Сполохи. Часть 02, Глава 08

   Ранее:
     Часть 02, Глава 07

   

     Через заброшенный сад Артем оглядел улицу хутора Алексеевского и решительно двинулся вдоль домишек. Шагая, он весело поглядывал на окна, что-то насвистывая и улыбаясь собственной удали. До рассвета его группа из местных ребят сожгла пару мостов, свалила десятка два телеграфных столбов; падая, столбы своей тяжестью порвали медную проволоку. «А если еще и машинку припру, - думал Артем, - все ахнут!»
     Добыть машинку Артем решил после разговора со старшим хуторской группы. Тот рассказал про своего шуряка - писаря волостного правления. Писарь считался у алексеевцев человеком надежным, несколько раз предупреждал хуторян о наездах японцев.
     Эти данные Артем и решил использовать. Утром он отвел группу на пустующую заимку, а сам отправился в Средне-Белую. «Если писарь не отдаст машинку добром, - прикидывал он, - суну в зубы наган... Сразу, поди, поумнеет... С машинкой днем не потащишься, придется темна ждать. А утром буду в отряде, скажу, вот, вы хотели ее получить»...
     Оборвав мысли, Артема неожиданно догнал окрик:
     - Эй, женихало!
     Скосив глаза на другую сторону улицы, он похолодел: из ворот цинком крытого дома вышли четыре белогвардейца. Поняв, что зовут его, Артем хотел пройти, но сзади загромыхали торопливые шаги, угрожающе лязгнул затвор винтовки.
     - Стой!
     - Меня зовете? - повернулся Артем.
     - А по-твоему того вон кобеля? - спросил шагавший впереди всех низенький, косолапый солдатик. Его по-жабьи выпуклые глаза смотрели сердито и подозрительно. - Ты кто?
     - Здешний я, - улыбнулся Артем. - Деревенский...
     - А я думал, што губернатор!
     - Ты, хлопец, толком ответь и вся недолга, - посоветовал другой солдат - детина двухметрового роста с широким добрым лицом.
     Увидев проходившую стороной молодуху, солдаты остановили ее и приказали подойти ближе. Тот же низенький служака строго спросил:
     - Кажи, ваш битюг?
     - Та я нийчого не знаю, - забормотала женщина, кидая на всех испуганные взгляды. - Чего вы чапляе-тесь до мэне?
     - Ты, девка, не крути, - прошипел солдатик, целя в грудь женщины штыком винтовки. - Говори, а то ткну!
     - Та ни бачила я...
     Опущенная за наганом рука Артема так и осталась в кармане: высокий солдат отвесил ему тугой удар в ухо. Голова парня дернулась, деревья и облака вдруг прыгнули в сторону, но он устоял и, машинально отыскивая для взвода курок, боком пошел на врагов. Но маленький солдатик проворно поднял приклад, и его удар вырвал из-под ног партизана землю, и дневной свет закрылся красной пеленой...
     Очнулся Артем уже на телеге. Открыв глаза, он увидел ехавшего верхом солдатика. Телегу встряхивало на выбоинах, и связанный, беспомощный Артем ударялся головой о дно короба. Кашлянув, он почувствовал во рту соленое, с трудом приподнял голову и сплюнул кровью.
     - С просыпаньицем! - хихикнул, подъехав к телеге, солдат.
     Артем отвернулся от теплого дыхания лошади, промолчал. Но солдатику, ехавшему вдали от трех других конвоиров, было скучно, а молчание задержанного злило его.
     - Заговоришь, большевичок, заговоришь! - кривясь, пообещал он. - Вот доставим тебя в Бочкарев-скую, там шибко заговоришь...
     Распалившись, он вдруг замахнулся плетью:
     - У-у, гадюка! Всех бы порушил разом! Петушиная бойкость солдата, его злоба были непонятны Артему и смешны.
     - Всех не выйдет! - заметил он и поперхнулся кровью, опять заполнившей рот. Кашлянув, закончил: - Народ не свернуть!
     - Нар-род! - передразнивая его, скривился солдат. - Ярмо твоему народу надыть! Чтоб он не подымал морду, не просил чего не следываит... Свободу вам подавай, правов захотели. А землицу хозяйскую резать быстро наструнились. Отцовские анбары, подлюги, пожгли...
     Артем отвернулся от солдата, равнодушно сказал:
     - Дурак ты!
     Усталость и боль избитого тела снова бросили его в забытье. Погружаясь в бесчувствие, он услышал свист плети, теплое дыхание лошади, но тут же опять провалился в пустоту.


