Глава 13. Часть 02. Дикие побеги
РАНЕЕ:
Глава 08. Часть 02. Дикие побеги
Глава 09. Часть 02. Дикие побеги
Глава 10. Часть 02. Дикие побеги
Глава 11. Часть 02. Дикие побеги
Глава 12. Часть 02. Дикие побеги
Миновал день, третий, неделя, а извилистому васю-ганскому черноводью конца не видно. Щукотько на той лодке, где Андрон Шкарин с Левонтием Типсиным. Щукотько вместе с ними мозоли кровавые натирает, только видит: пустое дело затеял, не послушался, махнул сгоряча. Да теперь ружболванку на берег обратно не вытащишь: по всей реке на километр, поди, растянулась.
Когда проносило их мимо Еремино, Щукотько с лодки башку на яр задирал: вон магазин, вон склады, вон дом Махотских. Нет больше Дейки там, увез ее мужик далеко отсюда. Дом, огород оставил. Увез, чтобы забыть обо всем и не вспоминать больше.
А на реку кругом и не смотреть лучше: перед глазами болванка, как моль, мельтешит, за коряжник цепляется, за кусты, что в воде. На мель, на пески лезет --но успеваешь сбрасывать. Но страшнее всего, когда в заводях, в водоворотах под крутоярьем сплошной шапкой она сбивается: часы уходят, пока протолкаешь се, дальше вниз по реке пустишь.
- Сколько мы с ней проваландаемся? - охрипшим or крика голосом говорит Щукотько. - Что же делать нам, а?
Левонтий положил на раздвинутые колени шесг, скручивает цигарку, пальцы не слушаются его - просыпают махорку.
А Гаврила Титыч свое:
-- Как же нам быть теперь, мужики?
Андрон Шкарин все больше мол:чком. Усталость его пошатывает, Левонтий с него глаз не спускает: больной человек, кабы не случилось что, не ровен час. Сегодня перед закатом солнца, на пятнадцатый день их мытарств, Андрон тихо вынул из ножен нож, выловил за бортом болванку, упер ее в днище лодки и принялся стругать. И чем дольше стругал, тем сильнее мрачнел. Бросил наструганную болванку, ещ|.е вытащил из воды несколько - все их перестругал. За.кусил губы.
Щукотько с кормы по сторонам» смотрел - невдомек ему было, к чему это Андрон болванки стругает. Так, наверно, от нечего делать, поэтому что выдался длинный плес по Васюгану, можно шесты опустить, передохнуть спокойно. Но голос Андрона, воспаленный, как после болезни, заставил его оглянуться:
- От воды и жары почернела. Такая болванка теперь никому не нужна: из такой топорища не выстругаешь, не то что ложу к винтовке.
Щукотько с кормового сиденья стал на колени, подполз к Андрону, начал стружки перебирать, перекидывать заструганные болванки. Глаза его расщелились, были испуганные.
Левонтий заговорил с презрением:
- Допулькались... За что зиму морозились, хребтину ломали? За что вторую неделю не жрамши, не спам-ши воду мутим?
Гаврила Титыч поднялся, расставил покрепче ноги, и голос его, жесткий, как осока, обрезал:
- Замолчь!
- Не гаркай, - спокойно сказал здоровяк Левон-тий Типсин, и Гаврила Титыч понял, что с этим спокойным «не гаркай» власть его здесь раз навсегда кончилась и сам он больше теперь никто.
Щукотько забылся в отчаянье; сидел, опустив руки, пока не кончился длинный плес и не показался на песчаном берегу Наунак - полуостяцкий, полурусский поселок. Только тут он стал всматриваться в дома, в дорогу, которая поднималась по извозу в поселок. И поселок и эта дорога напомнили ему тот ушедший в прошлое год, когда взбунтовались на Желтом Яру смолокуры, раздели и средь зимы на погибель пустили Пы-лосова на одичавшей лошади.
В эту ночь не было звезд, не было месяца: по небу разбрелись клочковатые тучки, они сгустили темноту И разродились к полуночи дождем. Поднялся встречный ветер, стрежь реки напружинилась, натянулась и вздыбилась невидимыми во тьме волнами. Среди плотного крошева болванок шли лодки, к бортам их накатывались валы, деревянно стучали в обшивку болванки, вода от дождя пурызилась, шипела, а вокруг ни огня, ни светлячка: мокрая тьма подступала к колючим, щетинистым лицам. Люди ежились в жухлых дождевиках, подбирали под себя ноги. Долго кто-нибудь чиркает отсыревшею спичкой о коробок, засветится слабенький, как без души, огонек, вздрогнет и умрет тут же. Замаячит во тьме красный, трахомный глазок самокрутки, раскалится от сильной затяжки и вдруг зашипит, померкнет: хлестнуло каплей дождя.
По берегам кусты шуршат, клонятся по ветру осинники, березняки, а за ними гулко ропщет тайга - рас-стоналась, сердится. Иногда над рекой прорывается чей-нибудь голос:
- Лева держи!
Лодка, где были Щукотько, Левонтий, Андрон, жалась к правому берегу, к круче. Остальные лодки шли в русле, одна под тем берегом. Под правобережьем течение на Васюгане бойкое. Днем видно, как черная вода скользит по кромке коричневой глины, вспарывается на корягах, заломинах, плещется и проносится дальше. Ночью же, когда нет ни луны и ни звезд, - на реке все черно, не различить берега, и не знаешь, куда тебя тащит, в какую протоку.
- Бойся! Ложись!
Лодку затянуло течением под нависшую над водой сухостоину, острые сучья пробороздили по спинам, сорвали с Левонтия кепку. Он повернулся к Андрону, чтобы сказать ему что-то, но неожиданно новый удар сбил его с ног на ребристое дно. Левонтий Типсин простонал, невнятно выругался. Лодка ударилась носом о корневище какого-то дерева, крякнула, скрипуче отозвалась всеми швами, заклепками. Носом она еще держалась в лапах-корнях, а кормой развсрачивалась на стрежень.
Андрон - он задремал было под шорох дождя - выпростал ноги из-под дождевика, вскочил, схватился двумя руками ча шест. Его покачнуло, он выронил шест, поймался за борт, оттолкнулся с усилием. Ему показалось, что Левонтий за бортт свалился.
- Левонтий? Где ты, Левонтий?! - крикнул Андрон, вглядываясь в мокрую, пляш ущую черноту.
Ему ответил Щукотько:
- Здесь он, в лодке. Садись! - Щукотько отплевывался не то от воды, не то от кров»и. - Нас приглушило с Левонтием.
Голова у Андрона кружилась, он с трудом удерживал равновесие. Ему бы так и сидеть, держаться покрепче за борт, а он поднялся, хотел шестом лодку выправить. И в эту минуту лодку опять обо что-то сильно ударило. Мысли Андрона помутились, глаза совсем залепило тьмой. Он пошатнулся, подогнулись колени. И Щукотько сквозь ветер и дождь ясно расслышал всплеск от упавшего в воду тела...
- Андрон! Левонтий! Левонтий... Да очнись же ты... - Гаврила Титыч дернул на себя ничком лежащего Левонтия - затрещала спецовка, но Левонтий не шевелился. Щукотько на коленях докарабкался до середины лодки. - Без ножа ты меня зарезал, Андро-он!
В борта дощаника волны стучались бесчувственным, деревянным стуком ружейных болванок...
ДАЛЕЕ:
Глава 14. Часть 02. Дикие побеги
Произведение публиковалось в:
"Дикие побеги". – Хабаровск, Хабаровское книжное издательство, 1971