выглянула из-за колоды, прикидывая расстояние, до предела сгорбила костлявую спину и, пропустив далеко вперед задние лапы, взметнулась вверх сорвавшейся пружиной.
     Отчаянный крик разорвал лесную тишину. Олениха бро-силась к кустам. На граве, под хищником, барахтался в предсмертных судорогах теленок. Кроткой оленихой овладел гнев. В добрых глазах вспыхнул злой, зеленоватый огонек. Она дико фыркнула и, как безумная, бросалась на волчицу. Несколько прыжков — и она ударом передней ноги отбросила Одноглазую к колоде. Какая великая сила — материнский инстинкт! Кто бы мог поверить, что это безобидное животное так смело нападет на страшного хищника.
     Трудно сказать, чем бы кончилась эта схватка, если бы из кустов не послышался тревожный крик второго олененка.
     — Бек-бек, — тревожно прокричала мать, подбегая к малышу. Перескочив ручей, они исчезли в бору. Па перевале остановились, и олениха долго звала к себе оставшегося на поляне теленка.
     А волчица расправлялась с добычей. Разорвав брюшину, она сожрала печенку, сердце, вылакала скопившуюся внутри кровь. Передохнув, принялась за тушу.
     Через полчаса она окончила свою кровавую трапезу. Только теперь Одноглазая заметила, что поднялось солнце и рассеяло утренний туман. Она стала кататься по влажной траве: надо смыть с шерсти кровь, иначе запах свежей добычи далеко потянется по следу, а по нему рысь, соболь, колонок легко могут найти и растащить остатки теленка, которых вполне хватило бы волкам на обед.
     Она уже было пустилась в путь, но задержалась, услышав шум крыльев.
     Это летел старый ворон с выщербленным крылом. Ночуя далеко на краю бора, он услышал крик молодого оленя и сразу понял, что произошло на поляне. Нужно торопиться: волки могут утащить добычу к -норам, а там от этой прожорливой семейки и крошки не урвешь.
     Скоро ворон появился над падью. Усевшись на вершине старой сосны, он стал осматриваться. С высоты ему хорошо были видны и поляна, и край ерника, и даже примятая трава с красными пятнами на ней.
     Этого ворона хорошо знали -в лесу. Когда-то он повадился красть яйца из гнезд, и все птицы злобились на него. Как-то они подстерегли его, когда он объелся на волчьем пиру и не мог взлететь, собрались и сообща вытеребили ему маховые перья. Долго отсиживался ворон на земле, а за это время птицы нанесли яиц, вывели потомство. С тех пор он больше не -стал красть яйца, но воровство не бросил.
     Щербатое Крыло лучше других знал страну Бэюн-Куту. Знал, какие в ней звери и птицы, где они кормятся, куда ходят на водопой, где прячут потомство, кто с кем враждует. Жители соснового бора избегали его, старались не попадаться на глаза, и крик старого ворона всегда был для них вестником несчастья.
     Внимательно оглядев поляну, Щербатое Крыло увидел, что еще осталось чем поживиться.
     — Дзинь-рру-рр!.. — вырвалось у него от радости.
     Он уже хотел спуститься, чтобы позавтракать, — ведь скоро сбежится хищная мелочь, за -ними не поспеть, — но тут заметил возле колоды волчицу.
     Они хорошо знали друг друга. Еще бы! Ворон помогал ей -находить добычу, и после богатой охоты та позволяла ему полакомиться остатками.
     Но на этот раз пожива была невелика. Да и теленка волчица нашла сама, без его помощи. И когда Щербатое Крыло слетел к остаткам мяса и стал отрывать клювом сочные кус-ки, Одноглазая схватила зубами остатки теленка и, пятясь, потащила в кусты.
     Ворону это не понравилось. А он умел мстить. Одноглазой следовало бы об этом помнить. Торопливый взлет, — и ворон снова оказался на вершине старой сосны.