     Из рассказа Коляя Герка понял, что в партизанском районе дела идут хорошо и, несмотря на приказ, решил задержать отряд в волости. Но скоро он почувствовал, что положение стало много опасней. На заимках, куда раньше враг не совался, вдруг оказывались крупные засады, и только осторожность спасала отряд от. разгрома.
     Теперь во всех селах днем и ночью находились японские солдаты, по дорогам разъезжали казаки и конные белогвардейцы. На одну из таких засад и нарвался Артем, нарушивший главную заповедь -- ничего не делать без совета с командиром и товарищами. Кольцо вокруг основной группы затягивалось все туже. Редко пополняя запасы продуктами, парни голодали. При этом им приходилось делать долгие переходы к еще сохранившимся безопасным, но зато неудобным для отдыха местам. Группа скрывалась в камышах на озерах, в болотистых падях и приречных тальниках. Но уже стоял сентябрь. Ночи становились все холоднее. И тогда, чтобы не подвергать товарищей лишней опасности, Герка решил отойти за Томь и железную дорогу, к Кро-потбву. .
     Не выдавая своего присутствия, перед этим они совершили рейд по селам волости, собирая боевые группы. Через неделю в Павленкин лес сошлось более двадцати человек. Утром к ним должны были присоединиться группы ребят из Установки и Андреевки. Но они не пришли.
     Тревожась за товарищей, Герка нервничал. К обеду его терпение лопнуло, и он засобирался в разведку.
     - Может, подождем, товарищ Рулев, - не то спросил, не то посоветовал Желобок. Но Герка уже переодевался.
     - Понимаешь, Андрей... Ночью отряд уйдет. А этих товарищей нельзя оставлять здесь.
     - Т-тогда давай и мы п-пойдем, - поднялся Ко-ляй. - Я д-давай в Устиновку нашу с-смотаюсь...
     - Брось ты, - усмехнулся Рулев. - Тебя там каждый пацан знает.
     Герка накинул на плечи серый, со многими дырками пиджак, под которым темнела сатиновая косоворотка, а на голову натянул рваную шляпу из черного сукна. Всю эту одежду он собрал с товарищей, отдавая взамен свою. Затянувшись широким ремнем, он сунул под него кольт второго номера, а другой наган положил в задний карман штанов.
     - Как, не заметно?
     - Не-е, не угадают, - повертев командира, заключил Серый и заглянул в его глаза. - Можа, возьмешь?
     - Нет. Сейчас одному вернее. А вы ждите меня и смотрите получше...
     Он махнул рукой и быстро скрылся в кустах. Проводив его взглядами, ни Желобок, ни Серый с Коляем не знали, что видят своего командира последний раз.


