Глава 14. Часть 01. Дикие побеги

     РАНЕЕ:
     Глава 09. Часть 01. Дикие побеги
     Глава 10. Часть 01. Дикие побеги
     Глава 11. Часть 01. Дикие побеги
     Глава 12. Часть 01. Дикие побеги
     Глава 13. Часть 01. Дикие побеги


     С утра сегодня Арина вяжет маты, а Максим чуть покопался в соломе - с мороза она золотилась инеем, на пол с нее стекала вода, порылся, как мышь, и незаметно исчез: опять к остякам ушел.
     "Работа - маты вязать, с обидой думает мальчик, пригревшись на лавке в Анфимовом доме. - Вот бы на Обь пойти, с нартами, на собаках, проверять самоловы. Это куда интересней! Он ждет Анфима: остяк с сыновьями на чердаке, ищут там какую-то снасть важную. Максим вчера весь день набивался ехать на самоловы, и его посулились взять.
     - Ты, Максимша, рыбалку любишь, как собака мясо, - сказал Анфим, кидая перед мальчишкой запыленные, скособоченные бахилы. Они звонко, как стылая кость, ударились об пол. - Оттают, - сена набей, тряпья наверни. Собирайся.
     Анфим ущипнул вонючими от табака пальцами конопатый Максимкин нос.
     - И ни чуточку не больно! - заблестел глазами Максим от навернувшихся слез.
     - Мороз, погоди, накусает покрепше...


