Золотая пыль. 05 - Ни в бога, ни в чёрта
Ранее:
01 - Шесть шарей
02 - Любимый баран
03 - «Советский Союз»
04 - «Ч»
...И вот засобирались мы с Фаскудиновым отмечать юбилей с момента демобилизации с Тихоокеанского флота. Все-таки двадцать лет. Но все не можем решить: пойти попьянствовать в кабак или выпить у меня дома, а потом, как обычно, пошляться с военно-морским флагом по набережной Амура. Может, если повезет, зацепить кого, подраться. То есть с пользой провести время. Это не понты. Вообще, повод для понтов — по фаскудиновской классификации — когда у тебя три ноги либо два… и ты, начисто лишенный комплексов, хиляешь по хайвэю, и всякая собака на тебя смотрит — одни завидуют, другие крестятся, между тем оно у тебя меж трех-то ног в штанах не помещается, вываливается. Но ты — лучший, другого такого в мире нет. Это ли не повод для понтов? А погулять на людях с советским еще военно-морским флагом — не понты, а отдание чести великому флоту той великой державы. И всё. А кто против — извините, ребята, жестко поспорим, даром, что ли, с Серёней в юности на секцию бокса ходили.
Погулять на свежем воздухе полезно, тем более что Сеата не переносит нашу пьяную компанию. Стоит отшвартоваться у меня дома, бухнуть телом в привальные кранцы моего любимого кожаного дивана, как Сеатка, апеллируя к Фаскудинову, начинает ныть: когда, мол, Лариоша, уберешь зеркало, когда выбросишь старый шкаф из прихожей, и так дальше. «Сережа, ну хоть ты скажи Геннию!..» Шкаф — да, убрать бы надо, шестой год обещаю. Но зеркало?! Его знакомый капиталист хотел было выбросить из офиса прямо в окно, но я уговорил буржуина не крушить красоту — старинное зеркало два с половиной на полтора толстенного стекла и в деревянной резной раме, эдаком окладе из старого, но крепкого плотного дерева, покрытого черным лаком. Его из Европы больше века назад в Благовещенск вез купец около года. Три человека в дороге погибли. У того зеркала серебро по углам выщербленное, знать, биография вон какая. Нет правдивей того зеркала. Одного только серебра на него пять кило ушло! Попьянствую с неделю — и гляжу на себя в зеркале — будто список с иконы, изображающей Христа. Аж жуть берет — такое сходство с лучшими живописными изображениями. Да и просто красивая вещь! Пока корячил зеркало домой на четвертый, пришлось расстаться с рамой — не проходила в дверь, хоть ты тресни. Спустил вниз и втащил зеркало в окно, которое также пришлось порушить. И так стоит, притуленная к стене, дура который год — все некогда заключить ее хотя бы уже и не в родную раму, оставленную где-то в гараже, а хоть в любую. Опасно стоит. Но я обещал Сеате, и я сделаю. В остальном не поспоришь: бражничаем, забывая о времени. Обычно Мухиной достает таланта психолога и дипломата, и она умеет выдавить нас из квартиры.
Я жду сообщения. Но в этот раз все сорвалось. Серега позвонил, однако заговорил вовсе не про флажный поход по набережной.
— Здорова, писсуарист! — так Паскуда обзывает журналистскую братию. — Есть интересная тема. Бандюк, кавказец, каналья вроде Хаджи Мурата, подмял под себя всю нашу честную водочную мафию. В три пополудни буду плотно с ним разговаривать. Слышь, Генний, есть соцзаказ на формирование общественного мнения. А то посмотри: китайцы задвинули нашего производителя на задворки, химические овощи растят, удобряя непонятно каким говном, корейцы вон лес пилят, везут без контроля, в таежных укроминах золотишко полощут черт-те откуда повылазившие азиаты трудноопределяемой национальности, а тут еще Кавказ прижимает! Ну и шеф требует: прессу, говорит, этих собак шелудивых, подключай. Ты еще шелудивый — или уже никакой? Если жив, выручай. Я тебя вон сколь выручал!
