Сполохи. Часть 01, Глава 11
Ранее:
Часть 01, Глава 10
Лязгая металлическими суставами, старый паровоз натуженно тянул состав. В открытые двери вагонов поглядывали веселые японские солдаты, на нескольких платформах, рядом с пушками, виднелись часовые.
Состав догонял бригаду рабочих. Они катили вагонетку со шпалами. Не доехав до места, расстроенные бесполезной работой люди торопливо сбросили шпалы под откос, сняли вагонетку. Отойдя к краю насыпи, они ждали, когда пройдет эшелон. На солдат поглядывали хмуро и затаенно. Только десятник Жогов, сытый после недавнего завтрака, улыбался солдатам, а классному вагону помахал рукой.
Состав прошел. Рабочие опять поставили тележку и начали вытаскивать наверх тяжелые бруски шпал. Жогов со стороны прикрикнул:
- Давай, быстрей шевелись!
Один из рабочих - парень в солдатской гимнастерке - посмотрел на отвисший живот десятника, не скрывая злости, спросил:
- Ты, Сидор Осипович, не слыхал новость?
- Чего еще?
- Сказывали, в Сибири твой «давай» пулями подавился!
Кто-то дернул парня за рукав, приказал взглядом: «Молчи!»
- Ты, Тарасов, языком меньше трепли! - прикрикнул (десятник. - Еще не всем известно, где ты околачивался это время.
Разговаривая, рабочие не сразу заметили подошедшего со стороны Рулева. Выйдя на насыпь, тот громко поздоровался:
- Бог на помощь!
Молодой Тарасов замер с поднятым к груди концом шпалы. На секунду их взгляды встретились. Герка узнал Сеньку-дезертира, скатился под откос и, поднимая другой конец шпалы, тихо проговорил:
- Выдашь - убью на месте!
Жогов остановился, присматриваясь к нежданному помощнику.
- Ну-ка, поди сюда! - строго позвал он.
- А я и так к вам иду, - улыбаясь, заторопился к нему Рулев. - Вы, дядька, мастером здесь, да?
- Ну я, положим, десятник, - польщенный «мастером», несколько мягче ответил Жогов. - А ты чего хотел?
- Да на работу к вам. Из Лохвинки я, Пашка Шелковый... Примите, дядь?
- Из Лохвинки? - удивился десятник. - И чей же ты? Шелковых я там не припоминаю...
Длиннорукий, будто под тяжестью плеч ссутулившийся рабочий с растрепанными густыми лохмами на непокрытой голове, остановился рядом, выдохнул:
- Все пытаешь?
- Цыц! - прикрикнул Жогов. - Не с тобой речь веду!
- У него от страха и требуха растет! - рассмеялся за Теркиной спиной Сенька. - Это же лавошника Задорожного племянник родной. Он еще месяц назад как приехал в деревню...
- Задорожного, значит, Клима? - Десятник сунул в зубы спичку. - Знаю такого, сурьезный мужик... Что ж, хлопчик. Работать всем надо. Становись, с сед-нешнего дня зачту.
- Ишь как подобрел, - опять прогудел лохматый мужик. - Мы уже часа два гнемся, а ты его на весь день.
- Тебе, Серый, если не перестанешь гавкать, ни хрена не запишу, понял?
Мужик задумчиво посмотрел в лицо десятника грустными глазами, равнодушно подтвердил:
- Давно понял!
С уровнем на плече десятник пошел по линии. Рабочие опять взялись за шпалы. Рулев встал в пару с Тарасовым.
В жаркий полдень, разобрав сумки с обедом, бригада разбрелась в тень кустов. Сенька расположился под одиноким тополем. Шагах в пяти от него на откосе прилег и Рулев.
- Ты как здесь оказался? - глядя из-под руки, тихо спросил он. - Дезертировал из отряда?
Бросив ему половину горбушки, Сенька вздохнул, ответил с обидой:
- Заел ты меня, Рулев. То гробовую заказал, теперь еще к дезертирам причислил.
- Но ты же уходил с отрядом?
- Сейчас все расскажу, только сначала ты запомни фамилии других жителей Лохвинки... Эта зануда еще пытать будет. Ты сам-то кого знаешь?