     Торопясь в Устиновку, Герка шел напрямую через полоски андреевских мужиков. Пустынные, голые поля охраняли редкие скирды. Людей не было видно, но Герка обходил чистые места, скрываясь в полураздетых осенью кустах.
     Он не случайно пошел в Устиновку. И шагая, думал, как объяснить Тимофею про беду Артема, которого сразу увезли в Бочкарёвскую тюрьму, отрезав все возможности для спасения... Потом... Если в деревне белые, он попросит Ленку обойти дома ребят, собрать их там же, за огородом, где они собирались летом. А уходя, он скажет ей... Он обязательно скажет, что всегда помнит тот поцелуй и бережно хранит ее кисет. Этот подарок согревал его свежими ночами и в дальних переходах, мок под дождями и шел навстречу выстрелам... Герка скажет ей, что скоро вернется. И тогда им не нужно будет скрываться от людей. Тогда их цикто не осудит...
     Оглянувшись, Герка увидел на вершине холма группу конных. Постояв, всадники направились в его сторону. «Черт, заметили!» - ругнулся он и, скрываясь за редкими кустами, пробежал к незнакомой заимке, стоящей саженях в ста.
     Под навесом находился работник - парнишка лет шестнадцати. Поздно заметив бегущего человека, тот остановился, раздумывая, удирать ли ему или пока оставаться на месте. Герка, подбегая, быстро спросил:
     - Чья заимка?
     - 3-заимка? - паренек услышал топот копыт. - Заимка эта Олимпера... Платон Иваныча.
     - Скажешь, что я его батрак, Семен Задорожко. Понял?
     Часто моргая, работник кивнул головой. Герка ухватил пару мешков и бросился под навес, к куче зерна.
     - Не стой, работай! - приказал он. - И не смотри в их сторону...
     Торопливо схватив лопату, паренек сыпанул зерно в мешок. А всадники уже были рядом. Рулев насчитал восемь человек: пятерых японцев и трех казаков. «Многовато!» - отметил он и, улыбаясь, распрямился перед наезжавшим на него розовощеким казаком.
     - Так, служивый, можно истоптать! - отстраняясь, проговорил он. - Конь-то у тебя больно здоров...
     - Кто такие? - не спуская настороженного взгляда, спросил казак.
     - Работные люди мы... Разве не видишь, земляк?
     Один из казаков спешился. Подойдя к куче, зачерпнул горсть зерна и, пересыпая его на ладонях, похвалил:
     - .Хорош хлебушко!
     - А у нашего хозяина, Платон Иваныча Олимпера плохой не родит! - похвалился Рулев.
     - Так вы под Олимпером ходите? - Голос старшего казака помягчел. - Заимка его, значит!
     Казак с облегчением вздохнул и, оттолкнувшись от луки седла, сбросил на землю грузное тело. За ним спрыгнули и два японца. Успокоенные тоном разговора, они молча перетягивали подпруги.
     - А я, паря, вас за других принял. - Казак повернулся к младшему работнику и попросил: - Добудь ковшик водички. Попьем да тронемся дальше...
     Паренек заторопился в дом и вынес ведро. Казаки и японцы потянулись к нему, а работник боком приблизился к Рулеву и прошептал бескровными губами:
     - Хозяин едет!
     В ту же минуту Герка увидел выехавшую из-за дома двуколку и сидящего в ней кулака. «Кажется, влип!- подумал он, еще надеясь на спасительный выход. - К их коням?.. Не успею, срежут. Заскочить в дом? У них карабины, у меня два нагана... Стрельбы на три минуты... А, может, не выдаст, побоится, гад?»... И эта слабая надежда задержала его на месте. Он только расстегнул незаметно пиджак.
     Олимпер вылез из тележки, широко ступил в круг и, усмехаясь, спросил: :
     - Зерно веить приехали, казаки?
     Старший смахнул с подбородка капли, повернулся к хозяину:
     - Да вот.с работниками толкуем,.. .
     Но взгляд кулака уже остановился на лице Рулева. Глаза его расширились от ужаса.
     - «Неустрашимый!» Это же... Хватайте!
     Отскочив в сторону, Герка выстрелил, и пуля заткнула глотку кулака. К нему бросились близстоящие японцы. Один тут же задергался, тараща глаза, второй завизжал, схватился за простреленную грудь. Но казак сбоку ударил по руке Рулева плетью. Кольт упал на кучу зерна. Левой рукой Герка хотел достать второй наган, но не успел...


