Глава 14. Часть 01. Заслон

     РАНЕЕ:
     Глава 09. Часть 01
     Глава 10. Часть 01
     Глава 11. Часть 01
     Глава 12. Часть 01
     Глава 13. Часть 01

   

     На Русском острове Алеше сказали, что он будет со временем артиллеристом. Он учился там сложному искусству наводки и прицельного огня и даже, как ему говорили, делал успехи, но ни днем ни ночью его не оставляла страшная, в своей обнаженности, мысль:
     «Когда ты овладеешь мастерством убивать себе подобных, ты повернешь свое смертоносное орудие в сторону братьев: сначала ты убьешь, по-старшипству, Федора, потом Евгения, и если гражданская война затянется, то не миновать той же участи и Кольке». Он чувствовал, как на голове начинают шевелиться волосы, и видел убитыми и Марка, и даже Шуру и безжалостно заключал: «Да, так и будет - сначала погибнут братья по крови, а потом братья по духу, и останешься ты на земле выжженной и бесплодной, одинокий, как волк, потому что люди, с которыми ты делишь казарму и ешь из одного котла, чужие тебе и ты им чужой, хотя, быть может, их терзают те же думы, что и тебя».
     О эти думы! Они могли снести с ума, но высказать их вслух было еще опаснее. Случалось, что люди, делившиеся своими мыслями, исчезали бесследно. Нет, лучше было молчать, всегда молчать и только молчать... И люди молчали, не доверяя друг другу, мрачнели и даже было два или три,точно никто не знал, случая самоубийства. А ведь их сытно и вкусно кормили и давали возможность развлекаться в шумном портовом городе, слывшем, с некоторых пор, уже международным. В этом городе, к услугам военных, были чайные домики, в чисто японском вкусе, и китайские притоны-опиекурилыш, па стяжавшей себе дурную славу Миллионке, и комфортабельные, с налетом немецкой семейственности, дома свиданий и полубезмолвные, с мягким приглушенным светом, игрные казино, и сверкающие в ночи, как маяки порока, шумные кафе-шантаны, с раззолоченных эстрад которых увеселяли публику томные французские этуали и яркие, огненные латиноамериканки.
     Все это имелось в изобилии и все это продавалось и покупалось, были бы деньги. И деньги тоже были, в этом многоязычном Вавилоне они легко доставались и также легко проскальзывали меж пальцев. Но хотя Алеша, вопреки своей натуре, долго копил эти самые деньги и, пожалуй, еще дольше вынашивал план бегства, все же осуществилось оно с завидной легкостью. Хотя он часто потом задавал себе вопрос, что ожидало бы его в незнакомом городе, не повстречайся ему Саня Бородкин и не уверуй они друг в друга с первого же взгляда?
     Да, Саня в пего поверил, и этого было достаточно: пп тени подозрительности не мелькнуло и у принявших его в свою среду друзей Сани. Но сейчас, когда он вернулся в родные края, ему, кажется, не доверял даже Померанец. Во всяком случае, матросская душа не была распахнута, как прежде, а скорее застегнута на все крючки и пуговицы, как бушлат в глухую осеннюю пору. И вот однажды ночью, когда им обоим не спалось, а на беззащитную «Комету» обрушился многочасовой, прямо тропический ливень, Алешу вдруг прорвало:
     - Лучше бы я не возвращался, - с горечью сказал он в темноту, - всем здесь чужой, и каждый вправе упрекнуть: отсиделся, мол, в стороне, а то и похуже скажут: «с красными тебе было не по пути, а вот с белыми быстренько договорился».
     - Не скажут, - мрачно обнадежил его Померанец, и только тут до него дошло, что Алеша расспрашивал его не из пустого любопытства и как больно он переживает, что в самое решающее для родной области время был где-то на отшибе и не внес в ее борьбу за освобождение от интервентов хотя бы самую скромную лепту.
     - Не скажут, - повторил Померанец и пересел на Алешину койку. Он помолчал и заговорил глухо: - С Евгением мы... ну, да ты сам знаешь... но и Федя не подкачал, он, как Уссурийский фронт белые разгромили, в Забайкалье подался и там семеновцев бил нещадно. Все вы, Гертманы, правильные ребята, и никому в голову не придет считать тебя обсевком и поле. Никому... А если я когда па твой вопрос и смолчал, так не от недоверия то шло, а боялся я лишний раз бередить и свою, да и твою, хлопец, душу.
     Он закурил, помолчал и заговорил глухо:
     - Я не был в том деле, когда поганые япошки наших ребят под Суражевкой побили. Там, понимаешь, такое дело произошло: наш Амурский Совнарком дал указание тот Суражевский мост подорвать, оставить только проход, чтобы наши суда проскочить смогли, а председатель поселкового Совета, в общем-то и толковый мужик и свой, свои в доску, пожалел того моста. Батька его тот мост строил, дядья, а может, и сам руку приложил, шут его знает... Пожалел и все. А японцы прорвались к тому мосту с линии дороги, опередили, значит, наших и приспособили его... Да это же ужасть, что было! Нагнали на мост, значит, бронепоездов, а на них по-навалено всякого якова: тут тебе и спаренные вагонные колеса, и битый кирпич, и пироксилиновые шашки... Вот они этим всем и встретили наш караваи судов. То, что за Белогорским мостом произошло, так это шуточки и цветочки: обстреляли два парохода и сами ушли па подбитой канлодке и кого повезли, живых али мертвых, не-зиаемо-негадаемо и по сей день. А там, в караване-то, ого-го сколько пароходов было и шестнадцать груженых барж в придачу. Шутишь? Там, па одном или двух пароходах, золото везли, рассыпное и в слитках. Там, может, у Зен дно с тех пор золотое, да не о нем сейчас речь. Что там золото? Придет время, его сыщут и поднимут, и заиграет оно, заискрится па нашем солнышке жарком. А людей не поднять, живу душу в них не вдунуть, кровь горячую, от которой голубая зейская волна и потеплела и поголубела, в жилочки им обратно не влить, сердцам молодецким вновь не забиться... То ж дружки наши, с Евгеньем, были, товаришки наши... Мы с ними, помнишь, на Зее рыбу глушили. Мы с ними в га-мовское вместях, плечо к плечу шли, власть народную отбивали от шатии белой, А туг их самих.,, и кто - чуж-чуженины узкоглазые! Думу думаешь об этом - вся кровь вскипает... а и сам я покалеченный, на ненастную погоду нога ноет и ноет... Так-то на погоду, а сердце, веришь, и при солнце и при лупе, и в такую вот мокреть болит. О них вот всех без времени погибших и не полностью отомщенных.
     Я тебе как па духу признаюсь: дивчина у меня была. Такая... Душу она у меня выпила своими зелеными глазами. Я, бывало, не ходил, а летал. День, бывало, как птаха звонкой песней встречал. Так вот ее, ту дивчину, японцы... Э, да что теперь душу бередить... Куда пойдешь - кому скажешь? Завоеватели... Они па штык детей поднимали, они детных матерей им к земле прикалывали. А дивчина им что? Так, забава: мусмэ... мусмэ... позабавлялись, столкнули в яму и землей присыпали. Земля шевелится, а им смешки... Вот так это было.
     Я их под Виноградовкон бнл, под Чудиново бил, бил на Малой Пере и в Бочкарево. И ни одна пуля меня не задела, понимаешь, ни одна. Всей Антанте не попять, как амурские большевики в ту зиму развернулись, тут такая стратегия и тактика была, почитай, Академия Генерального штаба. Уж так мы в ту зиму повывчились, так все превзошли, что на полгода вперед все предвидели и видели...
     Ливень постепенно шел на убыль. Померанец вдруг спохватился, что Алеше утром заступать на вахту, оборвал свой сбивчивый рассказ, перекочевал обратно на остывшую уже койку и сразу же затих. Но Алеша долго еще не мог заснуть, все раздумывал о только что услышанном и жалел, что так и не узнал ничего об отряде Георгия Бондаренко, в котором был потом бравый Померанец. А тот уже, успокоившийся и умиротворенный, всхрапывал во сне, и Алеше ничего не оставалось, как последовать его примеру.
     «Комета» возила мелкие грузы и. случайных пассажиров до Свободного и через некоторое время снова направилась в Норский Склад с грузом муки и рыбы. Но веселья что-то не получалось, если не считать, что в Чертовом Огороде едва не сели на мель. Зато в Порском Алешу встретил на берегу Нерезов, назначенный, по указанию Амурского облревкома, комендантом этого важнейшего эвакуационного пункта.
     Алеша рассказал Петру, как встревожились в обл-ревкоме, узнав от него о намерениях Тряпицына создать «Свободненскую республику». Нерезов слушал его с интересом, но вдруг потер виски и без всякой связи сказал:
     - За своих «мушкетеров» тревожусь. В Приморье мы оставили д'Артаньяна, а если еще и эти... Там в Керби такое творится!

          

   

     ДАЛЕЕ:
     Глава 15. Часть 01
     Глава 16. Часть 01
     Глава 17. Часть 01
     Глава 18. Часть 01

   

   Произведение публиковалось в:
   "Заслон": роман. Хабаровск: Хабаровское книжное издательство, 1973