- Горюнова... Я там один раз был.
- Горюнов - голытьба, - скривился Сенька. - Жогов тебя и слушать не станет. А если спросит, назови соседей Задорожного - кулаков Мокшина и Ко-шелева да его зятя, тоже богача, Картузова Степку. Таких он уважает...
Отпив из бутылки молока, Сенька начал рассказ об отряде.
Заняв все села, больше месяца японцы держали отряд в Гиблой пади. Близко к отряду они не совались, а люди, напуганные расправами и колчаковской мобилизацией, шли сюда скрытыми тропами бесконечной цепочкой. В июне по решению штаба более двадцати агитаторов отправилось по селам. И скоро отряд увеличился втрое. Но половина его состава не имела винтовок, даже охотничьих ружей. Приходили с топорами в руках, с саблями, вилами. И в это время разведчики сообщили, что японцы подтягивают артиллерию. Кропо-тов решил отвести отряд дальше в тайгу.
Путь партизан лежал через Бирку - богатую большую деревню. Члены штаба знали, что многие из местных кулаков осенью ездили к Зее, где захватывали пароходы, идущие вверх, к северу.
Вечером Кропотов собрал сход и объявил, что к следующему утру все имеющееся у жителей оружие должно быть сдано в распоряжение штаба. И предупредил, что за невыполнение приказа грозит расстрел.
Угроза подействовала. Утром в штаб поступило сто шестьдесят винтовок и несколько тысяч патронов. Только один житель, кулак Краснов, нахально заявил, что большевикам он ничего не должен и оружия у него нет. К нему пошли с обыском. И в воротах, между тесовой обшивкой, нашли шестьдесят винтовок и более двух тысяч патронов. Через час кулака расстреляли.
Отойдя еще дальше, отряд остановился в глухой тайге. Скрываясь там, люди готовились к боям. В ротах и взводах проводились тактические занятия, учебные стрельбы, кавалеристы отрабатывали приемы сабельных ударов. Луку Бузового с сотней кавалеристов штаб отправил на поиски других отрядов. Вместо Луки остался Сиделка, выбранный командиром первого эскадрона. Это он несколько раз выводил своих в засады, разбивал небольшие отряды, добывая коней и оружие.
Но далеко от населенных пунктов было трудно прокормить семьсот душ. Чтобы выйти из положения, штаб решил на время разделить отряд. На месте оставили полторы сотни человек, столько же отправили по ключу Талому на таежные зимовья, а сам Кропотов с двумя сотнями пехотинцев и эскадроном кавалерии кружным путем пошел на старое место, в Гиблую падь...
Вспоминая пережитое, Сенька вздохнул.
- Ох и шли... Тайга, жарища - дышать нечем. Во все дырки мошка лезет, паут лютует. Да еще посуху, становиками перлись. Слабые память теряли. Командиры носились до одури, проверяли, чтобы не отстал кто, не завалился в кусты. Когда уж совсем невмоготу стало, на привале Кропотов дос/гал из сумки что-то вроде соли, крупинками светлыми. В рот положишь - все стянет, кисло становится и пить неохота...
Рулев заметил идущего по насыпи Жогова. Предупредил:
- При нем не разговаривай со мной.
Прикрыв глаза ладонями, парни вытянулись на травянистом откосе.
- Слушай, Задорож... Тьфу, ты! - останавливаясь, выругался десятник. - Соседи ваши живы-здоровы?
Герка, привстав, торопливо ответил:
- Да были живы. Мокшины все на покосе пропадают. Кошелевы позавчера второй стог сложили...
- Ну-ну! - буркнул десятник. - Слава богу, раз живы.
Провожая Жогова ненавистным взглядом, Сенька зло сплюнул.
- Мне кажется, этот боров на контру работает!
- Дальше-то чего? - поторопил его Рулев.
- Как вышли на знакомые места, ближе к деревням, Кропотов еще больше ста человек отпустил. «Идите, - говорит, - помогите матерям да женам сена накосить, хлеба убрать. Подправьте одежонку и ворочайтесь...» Вот и я надумал помочь старухе. Одна она да слабая...
