Глава 05. Часть 01. Заслон
РАНЕЕ:
Пролог
Глава 01. Часть 01
Глава 02. Часть 01
Глава 03. Часть 01
Глава 04. Часть 01
Лихая, с посвистом, казачья песня оборвалась за последним горбылевским домом. Узкая дорога вывела в поле. Ноги коней проваливались в слежавшийся снег. Из-за дальних сопок накинулся встречный ветер, застудил, выжимая слезы, лица, путал и отбрасывал на сторону конские гривы и хвосты.
Бекман сидел на копе неуклюже, нахохлившись. Можно было повести казачьи сотни большаком, но ему не терпелось взглянуть па свой покинутый дом. Все оказалось в порядке: замок не порушен, ставни на окнах целы. Он плюнул с досады: жить бы здесь да жить! Чужое гостеприимство в горле комом. Детишки капризничают. Жена в вечной тревоге. Устроить семью в гостинице он не рискнул. На ее чердаке установлены пулеметы. Возможен и ответный огонь красных... Славный, уютный домик, но сюда они больше не вернутся. Есть шикарные дома в центре, урезывать себя теперь будет
ни к чему.
Молодежь, озоруя, вырвалась из строя и, размахивая пиками, понеслась по снежной равнине к сказочно рассиявшимся над Зеей узорным теремам - летним дачам золотопромышленников и судовладельцев. Потом прямо перед глазами замаячила одинокая как перст труба винокуренного завода. Красные перепились, это нам на руку: перебьем чуть тепленьких. Эх, Павел Павлович, не дожил ты до дня и часа нашего торжества. И нет, любезный друг, тепла, что отогрело бы твои хладные руки...
Красные ударили неожиданно из глубокой промоины, сбегавшей с крутого берега к Зее. Подпустив молодых казаков совсем близко, они дали два залпа. Увидев убитых, молодые необстрелянные парни рванули вправо, и тут резанула пулеметная очередь. Вой и стон пронесся над степью. Остальные казаки, вместо того чтобы броситься на прорыв, повернули назад и опомнились только у городской бойни. Подсчитали потери: шестьдесят человек. Неудача не обескуражила штабс-капитана. Он велел казакам ехать отдыхать - предстояли жаркие дела - и помчался в японское консульство.
Выразив Бекману соболезнование и придвигая чашечку чаю, японский консул, господин Сибата, на мгновение задумался и вдруг, зорко глянув поверх очков, торжественно объявил, что члены общества «Черного Дракона» не сидели сложа руки, а... изобрели (он так и выразился - «изобрели») бронепоезд.
- Изобрели бронепоезд?! поперхнулся чаем штабс-капитан. - Нет, вы шутите, господин Сибата! - Но Сибата вовсе не намерен был шутить. Любезно улыбаясь, он помог Бекману одеться, вывел его во двор, усадил в кошевку, и они помчались на вокзал.
«Бронепоезд» - несколько платформ, обложенных кирпичом и мешками со смерзшимся песком - выглядел внушительно. Черные глазки пулеметов вызывающе поблескивали в амбразурах. Из открытых ящиков свисали пулеметные ленты. Японцы - маленькие, немногословные, в суконных пальто и высоких ботах, деловито топтались вокруг своего детища. Наскучавшиеся в здании вокзала оборонцы, окружив Бекмана, радостно твердили, что теперь большевикам крышка, - можно по телеграфу заказывать ужин на узловой станции Боч-карево. Штабс-капитан отвечал на шутки шутками. Были розданы оставшиеся в буфете вокзала папиросы п конфеты. Илька, разгрызая острыми зубами грильяж, пересчитывал по пальцам отсутствующих сверстников п членов «Союза учащейся молодежи». Его подняли па-смех:
- Попал пальцем в небо, сдобная булочка! Это для тебя на вокзале свет клином сошелся. Знаешь, сколько наших патрулирует по городу?!
- Ну я знаю... - «Сдобный» опять начал загибать розовые пальцы: - Беркутов, Рифман, Пономаренко, но Бондаренко и Гамберг...
