14 мая 1997. Дневник хромоножки во время её болезни
Ранее:
13 мая 1997
14 мая 1997 года
Я хоть и бросила вызов роковому числу тринадцать, но ни себя, ни родителей во вчерашней записи по именам не назвала. На всякий случай состорожничала, чтобы не подвести под удар родителей. Им и так со мной неприятностей хватает, особенно маме. С моим несчастьем у нее рухнули на меня все надежды. Она мечтала, чтобы я танцевала и играла на фортепиано, чтобы я стала, как и она, человеком культуры. Но это только начинается с танцев и музыки, а кончается тишиной библиотеки. Мама надеялась, что я продвинусь по пути славы и добьюсь больше, чем добилась она. Но исключительной судьбы у меня, со всей очевидностью, уже не будет. Мама в горе и разочаровании. Ее не утешает, что в нашей семье уже есть исключительная личность – это папа. Он у нас редкий специалист по наладке сверхточного и сверхчувствительного оборудования. Когда в городе что-то новейшее устанавливают, обязательно папу зовут. К самой тонкой и капризной технике он подход знает, и его самого в мире высоких спецов тоже знают.
А по виду папа самый обыкновенный и даже невыразительный на внешность: лысоватый, круглолицый. Но когда улыбается, на щеках появляются ямочки. Характер у него непоседливый, но слушает он со вниманием и всякого человека понимает, будто перед ним механизм. Фамилия у него скромная, на великие успехи не рассчитанная. Малышев он, Алексей Петрович. Бабушка, мама его, Анна Сергеевна Малышева. Мама моя, Наталья Григорьевна, поневоле Малышева. А я – Софья Малышева, малая мудрость – вот это точное попадание.
От папы у нас не только фамилия, от него вся наша семейная жизнь, ее достаток и благосостояние. Мамин библиотечный заработок – пустяк, и тот вовремя не дают. У бабушки скромная учительская пенсия. От меня пока ничего, разор один, одно мое лечение родителям в копеечку обходится. Папа задался целью отремонтировать мою ногу так, чтоб не осталось изъяну. На все процедуры и лечения неукоснительно возит. Когда мне совершенно двигаться не позволяли, папа меня на руках к машине носил, кресло на верх «жигуленка» ставил. У лечебницы меня пересадит и по кабинетам на кресле возит. С самой зимы подобная канитель – и все на папе. Мама страдающим взглядом проводит меня и страдающим встретит. У меня ее страдающие глаза вызывают чувство вины. Ведь я по легкомыслию себя в беду ввергла. Подпрыгнула вверх, не предупредив партнера, уверенная, что Коля подхватит, - а он растерялся и не поймал. Это папа с любой позиции меня б подхватил, а Коля Бехтин просто красивый мальчик, сверх меры повернутый на себя. Сейчас он с Юлей Тательниковой танцует. Она счастлива, своего добилась. Папе я верю: как сказал, так и сделает, - починит без хромоты. Но танцевать я больше уже не буду.
Да разве только танцевать? Неудачное приземление от многого меня оторвало. Только родители со мною остались и отчасти Юля Тательникова. Да и то потому, что по новому моему месту жительства мы с нею соседями сделались, в одном переулке живем: она в начале квартала, а я в конце. Юля не то, что со мною дружит, а так, снисходит, забредет иной раз поболтать, когда не с кем. Втайне она полагает, что теперь я ей не ровня, и не хочет замечать, что у меня появились новые увлечения. Да, я не танцую и не играю на пианино, но я много читаю и учусь в одиночку. Я не только не отстала по программе от своих одноклассников, но, по-моему, я их опережаю и в конце мая буду сдавать экстерном за восьмой класс. А по некоторым предметам я уже за девятый класс учусь. В домашних условиях быстрей успеваю: по математике и физике помогает папа, по литературе – мама, бабушка занимается со мною английским языком, историю я осваиваю сама, по биологии и химии натаскивает бабушкина подружка, бывшая учительница.
Мама нанесла из библиотеки гору книжек, по которым я должна самостоятельно развиваться, округлым своим почерком расписывает недельные программы и каждый месяц устраивает зачеты.