- Милицейство твое здесь не вспомнят? - улыбнулся Герка.
- Ну-у... Те, кто был тогда, сами разбежались. По домам прячутся... А ты, скажи, чего вынюхиваешь тут?
Герка коротко рассказал Сеньке об отряде, о том, что думает вывести линию из строя.
- Мосты спалить легко, - оживился Сенька. - Опоры деревянные, сухие... А охраняют их местные мужики. И то не везде...
- Инструмент железнодорожный тут можно достать?
- Трудно! - нахмурился Сенька. - Эта жила над каждым ключом и ломом трясется. Двумя замками запирает...
Зычным криком Жогов поднимал бригаду. Нехотя рабочие выходили на раскаленную, дышащую зноем насыпь.
Вечером отряд ждал командира у небольшой выемки, где стоял километровый столб. Выйдя навстречу, Рулев быстро перекусил и, не отдыхая, повел отряд по линии. Скоро в плотной темноте заполыхали два моста. Сухие, пропитанные мазутом брусья горели быстро и ярко. Не дожидая, когда опоры рухнут совсем, парни пошли к третьему мосту, куда раньше Рулев отправил Сеньку, знавшего сторожа. Увидев их, Сенька заторопился.
- Быстрее управляйтесь! А мне еще в деревню добежать надо.
Через полчаса на месте третьего моста бушевало пламя. Сторож подбрасывал в огонь сушняк и, неизвестно чему радуясь, бестолково повторял:
-- От горыть, от горыть! Хучь блины пеки...
Когда огонь вошел в полную силу, сторож несколько раз пальнул из дробовика, и протянув руки, попросил:
- Вяжить меня, хлопцы!
Руки мужика стянули веревкой. Герка в двух местах прострелил его куцую шубенку. Сторожа повалили на землю, перевязали ноги и быстро ушли в темноту. Там же у выемки Рулев простился с товарищами, сказал:
- Я еще побуду на разъезде. Узнаю, что они хотят делать с мостами, и разведаю насчет инструмента. А вы переждите день в лесу. На заимки не выходить, будет облава. А как стемнеет, ты, Костя, приведешь всех сюда...
Они разошлись в разные стороны. Только Костя задержался у полотна и на бровке пути дулом нагана вывел слово «Неустрашимый».
Герка прибежал в поселок, досматривающий короткие летние сны, и направился к дому десятника.
- Дядька Сидор! - закричал он, стуча в дверь.- Десятник!
- Шелковой, что ли? - не сразу и сонно отозвался тот.
- Я это, дядька Сидор... Слышал я, где-то стреляют! Не партизаны ли идут на нас?
Жогов открыл дверь, послушал рассветную тишину, поддернул широкие подштанники.
- У тебя от страху в ушах стреляет, брехун!
Тут десятник увидел далекий отблеск пламени. Он злобно выругался, ткнул пальцами к горизонту, куда тянулись голубые в рассвете рельсы, и рявкнул:
- Они же мосты пожгли!
- Кто пожег, дядь Сидор? Зачем мосты жечь? Жогов сумрачно посмотрел на стоящего с раскрытым ртом парня.
- Иди ты к свиньям собачьим!
Дверь захлопнулась. Рулев слышал, как Жогов крутил ручку селектора, вызывая штаб Средне-Бельского гарнизона японцев. Отходя, он подумал: «К утру гостей ждать надо!»...
Едва вздремнув в дежурке, он заторопился к гаражу. Так рабочие называли большую будку. В нее ставили дрезину и вагонетку-четырехколеску для перевозки шпал. Здесь хранился весь инструмент путейцев и по утрам собиралась бригада.
Сходясь, рабочие горячо обсуждали ночное происшествие, и больше всех радовался Серый - примеченный вчера мужик, одетый все в то же рванье и такой же лохматый.
- Есть и на них клинушек, - ни к кому не обращаясь доказывал он, то размахивая длинными руками, то пристукивая по коленке кулаком, тугим, как сентябрьский вилок капусты. - Пущай и они побегают!..
