Глава 18. Часть 01. Заслон
РАНЕЕ:
Глава 13. Часть 01
Глава 14. Часть 01
Глава 15. Часть 01
Глава 16. Часть 01
Глава 17. Часть 01
Было девять тридцать утра. Руководитель амурских большевиков Михаил Трилиссер приветствует делегатов от имени областною комитета партии и объявляет конференцию открытой. Стиснув руки, он па мгновение задумывается и пристально смотрит в зал. Какие картины проходят в этот миг перед его мысленным взором: Свеа-боргское восстание моряков, возглавленное им в 1905 году, пли бескровные лица товарищей, с которыми он отбывал семилетнюю каторгу и томился в ссылке?
Лишь Февральская революция вернула ему долгожданную свободу. И с того времени ни одного дня передышки! Трилиссер редактирует в Иркутске газету и председательствует в комитете по борьбе с контрреволюцией. Многие из сидящих в этом зале знают Трилиссера как начальника штаба Забайкальского фронта. Вместе с ними пришел он в Амурскую область в ноябре восемнадцатого. А в девятнадцатом, когда руководители амурской партийной организации были почти поголовно истреблены, он вошел в состав подпольного обкома.
На узких и длинных скамьях сидели представители коммунистических ячеек города, области, Хабаровского и Забайкальского фронтов. На хорах сгрудились представители профсоюзных организаций. Рдели кумачовые косынки делегаток, вдов и матерей погибших героев, подпольщиц п партизанок - самоотверженных красных сестер таежного лазарета. Сегодня впервые они собрались так вот открыто, и, несмотря па понесенные тяжкие потери, кажется, что никогда еще организация не была так несгибаемо сильна.
Трилиссер улыбнулся, изможденное лицо его подобрело и стало на редкость привлекательным. Простым и будничным тоном он предложил избрать президиум Первой партийной конференции амурских большевиков.
Кто-то пылко воскликнул:
Идите, честные бойцы, за дело родины святое,
Что наши сделали отцы, от нас потребуется вдвое!..
Невысокая плотная женщина, в неумело повязанной косынке па коротко остриженных седых и кудрявых волосах, встала и запела срывающимся от глубокого волнения голосом. Стоголосый хор пением похоронного марша почтил память павших бойцов. Их скорбные тени вместе с живыми вводили в почетный президиум вождей мирового пролетариата: Карла Маркса, Ленина, Карла Либкнехта, Розу Люксембург и народных герое! Дальневосточной окраины: убитого в Благовещенске Федора Мухина, сожженного в паровозной топке Сергея Лазо, застреленного в поезде парламентера Уткина, убитого во Владивостоке Костю Суханова и еще многих и многих...
А перед глазами Вениамина, помимо воли, проходили картины восьмилетней давности.
Вот залитая солнцем столовая беркутовского городского дома. Донат веером раскинул снимки:
- Каждый пишет, что ему вздумается. Но, друзья, это, как договор с дьяволом, скрепляется кровью! Идет? - Гримасничая, как обезьяна, он отошел в сторону, уступая первенство гостям.
Вскинув вверх узкие с изломом брови и закусив губу, Сашка Рифман ткнул перочинным ножичком в палец левой руки и, подхватив новеньким пером «рондо» каплю крови, склонился над столом. Когда он отошел, па обороте всех трех фотографий виднелась одинаковая четкая надпись:
«На нашем родовом гербе девиз - «Верность!»
Барон фон Рифман».
Юный барон прислонился к холодной изразцовой печке, и в его прищуренных и мрачноватых глазах сквозило явное презрение.
Злясь и негодуя - в Благовещенске не было родовитой знати, и баронство Сашки могло оказаться чистейшей липой - и к тому же испытывая острую боль - в сердцах он сильно поранил палец, - Вениамин небрежно вывел:
«Гамберги без титулов и традиций , но клятве не изменят.
Вениамин»
Прежде чем приложить руку, организатор этой затеи перечел обе надписи и, довольно хмыкнув, сделал третью приписку, полную дерзкого бахвальства:
«Тот, кто дружбу предаст, - смерти достоин. Честью и кровью скреплено в Беркутовом Гнезде.
Донат».
«Беркутовым Гнездом» назывался большой хутор - по-местному заимка, - принадлежавший отцу Доната. «Дедовское поместье», - утверждал подросток, хотя в городе еще помнили, как его отец торговал квасом, а нажился не то на продаже опиума, не то на поставках армии, а вернее - не обошел ни того, ни другого.
Что же касается фамильного герба Рифманов, то если таковой и существовал, то радости от него было мало. Старый полковник Рифман - некогда правая рука карателя Ренненкампфа, - очутившись на пенсии, оказался плохим дельцом. Приобретенный им на Се-лемдже прииск давал пока только одни убытки. В этом окружении Вениамин не мог не гордиться своим папашей. Лазарь Моисеевич Гамберг, не гонясь за титулом и большими прибылями, сумел так поставить дело па своих рыбных промыслах, что гамберговские копчения и соления пользовались спросом не только в России, но и за границей.
Вениамин усмехнулся: революция и гражданская война на Дальнем "Востоке смешала карты стариков и разъединила молодежь. Казалось бы, все дороги вели его в лагерь белых. Там его приняли бы с распростертыми объятиями, а он участвовал в подавлении их мятежа, партизанил. Он не бегал и не побежит через Амур. Но отчего же так ноет и болит сердце, как будто те, о ком он уже успел позабыть, пришли, сели рядом и требуют отчета?
Председательствовавший на конференции Владимир Бородавкин, крупный человек с грубоватым и решительным лицом, увидев в зале Вениамина, укоризненно качнул головой и поманил его рукой. Вениамин вскочил и, выйдя в коридор, прошел за кулисы.
- Садись в секретариат, будешь вести протокол,- шепнул Бородавкин.
- Я же с приветствием... - начал было Вениамин.
- Помню. Не мельтеши перед глазами... - И он тут же объявил: - От имени коммунистической секции Амурского Союза Молодежи слово имеет товарищ Гамберг.
Вениамин шагнул к самому краю сцены. Волна горячей крови туго ударила в виски. Щеки запылали. Перед глазами мелькнули па миг кривляющиеся рожи Рифмана и Доньки, и, будто отвечая на их молчаливый вызов, он бросил в безмолвный зал пламенные слова:
- ...Все мы, юноши и девушки Красного Амура, до последнего дыхания преданы партии большевиков и докажем это не на словах, а на деле. Если потребует партия, мы вновь оставим отчий дом. Нас не остановят ни слезы матерей, пи мольбы любимых. Мы вернемся только со щитом или па щите. Пусть же слышат нас и трепещут те, кто стряхнул с ног родную землю и прячется сегодня за Амуром, мешая нам жить п мстя подленько и трусливо. Взявший меч от меча и погибнет!
Взволнованный, Вениамин отступает за кулисы и садится к столику, где его ждут перо и бумага. Он очень удивился бы в эту минуту, если бы кто-нибудь сказал, что те, о ком он только что думал и говорил, изнывая от скуки, бродят по пыльным улицам Сахаляна.
ДАЛЕЕ:
Глава 19. Часть 01
Глава 20. Часть 01
Глава 21. Часть 01
Глава 22. Часть 01
Произведение публиковалось в:
"Заслон": роман. Хабаровск: Хабаровское книжное издательство, 1973