     Молодые тонкие тальники забросала хмельная метель по самые головы: с тоской прорезываются над суметами прутья-метелки. Еще нажмет один снегопад и вовсе закутает все молодые побеги. Останутся в неприступности разве рябинники да осины, да и те будут кланяться крепкой нарымской зиме, никнуть под снежными шапками. И стога замело, задавило - долго придется обтаптывать, обминать, пока подберешься к ним на лошадке. Будет она вязнуть по брюхо, измокнет, выдохнется от усердной работы, а после, дожидаясь, пока накидают, забастричат высокую возовицу, - покроется от спины до ушей белым ннеем-куржаком.
     Бегут к широкой Оби собаки, взвизгивают, трясут пушистыми хвостами, и стелется, стелется нескончаемая равнина. Зимой на Оби то же, что в половодье: не понять сразу, где берег, сора, где курьи и протоки - все под одно сровняла метельная зимушка.
     Па широких лыжах-подволоках, подшитых лосиной, не трудно идти по глубокому снегу и в гору легко.
     Максим, Пантиска и старшие братья Пантиски все двигаются на лыжах. Один Анфим уселся на нартах: хромота ему не дает встать на лыжи. И не охотится он из-за этого, не гоняет по тайге соболей, не выслеживает по урманам шуструю белку. Анфим больше рыбачит да кое-когда уток бьет.
     Анфим сидит на нартах, закутавшись в полушубок. От дыхания овчина на вороте прихватнлась сосульками-льдинками, ветер срывает с губ махорочный дым. И лоб и щеки Анфиму до густой красноты насекло снежной пылью, морозом. А ямки от оспы, наоборот, потемнели и кажутся глубже, уродливее.
     Потянулась длинная луговина - чистая грива. Во круг не было ни кусточка, ни деревца, потому-то и вымело гриву ветром от снега. Не останавливая собак, Анфим скатился на землю с нарт и побежал, хромая, вперед, разминаясь и согревая себя от холода.
     - Прихватыват, якорь его! - кряхтел Анфим, прикрывая мохнашкой лицо. - Шкуру дерет. Нос, Мак-симша, не потеряй!
     Максим и так все время держал на носу рукавичку, дул в нее горячим дыханием, чувствуя, как тяжелеют от инея брови, ресницы. Было Максиму холодно, надувало за пазуху, стыла голая шея, но он терпел.
     - Лед толстый, много долбить придется, - сказал Анфим, когда они достигли протоки.
     Под острыми клиньями пешен голубыми брызгами сверкали осколки льда. Пешнями били сразу в трех местах, сачком выскребали крошки, отшвыривали на белый снег. От работы стало так жарко, что в пору снимай с себя все. Как-то разом из трех прорубей выплеснулась вода, задышала, то оседая, то поднимаясь. Темные языки медленно выползали на лед, застывали:
     Дело делали молча, без разговоров..
     Анфим нащупал прогонной проволокой тетиву самолова, крепкую, толщиной в мизинец, потянул на себя легонько, насторожился. Рука его дер»нулась, он потянул сильнее, сжимая в ладонях шнур. Закусив кривыми зубами губу, весь сжавшись от напряжения, он стал выбирать самолов.
     Высунулась усатая морда налима, большая, с собачью голову. Темные точки глаз выпучились от яркого света, налимья морда сунулась вниз, в воду, но старший Пантискин брат Левка всадил налиму в горло острый багорик.
     Налим был чуть не в сажень, темнокожий. Тонким хвостом он бил с устрашающей силой: так казалось Максиму. К скользкой шкуре его льнули льдистые крошки. Средний из братьев, Порфилка, ударил рыбину по широкому лбу колотушкой: налим трепыхнулся, извился от головы до хвоста и затих, как уснул.
     - Замерзает, - простодушно сказал Максим, глядя, как белеет на рыбине шкура. - Какой большущий, оё! - запоздало взвизгнул мальчишка oт радости и удивления: ведь первый раз взяли на самоловы.
     И получил от Анфима тычок.
     - Заришься, паря? Мотри, рыба не будет иматься.
     Максим не знал, что у остяков есть такое поверье...
     Вытаскивали еще налимов, муксунов - горбатых, похожих на стариков, рыбин, желтую стерлядь, кострю-ков - осетров-недоростков. А настоящий, крупный осетр не попадался. Анфим вроде даже запечалился.
     - Язвило, нет осетёра.
     - Еще ловушка стоит, спроть острова, - несмело заметил Порфилка.
     - Худой там место, - пошевелил губами Анфим.- Здесь хороший.
     Но там-то и выловили огромного осетра, пудов на шесть. Анфим от радостных переживаний выкурил две трубки подряд, сидел на нартах, раздумывал.
     - В третьем годе такого ловил. Тьфу, тьфу!
     Он плюнул направо, налево. Максим следил за его глазами: остяк поглядывал гордо на осетра и на лед, что был вытоптан, выброжен вокруг проруби: с осетром они долго возились.
     Анфим глотал дым и думал, как он повезет сдавать осетра в Дергачи, как будут там удивляться приемщики, хлопать его, Анфима Мыльжина, по плечам и говорить ему приятные слова. А он будет улыбаться и трубку курить... Нет, уж он-то знает, какой это большой осетёр: такого в округе сколько уж лет никто не вылавливал. Ему повезло: рыбина дорого стоит. Раньше, когда всего было вволю, он бы так. может, не радовался. А теперь его хорошо отоварят, за осетра он получит и хлеб, и сахар, и масло...
     Опираясь руками о нарты, он встал.
     Сгружай добычу, почапали.
     Обратно шли тем же путем, по обмятому снегу, мимо тех же стогов и заметенного тальника. Анфим не садился на нарты, даже ни разу нс присел, ковылял позади, гордо откидывая голову.
     На подволоках Максим скользил последним, не торопился больно, чтобы не ткнуться тупыми концами лыж в Анфимовы пятки.
     - Забрызгал, чисто всего окатил, язви его! - вдруг засмеялся Анфим, который все думал и думал об осетре.
     Остяк остановился, стал хлопать себя мохнашками по заскорузлому полушубку, стряхивать заледеневшие хрусталинки брызг.
     - Лёдом покрылся. Шуба чисто железо: колом стоит.
     Максиму изо всех сил хотелось поддержать разговор, рассказать, что у него дыхание остановилось, когда забурлила в проруби рыбина, что он испугался: вдруг дядя Анфим не устоит на кривой ноге и сунется головой в прорубь. Но мальчик боялся встревать в разговор после того, как Анфим обругал его: «Заришься, паря!» И ткнулись тут Максимовы лыжи в пятки Анфима, остяк повернулся, дыхнул в лицо теплом и махоркой.
     - Бежи догоняй нарты. С косолапым - озябнешь.-
     - Согреюсь, дядя Анфим, - пытается улыбнуться Максим и чувствует, как занемели губы.
     - Сорвал охотку, ли чо ли? Еще пойдешь аликак?
     - Всегда пойду, - отзывается бодро Максим.
     - Затейливый ты парнишонка, - сопит ему в спину остяк.


     ДАЛЕЕ:
     Глава 15. Часть 01. Дикие побеги
     Глава 16. Часть 01. Дикие побеги
     Глава 17. Часть 01. Дикие побеги
     Глава 18. Часть 01. Дикие побеги
     Глава 19. Часть 01. Дикие побеги

          

   

   Произведение публиковалось в:
   "Дикие побеги". – Хабаровск, Хабаровское книжное издательство, 1971