Дом Жогова стоял в сотне метров от гаража. Рулев увидел, как распахнулась дверь и на крыльцо вышел десятник с высоким мужчиной в сером дождевике. Пожав руку Жогову, незнакомец сел в телегу, запряженную гнедым с ровными «чулками» жеребцом, и взмахнул вожжами. Подвода быстро скрылась за углом дома.
Вскочив, Рулев заторопился навстречу подходившему десятнику. Глядя на него все теми же испуганными глазами, участливо спросил:
- Не начальство ли было, Сидор Осипович? Ругали, поди?
- Не-е, - вильнув взглядом, ответил Жогов. - Знакомый портной заезжал...
Разбирая инструмент, Герка чувствовал осуждающие взгляды рабочих. А Серый посмотрел на него с откровенной злостью.
Уехать на перегон бригада не успела. На полустанок нагрянула конная милиция и человек сто японских солдат с поручиком Токаямой.
На ветке задержался шедший из Бочкаревки эшелон, в городе оказался запертым бронепоезд белых. За беспорядки на территории волости поручику дали нагоняй, он был взбешен. Токаяма приказал привести дежурного и сторожа, охранявшего мост. Сторож правдиво разыграл невинно пострадавшего, показал всем веревку, которой был связан партизанами, «набегшими тучей», и под конец сунул в лицо японца простреленную шубу.
Токаяма отступился, видимо, поверив рассказанному. А дежурный оробел перед нависшей бедой и упрямо твердил, что его дело открывать семафор, следить за движением поездов, а порядок на перегоне - дело десятника Жогова, который и должен за все отвечать.
Токаяме не понравилось такое объяснение. Торопясь хоть на ком-нибудь сорвать свою злобу, он ударил мужика по лицу.
- Ты сговорщик!
К разгневанному поручику подошли урядник милиции и Жогов. Из их негромкого разговора Рулев уловил обрывок фразы, сказанной Жоговым.
- Дерзит все... Недавно он заявился.
Слова насторожили его, но Токаяма ткнул пальцем в Сеньку, идущего к гаражу.
- Взять!
Схваченного Сеньку вместе с дежурным потащили к задней стене гаража. Обнажив саблю, раздувая ноздри широкого носа, поручик подошел к обреченным.
- Вы знаит, кто ломал путку?
- Откуда же? - начал побледневший Сенька, но Токаяма взмахнул саблей и ее тыльником в кровь разбил руку парня. Сенька перехватил крик боли, но глянул на японца, не пряча ненависти. Токаяма отшатнулся, закричал:
- Ты, ты есть «Неустрашимый»!
Стоя в негустой толпе рабочих, Герка вздрогнул. Рука крепче сжала рукоятку кольта. «Стрелять, нужно стрелять!» - толкалась близкая мысль, но перед ним встало строгое лицо Кропотова, его выпуклые глаза. Они спрашивали: - «А отряд? За твоей спиной люди... Завалятся парни. Все, что трудно готовилось, рухнет...» Но здесь, рядом, на его глазах погибал золоточубый парень, им же, Геркой, приведенный в партизанскую семью. Как помочь ему? Эх, Сенька, Сенька...
Посмотрев в злое лицо поручика, Сенька рассмеялся:
- А и дурак же ты, самурайская твоя морда! Хочешь знать, «Неустрашимый» во сто раз страшнее, ты понял? Он все узиает, попомни! За нас отомстят!..
По взмаху поручика солдаты вскинули карабины. Отгороженные ими женщины закрывали ладонями глаза ребятишек, потихоньку завыли. Голубыми глазами дежурный смотрел в серое небо, по его небритой щеке катилась светлая капля слезы. А Сенька, задержав на Герке прощальный и требовательный взгляд, в последний момент рванулся к поручику, но раскатился залп... Запрокинув голову, будто он следил за полетом ласточек, Сенька медленно развернулся и, прижав кулаки к простреленной груди, тяжело рухнул на жесткий балласт.
Из прикушенной губы Рулева, наполняя рот соленым, стекала кровь. Он запомнил, он все врубил в память... Дежурного, с открытыми глазами у стенки гаража... Точки от впившихся в дерево пуль, Сеньку, лежавшего неловко на боку, и взгляд японца, брошенный на толпу.
