Умер Сталин
В базе данных Аудиобиблиотеки Амурской литературы имеется аудиозапись стихотворения: читает Седелкин Максим; 6,02 Мб (*.mp3)
Из цикла "Синее стёклышко"
Моё дошкольное детство завершилось событием, которое навсегда врезалось в память.
В конце февраля я заболел корью. Болезнь протекала тяжело – с высокой температурой, беспамятством, бредом. Меня то знобило, то бросало в жар. Я подолгу спал, а когда очухивался ото сна, то видел перед собой, как сквозь туман, то маму, то бабушку, то дедушку – они ни на минуту не оставляли меня одного.
В первых числах марта я стал поправляться. Бабушка омывала моё лицо водой, приговаривая: «Святая водица, исцели Валерика», давала по ложечке сладковато-приторного «Кагора» – всё это она принесла из церкви и лечила меня по благословению батюшки.
И тут разыгралась вьюга-метель, да такая, что, пробушевав суток двое или трое, навалила сугробы высотою метра полтора, а то и два. Из-за снега из окон даже не было видно, что творится на улице.
Выключился свет. Не говорило радио. Не приносили газет. Одним словом, мы жили как в заваленной снегом берлоге.
Чуть вьюга поутихла, дедушка и мама пошли на работу. Перед этим дед несколько часов раскидывал лопатой снег, пробивая в сугробах проход. А я лежал в постели. Болел.
Обычно дед на обед не приходил – брал с собой сумочку с едой. А в тот день, несмотря на то что бабушка собрала ему «тормозок», вдруг явился, да почему-то необычно рано: ещё борщ не был готов.
– Что-то случилось, Коля? – спросила тревожно бабушка.
Дед молча взял веник, вышел в сенцы, чтобы обмести снег с валенок, а когда вновь зашёл, то вымолвил всего два слова: «Умер Сталин».
Бабушка охнула и, комкая руками подол фартука, опустилась на табуретку. Потом сказала, словно у кого-то спрашивая: «Как же мы теперь будем жить?»
Мама в тот вечер пришла позже обычного. Рассказала, что в больнице, где она работала медсестрой, было собрание, что многие плакали. Её глаза тоже были припухшими и покрасневшими.
Утром принесли газету. В ней – фотография во всю ширь полосы: Иосиф Виссарионович – в гробу, в военном френче среди цветов. Дедушка снимок вырезал, и он ещё долго хранился у нас, пожелтевший, в альбоме вместе с фотографиями.
А следующее утро было необычно ясным и солнечным. Я впервые после болезни встал с постели и с дедушкой вышел во двор.
Сугробы горами возвышались по обе стороны расчищенной дорожки; снег искрился, блестел, переливался от щедрого небесного света. Наст поскрипывал под валенками, когда я шагал, держась за дедушкину руку. Крепкая ладонь твёрдо держала мою детскую ладонь, и дедушка, щурясь от солнца, сказал: «Однако, внучек, весна пришла».
Сталин. Я знал, что это – вождь, главный человек в стране. В комнате на стене у нас висел его большой портрет. Вождь был при погонах, смотрел строго и сурово. Казалось, куда ни встань, ни сядь – его взгляд следил за тобой. Казарму, которая была нашим домом, почему-то называли сталинской. «Это что, – думал я, – Сталин её построил?» Потом я узнал, казарму, как и многие другие, перед войной с Японией возвели по какому-то приказу вождя – вот и стали так называть.
А у моего отчима Сталин красовался на груди тёмно-синей наколкой, как память о службе в морфлоте. Когда он заходил в баню, то мужики посматривали на изображение вождя с удивлением, с уважением и, как мне казалось, с какой-то боязнью в глазах.
Ещё у отчима хранились два огромных портрета в тяжёлых деревянных рамах – Сталин и Ленин. Нарисованы они были в вытянутых по вертикали овалах, поэтому походили на увеличенные бляшки, которые я видел на памятниках на старом городском кладбище.
И вот великого и любимого не стало... Но в нашей семье об этом говорили недолго. Много позже, уже взрослым, я понял почему. Многие дедушкины родичи – оренбургские крестьяне – сгинули в сталинских лагерях, и он ребёнком остался один. По бабушкиной линии тоже были жертвы репрессий.
Через какое-то время портрет Сталина со стены почему-то исчез, а портреты вождей в овалах перекочевали в сарай. Отчим повесил их на огромные гвозди, приговаривая: «Сталин ещё вернётся». И когда я, бывало, летом ночевал в сарае, казалось, что глаза вождей посверкивают во тьме, как зелёные кошачьи зрачки.
В том же году я пошёл в школу. В букваре на первых страницах тоже были напечатаны портреты Ленина и Сталина. Один из моих проказливых одноклассников по ребячьему недомыслию изрисовал изображения фиолетовыми чернилами. Отец отодрал сына за такие художества, а букварь бросил в горящую печь, чтобы никто не узнал о проделке отрока. Зачем, почему – мы тогда не ведали. Детство не задумывается, а живёт, веселится, радуется.
Также в цикле:
Дан приказ
Два ведра угля
Дедушкин клад
Дом окнами на Амур
За Зеей
Пасхальное утро
Прощание
Светлые блики памяти
Солдатская ложка
Произведение публиковалось в:
Альманах "АМУР №07". - Благовещенск: Издательство БГПУ, 2008. - 100 с.