— Я звонка-а-а жду. С утра ни-ни, — еле ворочаю во рту сухим языком, то и дело прилипающим к нёбу так, что его не отодрать. — Меня с похмельного синдрому скосоротило, — погнал я волну. А затем Паскуду послал и трубку бросил.
Интересно, это когда он меня выручал? Ну, раз пять из «обезьянника». И то под утро. Меня и без него бы турнули. Ментам какой прок: у Лариоши никогда нет в карманах денег. А, ну раз было — отбил от штрафа. А дважды с меня по пять минималок таки срубили! И это, извините, называется, первый друг у меня — подполковник милиции! Сколь же тяжко в нашем Отечестве живется простому трудовому народу, который без связей и крыши?!
Так хорошо все задумывалось, хотелось погулять, повспоминать, поностальгировать...
— ...Ну правда, Генний, шеф приказал, чтоб пресса... и я обещал генералу, имея в виду тебя. И он тоже имел тебя в виду. У нас же всегда хорошо получалось… — скулит Паскуда в трубку по новой. — Генерал тебе до? Но мне-то не положено... Кормилец и заступа все-таки. Ну, хорош ломаться, надо, Генний... Тогда в три у меня в офисе и встретимся… — Счастливый, друг бросил трубку.
Меня бесит слово «офис». Офисы в небоскребах из стекла и бетона. В этих же ментовских офисах-казематах за век кому только не взламывали реберную решетку! И жандармы рабочим активистам, и потом активисты ненавистным обидчикам, жандармам, и белогвардейские спецслужбы, и красные спецы белогвардейцам, и японцы бывали тут. И позже кабинеты занимали те еще кудесники и мастера заплечных дел. Все лучшее от прежних хозяев брали. Тут сами стены сволочные!
В свой хренов кабинет «свидетелем» он приглашает нередко. И я прихожу, поскольку у него в сейфе среди бумаг всегда стоит волшебный графинчик с лекарством. Главное — Серега не жаден. Ценное качество. Редкое. Однако как вспомню это его «приходи ко мне в офис»...
Да, наверное, мы дружим. Он вполне удобный для этого человек, почти надежный. Эта дружба не требует чересчур большой душевной работы, поскольку Паскуда с лихом справляется самостоятельно. С ним уверенно спиной к спине отбиваешься от невезухи, от всевозможной дряни и нечисти. Иногда в этом гадюшнике, обзываемом жизнью, теряемся, словно две рептилии в клубке готовящихся к длительной зимовке гадов. Но потом справляемся с обстоятельствами. И эдак, друг за дружкой, вовремя умудряемся вползти по расщелине в скале туда, ближе к теплу, к воображаемому центру горы. Все равно холодно. Вода в наших змеиных телах замерзает, и мы превращаемся в скульптуры. Хорошо хоть, защищает от смерти природный антифриз — сорокаградусная. Все будто на качелях, все на чуть-чуть. А кто я? Вырос в деревне, где кино только по выходным. Иногда учился в школе. До одури слушал запрещенный капиталистический рок. Не верю ни в Бога, ни в черта. Всё у меня поперек судьбы. Может, это и есть моя судьба? А Серега кто? Такой же сам себе волк. Но жизнь как-то устраивается. И мы понимаем: дружба — это не так уж и мало. Это раз. Жизнь полосатая. Это два. Вдвоем зиму перемочь проще. Три. Однако всякое бывает. Четыре.
Далее:
06 - Синдром трёх «Б»
07 - Внутренний будильник
08 - «Живанул дважды»
09 - Куликан
1999–2000, 2013–2015 гг.
Произведение публиковалось в:
"Сам себе волк". Роман в трёх частях. - Благовещенск, 2017 г.