- Железный дорога, - вздернув подбородок, объяснил Токаяма, - есть военный объект... Она должен работать! Сейчас вы все идете на работу. К вечеру мосты будут на месте...
Матерясь, рубя воздух нагайками, конные милиционеры погнали мужчин и женщин к сожженным мостам. Японцы собирались где-то продолжить черное дело и торопливо строились.
Вместе со всеми Рулев убирал кучи золы и угля, расчищал место для новых опор. Потом рабочие подвозили шпалы. Их пирамидами укладывали на фундамент из камня, а низ, по указанию Жогова, укрывали дерном. Куски его под откосом вырубали женщины.
В том месте у линии близко проходила дорога на Лохвинку. После обеда на ней показалась подвода. Лошадью правил мальчишка лет двенадцати, а на телеге, у накрытого тела красного партизана Сеньки Тарасова, клонилась старуха в черном платке.
Рабочие остановились. Все молча проводили телегу задумчивыми и грустными глазами. Герка стиснул зубы. Над переносицей отчетливо отложилась вертикальная складка.
- Ну, чего уставились! - прикрикнул урядник, с тремя милиционерами оставленный для наблюдения за работой. - Шевелись быстрее!
Жогов стоял рядом с урядником. Оправдываясь, буркнул:
- Меньше бы с красными тягался!
Герка услышал за спиной тяжелое, прерывистое дыхание, обернулся и увидел Серого. Расстегнутая рубашка открывала широкую грудь мужика, ветер трепал его волосы, обдувал скуластое лицо. В ту минуту Серый видел только лицо десятника. Казалось, он готов проткнуть его тяжелым, мстительным взглядом, что вот сейчас он рванется с ломом наверх и переломает стоящих на насыпи... Рулев сделал торопливый шаг, встал перед мужиком, приказал:
- Не смей! Всех сгубишь!
- Ты-ы, малый, сгинь! - переводя взгляд, Серый ослабил плечи. - Сгинь, а то трону чуть...
Тряхнув лохмами, он поддел ломом шпалу и легко отбросил ее. Пролетев по воздуху, брусок с силой ударился о пирамиду. Герка подивился, машинально подумал: «Такой тронет - закувыркаешься!»
К вечеру временные мосты были готовы, вместо обгоревших на них положили новые звенья рельс. Молча, как и работали, перед сумерками люди вернулись домой. Складывая инструмент, Рулев слышал, как десятник уговаривал милиционеров остаться, обещая хорошее угощение.
Запуганные дневной расправой, жители быстро от-вечеряли и улеглись спать. Лишь в окнах дома дежурного мерцали едва приметные отблески света: отражалось пламя свечей, горевших у гроба.
Никем не замеченный, Рулев ушел к километровому столбу. Отряд уже был на месте. Встретив командира, Костя улыбнулся, спросил:
- Как тут, с точки зрения навигации?
- Приготовьте оружие! - приказал Рулев и, глядя на Коляя и еще двоих парней с японскими карабинами на плечах, с нажимом добавил: - Приготовьтесь к стрельбе все!
Шурша балластом, вслед за командиром парни шагали к полустанку. Герка вел их к дому десятника. Снаружи тот казался пустым, но, подойдя ближе, в одном из окон они увидели узкую полоску света.
У самого дома парни неожиданно столкнулись с крадущимся человеком. Растерявшись, вес замерли. Герка быстро присел и на фоне звездного неба различил знакомую голову в лохмах.
- Серый, стой! - тихо приказал он. Надвигаясь всей громадиной, мужик угрожающе
прохрипел:
- Уйди, малый! Уйди, порешу!..
Матрос первым увидел опасность, рванулся вперед и, прыгнув сбоку, повис на занесенном для удара ломе. Остальные плотно окружили мужика, заслонив Рулева. К Серому гибко шагнул Желобок, более рослый и такой же широкий. Уперев в грудь мужика бердану, он глухо посоветовал:
- Опусти руки, колода!
- Вы чего тут? Зачем? - озираясь на незнакомых, неизвестно откуда пришедших людей, забормотал Серый. - Пошто меня-то... Зачем вы?