     — Крра... крра... крра... — бросил он по лесу призывный клич.
     Волчица встревожилась, но было уже поздно. Тотчас же со всех сторон донеслись ответные крики, и на полянку стало слетаться воронье — многочисленные родственники Щербатого Крыла. Они бесцеремонно садились возле колоды, хва-тали мясо, кишки, кости. Более сильные налетали даже на волчицу, пытаясь ударить ее клювом.
     Одноглазая стала через силу доедать остатки. Но где же ей одолеть всего теленка!
     Утро широким разливом обогрело тайгу. Свежий ветерок пробегал между деревьями. Отяжелевшей походкой шла волчица к норе. Теперь можно и не торопиться.
     А на краю соснового бора у нор злобились голодные волчата. Беспокоился и старый волк: уже поднялось солнце, пора хоть уснуть в прохладе, а Одноглазой все нет и нет. Не бросить же щенков, чего доброго, разбредутся по тайге, наследят, и все узнают, где волки прячут свое потомство. Тогда жди гостей — рысь или росомаху, от них трудно уберечь малышей.
     Но вот послышался знакомый шорох, качнулась веточка, и из леса появилась волчица. Щенки заметили, как раздулись ее бока, и замерли, не смея пошевелиться. Волчица окинула взглядом поляну, покосилась на волка, на застывших в нетерпеливом ожидании щенков. Потом она закрыла глаз, что означало: «Подойдите ко мне». Волчата мигом подскочили к ней, обнюхали шерсть на ее боках, морду, уши. Запах оленя был им знаком. И Одноглазая, тем же способом, что и отец, накормила щенков.
     Старый волк лениво встал и, притворяясь равнодушным, стал осторожно обходить Одноглазую сзади. Он заметил маленький кусочек оленятины, лежавший поодаль. Волк хорошо знал, на какой риск идет, но голод заглушил и нем страх. Подкравшись к волчице со стороны невидящего глаза, он схватил мясо, но был пойман на месте преступления.
     Короткая схватка, возня, — и Одноглазая, подмяв под себя волка, сдавила ему горло. Уж в этих делах она спуску никому не давала.
     К дерущимся подскочил Меченый. Драка вызвала в нем прилив гнева, он уже понимал, что нужно быть беспощадным к слабому. В тот момент для него неважно было, кто кого душил. Главное — быть всегда на стороне сильного. Сильной оказалась мать, и Меченый стал подбираться к горлу волка. Тот задыхался, хватал открытой пастью воздух, глаза его от страшной боли выкатились из орбит. Но он не просил пощады — это бесполезно. Только приглушенный хрип вылетал из сдавленного горла.
     Наконец Одноглазая разжала челюсти и приказала волчонку отступить. Волк встал, стряхнул с шерсти прилипший мусор и еще долго стоял, покорно опустив голову. Затем, припадая на все четыре лапы, отошел в сторону и стал зализывать раны.
     В тот день поздно закончилась суета у волчьих нор. Щенки уснули в душном логове. Задремала и уставшая волчица в тени под ольховым кустом. Рядом с ней лежал старый волк. Его уши были настороже. Изредка он поворачивал лобастую голову к самке и зализывал на ее морде короткую шерсть.
     На обширную страну Бэюн-Куту лился поток горячих лучей солнца. В истоме жаркого дня притаилась жизнь, стихли звонкие песни пернатых, перестал рыться в старой листве ветерок, угомонились комары. И только в иссиня-темном небе кружились два хищника, высматривая добычу.

          

   

    Далее:
     Глава 04 - Гуси, гуси, оглянитесь!
     Глава 05 - Хроменькому повезло
     Глава 06 - Последний урок
     Глава 07 - Схватка с медведем
     Глава 08 - Конец одноглазой
     

   

   Произведение публиковалось в:
   "Приамурье моё - 1971". Литературно-художественный альманах. Благовещенск, Амурское отделение Хабаровского книжного издательства, 1971