- Заткнись! С Бондаренкой вы посчитаетесь, а Веньке у красных делать нечего. Он наш, с потрохами! - «Сдобного» подхватили под руки, потащили к выходу.
Бронепоезд, лязгая буферами, нехотя полз от вокзала. Оборонцы, неумело построившись, шагали за ним, спотыкаясь о шпалы. Донат Беркутов и хлыщеватый полковничий сын Сашка Рифман, примчавшиеся из города на рысаке, пристроились тоже. Сашка громко сокрушался, что доверил японцам отцовский «цейс».
- Мой старикан с ним три войны не разлучался. Свернут япоши биноклю голову, не уцелеть и моей.
- Не свернут, - - успокоил его Беркутов. - - «Нип-пон» народец аккуратный, не то что наши тюхп-матюхи да колупай с братом.
- По-моему, красные из Астрахановки уже чеса-пули! - крикнул кто-то впереди.
- Тем лучше для них, - вскинул голову Рифман.
- Возвращаться не станем! Отдых только в Бочка-рево, - засовывая в рот конфету, заверил Илька. Сашка опять начал клясть японцев:
- Чертовы самураи, без мыла в душу влезут. Дер-пула ж меня нелегкая, вырвался на часок и здрасте...
Миновали спичечную фабрику. Разглядывая деревушку в бинокль, японцы потихоньку переговаривались. Бронепоезд начал притормаживать. На повороте, за кустами диких яблонек и черемух, чернело что-то - не то изба, не то развороченный стожок сена. Вдруг машинист резко подал паровоз назад, по было уже поздно: из-за кустов начался обстрел.
Брагинская пушка работала исправно. Двинув задним ходом, бронепоезд смешал ряды своей пехоты и, многих передавив, помчался обратно. На развороченных платформах валялись убитые и раненые японцы. В довершение беды оставшийся на вокзале Бекман, не разобравшись и заподозрив подвох со стороны красных, дал команду стрелять. Со второго этажа ударили пулеметы, и только потому, что уже темнело, у гамовцев не прибавилось потерь... Сконфуженные оборонцы занесли в здание вокзала раненых и решили до утра не высовывать из пего носа.
Бекман и Сибата уехали в город. Следом за ними умчались Беркутов и Рифман.
...Алеша и Виктор оделили всех, кого могли, папиро-сами, которыми угостил их Илька. Плотно пообедали. Алеше очень хотелось пойти во Владимировку, где вместе с другими матросами находился Евгений, но проситься было неудобно. От нечего делать ходили по де-ревне и пели песни. Часу в девятом завалились спать.
После вылазок казаков и японцев стало очевидным, что пора действовать и самим. Губельман положил креп-кую руку на плечо Комарова:
- Анатолий Николаевич, сколько?
- По моим подсчетам, около тринадцати тысяч. - Можно начинать?
Анатолий прихмурил ровные брови, кивнул:
- Время.
К утру сильно подморозило. Над Зеей стоял туман, но небо было высоким и ясным. Мерцали и переливались звезды. Из-за сопок налетал порывами сухой и въедливый ветер. Город начали зажимать в кольцо с северо-востока.
Анатолий вел красногвардейцев лугом, смерзшимся и кочковатым. Железнодорожная линия все время оставалась слева, но ней с великим напряжением катили платформу с пушкой. На полдороге Комарова нагнали связные из Владимировки и сообщили, что отряд, находившийся там, вышел в назначенное время.
Крестьяне-ополченцы получили задание перейти реку у министерского затона, пробиться до казачьих казарм и, разоружив казаков, двигаться к тюрьме. Главные силы должны были проникнуть в город со стороны вокзала и тоже пробиваться к тюрьме.
В городе меж тем еще с вечера творилось нечто странное. Не успел дважды трепанный Бекман вернуться с вокзала, как глава войскового правительства, утра-тив всякий интерес к военным действиям, срочно занялся выяснением состояния областного бюджета. Вытребованный им грузный казначей, едва вместившись в заскрипевшее кресло, захрустел пальцами и монотонно за-гнусавил:
- Мы имеем керенки, японские иены, китайские даяны. Американских долларов, к сожалению...