-- Ты, крошка, видно, кабалки мало жевал, - отбрасывая лом, проговорил Костя. - Мы же партизаны..." Про «Неустрашимый» отряд слышал?
- Разбираться будем потом! - перебил Рулев. - Не мешай нам, Серый... Артем, Коляй и остальные - к окнам. Желобок идет со мной, к дверям!..
- Их двое там, - предупредил Серый, наконец поняв, с кем он столкнулся. - Жогов с урядником... Водку пьют. А еще два уехали...
Но его уже не слушали. Рулев подошел к двери коридора, громко и часто стуча, позвал:
- Дядька Сидор! Десятник!
Через некоторое время в коридоре послышались тяжелые шаги Жогова. Постояв, видно, прислушиваясь, тот недовольно опросил:
- Ты что ли, Шелковой?
- Я, я это, Сидор Осипович. Дело у меня, дядь...
- Послали черти родственника, - возясь с засовом, ворчал десятник. - Пожрать спокойно не дает... Ну, чего там?..
И едва дверь открылась, Жогов почувствовал у лба холодный ствол нагана. Мимо него в дверь метнулась широкая фигура. Из дома донесся вскрик и тяжелый удар. Десятник все понял. Его рыхлое тело затряслось, из горла вырвалось нечленораздельное мычание.
- Где ключи от гаража? - спросил Рулев.
- Т-там... т-тужурка...
- Именем революции, за предательство тебя, гадина!
После выстрела Жогов без стона свалился с высокого крыльца, освободив путь. Рулев заскочил в дом. При свете лампы, в табачном дыму он увидел за столом урядника, ткнувшегося головой в тарелку, и, посреди комнаты - согнувшегося пополам Андрея. Встревоженный, он бросился к товарищу.
- Что ты, Андрюха?
Желобок повернул к нему позеленевшее лицо. Со лба катились крупные капли пота.
- Р-рвет! Р-рвет, с-сил нет...
Герка схватил Андрея за плечи, толкнул его в дверь и выругал:
- Тряпка! Слабак!
В тужурке десятника он нашел связку ключей. Взяв их, выбежал на крыльцо и коротко свистнул. Когда собрались все, он приказал матросу помогать Желобку и повел отряд к стоящему у насыпи гаражу.
- Забирайте все, что можно, - наказывал он, открывая замки. - Что не унесем - спрячем!
Парни молча взваливали на плечи гаечные ключи, ломы, «лапы» для выдергивания костылей. Рулев подсвечивал спичками. В дрожащем кружке света он увидел темный бок стоящего в углу бидона с керосином. И тут к бидону протянулись две большие руки, а свет загородила широкая спина Серого. В суматохе о нем не думали, а мужик все время был вместе с ними.
- Отстранись малость, - посоветовал он Рулевуи одним махом вырвал из гнезда трехведерную посудину.
- Ты что? - удивился Герка. - С нами?
- Пущай петуха! - поторопил его Серый. - Пущай гаражу петуха... Вон, пакля в углу. Хорошо гореть будет!
- Куда сейчас? - спросил из-за двери Артем.
- К мостам идите! Я. догоню!
Он чиркнул последний раз спичкой. Пламя быстро охватило ворох пакли. При его свете Герка достал лист бумаги. Написав торопливые слова: «Собакам - собачье, смерть за смерть. «Неустрашимый», - он вышел на насыпь и, положив листок, придавил его камнем.
Эту ночь не будили выстрелами. Уверенные в покорности напуганных казнью людей, враги не выставляли охрану. Без суеты парни раскладывали у основания опор сушняк, обливали брусья керосином и поджигали их. Пирамиды горели с треском и гулом.
Яркий свет огромных костров было далеко видно. Поглядывая на них, отряд уходил под Средне-Белую, в камышовые заросли Осинового острова. Рулев был уверен, что японцы и казаки не станут искать партизан в такой близости от волостного села с большим гарнизоном.
Далее:
Часть 01, Глава 12
Произведение публиковалось в:
"Сполохи". Повесть. – Хабаровск, Хабаровское книжное издательство, 1971