     Улицей Установки бежали мальчишки. Над их табуном взлетали слова: . . - Аида, на площадь!
     - «Неустрашимый!»...
     - 'Партизана привезли!
     У края площади, рядом с крыльцом дома старосты, густо стояли оседланные кони. Вдоль забора толпилось около сотни японских солдат. Чуть в стороне от них белели ободьями колес подводы. Из одной, накрытой рядном, торчали носки солдатских ботинок, у другой подводы ходил казак с шашкой в руках. Он охранял партизана, склонившегося между задними колесами /телеги. А вокруг, заметно густея, собиралась глазастая, вздыхающая толпа из женщин, мужчин, подростков. - Ты поглянь! Он к задку привязанный...
     - А молодой...
     - Побили-то, смотри, как!
     - За что губят!..
     Возвышаясь над всеми, усатый пасечник Евдоким повернулся на голос.
     - Сказано, баба-дура! За что? На другой телеге, вишь, лежат?!
     Ближе всех подступили мальчишки и притихли, разглядывая партизана, имя которого знали все.
     Желая выглядеть грозным, караульный казак крикнул тонким голоском:
     - Отойтить всем! Отойтить, паскуды! Из толпы глухо ответили:
     - Вякает, недоносок!
     Очнувшись, Герка медленно поднял тяжелую после ударов голову и только сейчас увидел, сколько глаз смотрит на него. Он выпрямился, покачнулся, но устоял, опершись на колесо телеги. Растерзанная рубашка едва прикрывала его избитую грудь, прядка чуба прилипла к широкой ссадине у виска...
     Но не боль пробудила его. Человек после кошмарного сна долго чувствует непроходящую тревогу. И теперь, напрягая память, он все пытался вспомнить, отчего, откуда она началась... Нет, не после встречи на заимке. Когда же? Его били, требовали указать место отряда... Потом? Нет, от заимки его вели по дороге. Там встретили еще один разъезд казаков. Ими командовал рыхлый урядник, все время шмыгавший мясистым носом. Остановились, с удивлением разглядывали его... Опять допрашивали, вяло, вроде с неохотой, били. Подумав, он назвал заимку, стоящую в противоположной от Павленкиного леса стороне... Что же потом, откуда началось? Да, казаки ускакали. А они тронулись по дороге дальше. Верстах в двух от Устиновки встретили роту японцев. Казаки сказали, что ведут «Неустрашимого». Солдаты что-то залопотали между собой и завернули обратно... Но потом? А, вернулись казаки. Старший сказал, что они передумали, что не стоит им зря на рожон лезть, если по всему берегу Томи расставлены крупные засады и там партизан схватят, как цыплят.
     Вот... Вот эти слова встревожили его. Шагая за телегой, он не мог забыть о беде поджидавшей отряд. Никто другой не знает о засадах. Отряд будет разгромлен.
     Герка терял дорогой сознание, но едва приходил в себя, как сразу начинал думать о проклятых засадах... «Что же делать, что?..»
     Он приглядывался к лицам. Испуганным, сочувствующим. Последних больше. Это были те, с кем пересекались его партизанские дороги. Вот торчит над всеми усатая голова пасечника, вон покачивается на кривых ногах мрачный фонарщик Еремей - главный поставщик керосина. «Бакены не зажгу, - твердил он, - а уж вашему делу уделить должон»... Вон с края топчется, вытирая слезящиеся глаза, тот пушистый дед. Недалеко от него насупился Тимофей Гривко, и рядом с ним... Герка вздрогнул. Ленкины глаза были черными от горя. Она не замечала разметанной бегом и ветром косы, забыла застегнуть ворот распахнутой кофты... Подавшись вперед, она видела только его, нечаянно запавшего в ее сердце парня, и готова была пройти разделявшие их шаги. Но отец стоял рядом и крепко держал руку дочери, спасая ее от гибели...
     Из дома старосты вывалила гурьба военных. Среди них выделялись мешковатый урядник, японец, с нашивками на погонах, и старший казак... За ними тихо двигался староста. Он глянул на Рулева виновато, со скрытым сочувствием.
     Старший казак уже хватанул первача за поимку опасного партизана. Лицо его раскраснелось, в глазах поблескивало довольство. Там, на заимке, пуля свистнула над его ухом, и теперь жизнь казалась казаку особенно радостной и светлой. В душе он уверился в том, что родился в «рубашке».
     - Расставаньице наступило? - задерживаясь на ступеньке крыльца, спросил казак. - Жалеете, что отлетал сокол?
     Толпа не шелохнулась, затихла в угрюмом молчании. Только Еремей-бакенщик шагнул вперед, показал рукой на пленного.
     - Воды бы снести парню, служивый? Караульный казак взмахнул шашкой, предупредил:
     - С арестованным не сметь разговаривать!
     - Пущай пьет! - благосклонно махнул рукой старший. - Это птица особая, приказано доставить в виде!
     - Ну, кто там? - подстегнул сельчан Еремей. - Кто с молодыми ногами?!
     И тогда встрепенулась Ленка. Она выдернула руку, сжатую отцом, отбросила косу и почти бегом направилась в ближний дом. Выйдя через секунду с ковшом в руках, гордо подняла голову, прошла мимо пеших японских солдат и конных, уже сидящих в седлах казаков. Протянув Герке ковш, она задержала руки, их пальцы на мгновение коснулись.
     - Как же... ты... Гера?
     Он сделал пару глотков, отстранил ковш и чуть слышно приказал:
     - Скачи в Павленкин лес. Желобок пусть ведет отряд за Зею. По Томи, передай, засады. Пусть уходят немедленно...
     - А ты... Ты-то как?
     - Олимпер выдал... На его заимке. Но ты не грусти...
     Караульный казак, отходивший к своему коню, подъехал ближе.
     - Ты до закату пить собираешься?
     Герка отдал ковш и поднял голову. Кольцами его чуба заиграл свежий, приятный ветер, на лице промелькнула улыбка.
     - Не робейте, товарищи! - крикнул он. - Всех им не переловить!
     Казак подхлестнул коня. Телега громыхнула ободьями колес, покатилась. Веревка натянулась, рванула Теркины связанные руки. Но он еще оглянулся, взглядом нашел дорогие для него глаза и неслышно, одними губами сказал ей:
     - Прощай!
     Казаки торопили лошадей. Пыля, за подводами топали японцы. Молча глядела им вслед многоликая толпа и девичьи плачущие глаза...