Относительно меня у мамы, кажется, вызревают новые надежды, переориентированные на мое новое состояние. Если раньше самым главным в моем состоянии были танцы и музыка, то теперь предпочтение отдается английскому языку. Мама даже собиралась нанять репетитора, считая, что бабушки как учителя для меня мало. Папа убедил ее заменить репетитора аудио - и видеокассетами. Маме почему-то важно не само образование, а побочные добавки к нему. Она уверена, что именно они способны устроить мое будущее.
Этой зимой по самоучителю я освоила игру на гитаре и у себя в комнате напеваю жестокие романсы. Так мама и ухом не ведет. Для нее гитара по самоучителю не образование. Она признает фундаментальное обучение, чуть ли не с профессором.
Мама не в библиотекари, а в артистки себя готовила. Я смотрю на ее лицо, каждая черта в нем прекрасна: огненные цыганские глаза, широкий разлет бровей, ярко прописанные губы, нос аккуратным клювиком, но совсем не острый. С такими чертами мама была бы красавицей, если бы овал лица не подвел. Оно у нее немного широковато, отчего парные черты, словно оттянуты друг от друга, а подбородок не четко оформлен. Эта неправильность умаляет в лице красоту, но взамен придает ему выразительность и энергию.
Представляю, как мама в гордом самоотречении, точно ножом, отсекла от себя артистическую карьеру. Неужели ради папиных ямочек на щеках и пышной тогда еще шевелюры? А может, переложила несостоявшиеся надежды на следующее поколение, то есть на меня? Если так, то тут она не права – это уже моя жизнь, и мне самой в ней находить или терять.
Мама подавлена не только моим несчастьем, но и переездом в этот старый деревянный дом. Будто она на дно жизни скатилась. Можно подумать, что у нас были какие-то сверхцивилизованные условия. Однокомнатная квартира на пятом этаже, правда, с лоджией и широкой прихожей. Я за шкафом спала. Представляю, как бы я там с коляской тыкалась. Из-за узкой двери и в лоджию не смогла бы въехать, так бы и сидела замурованной наверху. А здесь простор, кубатура, и бабушка с нами, а с нею фамильный буфет, а с ним совсем иной привкус у жизни.
Но мама замкнулась на своих комплексах, вся ушла в переживания и работу. Раньше она веселее была, приятельниц у себя собирала, торты пекли, чаевничали, на пианино играли и прямо в прихожей танцевали. Здесь целый зал для приема, пианино в красном углу, но мама подружек не приглашает. Чай они пьют у себя в библиотеке и там же справляют свои маленькие праздники. Скучно теперь у нас. Сколько дурашливой суеты и веселого щебетанья привнесли бы мамины сотрудницы в нашу нынешнюю квартиру. Чай пили бы с бабушкиными крендельками. Они не хуже прежних маминых тортов. Но мама, то ли меня в коляске не хочет показывать, то ли квартиры стесняется. Ей-то что, она у себя на работе наверстывает, а я без общества маюсь, сама себя развлекаю. В фильме «Жестокий романс», он у меня на кассете есть, я высмотрела, что Лариса Огудалова жила точно в таком, как наш доме. Особенно это видно в тех кадрах, где она за домом читает книгу. Ну, копия наш дом со двора, только в фильме он новее. Я маме и папе этот момент показала. Мама осталась равнодушна, а папа заинтересовался. Я же целую зиму в образе героини «Бесприданницы» прожила, струны гитары пощипывала, волосы красным бантом украшала.
От жгучего маминого колорита мне кое- что передалось: темные глаза без ее огненной страстности, правда, но с моей собственной затаенностью, - темные мамины кудри, матовый цвет лица. Овал у меня правильный, это хорошо. А вот маминой пылкости и энергии мне не досталось. Зато во мне есть задумчивая рассеянность, что для образа «Бесприданницы» больше подходит. Я гляжу на себя в зеркало, и оно мне показывает Ларису, томную и страдающую в тесных рамках окружающего ее общества. Это я в ней или она во мне? Эх, увидеть бы еще себя в полный рост!
Далее:
15 мая 1997
16 мая 1997
17 мая 1997
18 мая 1997
19 мая 1997
13.10.2013г. Беляничева Галина Петровна, 675019 Благовещенск, Ам. Обл. Аэропорт
|