- К черту доллары, - отбросив учтивость, нетерпеливо перебил его Гамов. - Керенки уже не деньги. Золотой фонд - вот что незыблемо и вечно! - Золотой фонд был гордостью областного казначея. К счастью, большевики мало смыслили в финансовых делах и не успели «пустить его но ветру». Гамов вкрадчиво пояснил:
- Предстоят большие траты: встреча генерала Шилышкова, возмещение убытков чернодраконов-цам.
Областной казначей тонко улыбнулся:
- О да, да... На одном заведении, я сам видел, вывешен аншлаг: «Мадама вся уехала». Каковы шельмецы, а? Если город заполнило казачество...
Глава войскового правительства поджал губы, давая попять, что фривольные шутки неуместны.
- Все войдет в свое русло. До веселья ли теперь? Темный элемент распоясался. В министерском затоне найден убитым капитан парохода Городецкий. Инженера Чернышева застрелили на пороге собственного дома. А трагические события на заводе Гриднева? Смерть вошла в город и шагает из квартала в квартал, волоча свои.черные крылья...
- Да, да... все это прискорбно и ужасно. - Казначей вытер платком внезапно похолодевший лоб.
- Бремя власти тяжело, - вздохнул Гамов и с жаром заговорил о необходимости вознаграждений и поощрений. Казначей закивал лысеющей головой.
Сделка состоялась. Ключи от казначейства легли па зеленое сукно стола в обмен на клочок бумаги с паукообразным двуглавым орлом вверху и размашистым автографом атамана понизу. Казначея доставили домой на правительственном автомобиле. А час спустя тот же черный с поднятым матерчатым верхом автомобиль въехал во двор казначейства. За ним тотчас же захлопнулись массивные железные ворота.
На исходе дня от казачьих казарм до Зеи с пиками наперевес оголтело носились верховые казаки. Молодые озоровали страшно. На бульваре рубили внамет «большевистское насаждение» - молодые топольки. Разбивали китайские киоски. В сумерки нагрянули в женский монастырь и, скаля белые зубы на скуластых, темных лицах, просились пустить «погретца». Древняя игуменья, мать Евстолия, - урожденная княжна Оболенская - вышла к ним с крестным знамением и благословением, но дальше порога не пустила:
- Не взыскуйте, чада. Не положено сие пребывание в обители мужеску полу. Будем молиться всевышнему. Он нас не оставит.
Казаки подмигивали старухе. Несусветно гоготали. Ушли, а ей все чудилось: пахнет в тихих покоях конским потом и табачищем.
Ветер резко переменился, подул с «гнилого угла». Резвачи притомились. Шутники приумолкли. Разудалым стало не по себе. Провезли казаков побитых, следом мертвяков-чернодраконцев. Стылая земля скрипела под полозьями, звенела под копытами коней. На том берегу Амура, в Сахалине, замигали в фанзах огоньки. На нашей стороне было глухо, уныло. Ветер раскачивал па перекрестках темные фонари. Богатеям что, спят, утонув в пуховых перинах, а тут езди, храни их покой, так-растак... Кто-то подлил масла в огонь:
- Гамов, слышь, к своим в Верхне-Благовещенск подался. Ему чо - правитель!
- Кой ляд, у кажинного, паря, есть семья. Кажин-пому в баньке попариться не повредит...
Ближе к полуночи смекнули разложить костер. Перемахнув через забор, разжились дровишками у доктора Маршада. Набрали березовых, сухих. Оттащили в затишье, к дому Масюковых, под бугор. Завели коней во двор. Оружие поклали снаружи, пики к стенке прислонили. Выметнувшееся жаркое пламя приглушили порубленными топольками. Сели кругом, как в стародавние времена деды и прадеды сиживали. Сыпали байки про попов да про монахов. Обложили мать Евсто-лию:
- Старая ведьма, монашки, чай, были бы радехоньки!