     Услышав резкий требовательный звонок телефона, Токаяма снял трубку. Уже второй раз начальник контрразведки Алексеевска просил передать Рулева в город.
     - Нет! - решительно ответил поручик.
     - Он же многое знает о Благовещенском, Суражев-ском и Бочкаревском подполье, о многих явках связи и партизанских силах.
     - Эти сведения, - улыбаясь, перебил Токаяма,- будут наших руках. Партизаны интересуют, прежде всего, императорский военный.
     - Но вам он может не рассказать.
     - О-о! - улыбнулся поручик. - Мы тоже можем... разжигать разговору.
     Токаяма положил трубку и повернулся к сидящему за столом есаулу Черному.
     - Будем начинать с... богом словясь?
     - Вы не изменили своих намерений?
     - Нет! - живо возразил японец. - Нет, и прошу вас... не мешать мне.
     - Это ни к чему не приведет. Поверьте, такие не сразу говорят и на каленых углях...
     -Вот поэтому я меняю хода, - ответил Токаяма и приказал ввести задержанного.
     Войдя в комнату, Рулев опустился на предложенный стул. Прикрыв глаза, он быстро оглядел веселого японца и казачьего есаула, лицо которого показалось ему где-то виденным. Но сейчас было не до воспоминаний. Его настораживало подчеркнуто-вежливое отношение в японском штабе. Враги не торопились с пыткой, и это было для него неожиданным, непонятным.
     Выйдя из-за стола, Токаяма остановился перед Рулевым.
     - Мы вынуждены признать, - начал он, - что солдаты и казаки обращались с вами грубо... Со смелыми и сильными людьми должно быть хорошее обращение... - Сделав паузу, японец бросил на пленника быстрый испытующий взгляд. - Да, мы признаем ваших умения и силу, Рулев. Создать рядом с городу отряд особой конструкция, провести столько дерзких опе-расия мог только такой человек, как вы. И я буду надеяться вести с вами серьезный разговору...
     Помолчав немного, Токаяма спросил:
     - Вас не удивляет моя откровения? Прищурившись, Герка посмотрел в глаза японца и
     только усмехнулся чуть. Токаяма заложил руки за спину, прошелся по комнате.
     - Я буду всего объяснять... Мы противники, но мы - люди. И можем забыть о победах и поражения, полученных борьба. Борьба есть борьба, без этого ее не бывает... А с вашей силой и гибкости ума можно жить с больший выгода. Для вас, ваша личности. Такие, как вы, могут нести польза великий японский империя... С Россия у нас еще долгий счет. Став офицером наша разведка, вы можете принести колоссальный польза, сделать себя блестящий карьера. У вас будет мировое имя, слава, много деньги...
     - А зачем? - перебил поручика Рулев.
     - Зачем деньги? - изумился Токаяма, обрадованный началом разговора. - Деньги и слава такому молодому человека? О-о! У вас будет блестящий жизня!
     - Ради чего?
     - О, не надо политики! - Токаяма сморщился и выставил руки с растопыренными пальцами. - Можно жить без этого. Объятия азиатка на теплый берегу моря лучше, чем...
     - Слушай, ты... - Герка уже говорил сквозь стиснутые зубы. - Радуйся, что не встретился нам раньше. Ты бы попробовал объятия на нашей, русской земле.
     - Не надо угроза, не надо злости, - сдерживаясь, попросил Токаяма. - Наши убеждения без политика...