Тут кто-то кого-то поманил во двор. Вышли ухмы-ляючись, подтолкнули дружков, сходили и те. Все ходили в дальний угол, за курятник, причащались китайской ханой из жестяного банчка. Деньги положили в кучку: чтобы честно. Кивали на ворота, хотя там уж ничего не было, перемигивались. Заговорили складно:
- Сладка хана на морозе, по усам не текст, вся до капли в рот идет.
- Сядем-потянем, сродников помянем... - Разогрелись. Устаток как рукой сняло. Стали притопывать ногами:
В Сахалян-город ходила,
Долго спиртопосила,
Сорок банок потопила,
«Лопато» забросила...
Заплескали ладонями; ноги сами в пляс пошли. «И-эх, однова на свете живем!»
Казаки постарше качали головами:
- Не к добру рассодомялись, не к добру.
- А чо, в сам деле, или мы не люди?! - Но головы уже клонились долу: лечь бы соснуть.
Владимировка поднялась с первыми петухами, подпоясалась кушаком, сунула за пазуху горбушку хлеба да кус мерзлого сала. Крепкий, хозяйственный зазей-ский мужик все предусмотрел; он и вожаков-матросов обрядил на свой мужицкий лад. Розвальни и кошевки доверху набиты пахучим сеном. Под завязку наполнены отборным овсом тонкие, домотканого холста, кули. Будто не на Благовещенск поднялись идти, а до самого Питера. Не прошло и получаса, тронулся, заскрипел по накатанной дороге длинный обоз. Ни дымка, ни цигарки, ни лишнего слова. И будто знобит, и будто в жар кидает. Молодежи и любопытно, и боязно. Те, кто постарше, думку додумывают:
«Это и есть наш последний... Стряхнем подлюгу Га-мова, заживем: пи тебе урядника, ни чинаря, поп - и тот над душой станет не властен. Своя, простая будет
власть...»
Под высокими худинскими тополями остановили копей, вскинули па плечи ружьишки. Не давали наказа тем, что остаются возле лошадей. Сами знают, что надо делать, коль хозяевам не будет обратного пути. Благовещенск через реку замигал холодными огнями. Никому не ведомо, что сулят те огни. Спустились к вмерзшим в лед баржам перевоза. Возили летом на тех баржах муку и кавуны, мед н масло, и не думалось тогда, что придется перемеривать реку в ночи, пехом, по ледяному насту.
Хрустит лед, дробится на стылых косах в мелкую крошку. Гляди под ноги, ребята, не бухнись в прорубь удалой головой. Нет прорубей. Нет троп и стежек. Старые баржи и причалы снегом перемело. Чудно. Дико. Будто в мертвое царство пришли. А был же город живым и теплым, полным заманчивых тайн, особливо для молодых.
Черная лава вклинивалась в покатый берег, растекалась по улицам. Люди, подтягиваясь, смахивали иней с замохнатившихся ресниц. Первым отстал со своими Высочип - по Зейской улице пошли. Журкин вел людей по Большанке. Варягинцы к берегу Амура подались. Выходило: и будто все вместе, голос подашь - слышно, и в то время каждую улицу прочесывают порознь.
А комаровцы уже штурмовали железнодорожный вокзал. Вой и свист обрушившихся на здание снарядов, ответный пулеметный огонь - все вдруг утонуло в оглушительном грохоте и треске, и густая чернильная тьма, упавшая откуда-то сверху, прорвалась диким, стоголосым воплем ужаса и боли.
Дверь вокзала со стороны перрона была заперта изнутри. Красногвардейцы теснились в узкой калитке, прыгали через ограду палисада, взбегали по скользким замусоренным ступеням главного входа, где дверь стояла настежь, - кто-то успел удрать. В здании вокзала, в теснящей дыхание известковой пыли били копытами и предсмертно ржали копи, заглушая крики и стопы умирающих. Слабо, как детские хлопушки, щелкали в темноте одиночные выстрелы. В провале развороченного снарядом потолка пылала синим огнем звезда.
ДАЛЕЕ:
Глава 06. Часть 01
Глава 07. Часть 01
Глава 08. Часть 01
Глава 09. Часть 01
Глава 10. Часть 01
Произведение публиковалось в:
"Заслон": роман. Хабаровск: Хабаровское книжное издательство, 1973