     - Убеждения? - вскинулся Рулев. - Значит, сожженные села, расстрелянные и покалеченные люди - это ваши убеждения без политики? - Он сделал к японцу шаг, но путь ему преградили откинутые штыки солдат. - Так знай, что наши убеждения одни: за кровь - кровью, за смерть - смертью! Помозгуй над этим... Твоя Япония далеко, а наша армия рядом...
     Токаяма понял, что задуманное им рушится карточным домиком, что план его не имеет на успех и двух шансов из ста, но быстро отступать, показывая свою слабость перед есаулом, он не хотел. Собрав силы для улыбки, он закончил разговор.
     - Я буду принимать ваши условия о подумать. Но и вы подумайте над моим предложением о вашей же судьба... На чашках ее весы короткий рассказу о себе и соучастники и... долгий веселый жизня. Подумайте, не горячася, спокойно. И помните, что молчания не приведет хороший дела.
     Едва за Рулевым закрылась дверь, есаул злобно и длинно выругался, потом, усмехнувшись, спросил:
     - Вы убедились в пустоте затеи?
     - Ничего, - садясь за стол, ответил Токаяма. - Будем немного подождать...
     - Да зачем канитель разводить? Из этого можно только огнем душу вытряхнуть!
     - Будем подождать! - настойчиво повторил Токаяма и закусил губу. - После разгрому вся банда он станет другим. Я сам скажу ему этот факт. Я покажу ему трупы соучастники и сломаю духа...
     - Вы слишком уверены, - заметил есаул.
     - Кочегар сказал правду... Партизаны переправлялись у мельница. А засады расставлены и другие места. Мы не должны ошибаться. Вот-вот они должны быть у речка...
     Опять зазвонил телефон. Сняв трубку, поручик подозвал есаула. Черный выслушал чье-то сообщение и со злостью бросил трубку на рычаги аппарата. Помолчав немного, он шевельнул желваками скул и выдавил:
     - Они... ушли!
     - Кто? - насторожился поручик.
     - Партизаны.
     - Н-не может быть! - забыв о своей сдержанности, вскочил Токаяма. - Эта... брехня!
     - Может, и, к сожалению, не брехня, - возразил есаул. - Они ушли через Зею, господин поручик. Весь отряд переправился на баркасах у хутора Перекатного...
     - У вас же там были люди?
     - Были, - согласно кивнул Черный. - Урядник Якурин с двумя отделениями.
     - Проспали? - заорал Токаяма. - Водка пили?
     - Я там не был, - злясь, отрезал есаул. - А Якурин с десятком казаков уже на том свете, докладывают о грехах самому господу богу. И погибли они в бою!
     Токаяма грубо, выругался, забегал по комнате. Есаул, пряча издевку, не удержался от вопроса.
     - Кажется, у вас выбили козырную карту?
     - Нет, - несколько успокоившись, резко ответил японец. - Козыри при нас, и мы будем прдождать...
     Настаивая на своем, Токаяма не мог признаться русскому офицеру, что не очень надеется на силу каленых углей и шомполов. А ему очень нужны были сведения, известные Рулеву. Накануне большого наступления экспедиционных войск они помогли бы ему продвинуться по службе. А ради карьеры он готов был ждать...

          

   

   Далее:
     Часть 02, Глава 09

   

   Произведение публиковалось в:
   "Сполохи". Повесть. – Хабаровск, Хабаровское книжное издательство, 1971