Сполохи. Часть 01, Глава 10
Ранее:
Часть 01, Глава 09
День начинался с веселого восхода, с солнцем и ветром. От туч не осталось следа. Чисто вымытая голубизна неба казалась бездонной.
Герка шагал легко. Мысли его еще были там, у неприметного двора в Установке, и смотрели на него все те же волнующие глаза... Он пересекал холмы и перелески, не ведая, что другой дорогой в это радостное утро спешит из села легкая пароконка.
Не думал Герка, что старик Якурин запомнит его смелый и резкий отпор. А через несколько дней после той стычки в руки старика попала листовка. Тут уж он понял, что за гости были в селе. И немедля отправил в волость своего косоротого сына, наказав пробиться к главному японскому начальнику - поручику Токаяме, который два раза бывал в Озерках и даже угощался в их доме.
Поручик принял Ефима с обычной любезностью. Развернув листовку, он увидел знакомый шрифт и вскинул тонкие брови:
- О-о! И еще?
- Как есть, - развел руками Ефим.
По лицу поручика пробежала тень. Листовки ему уже привозили из нескольких сел. Все они были отпечатаны ровными типографскими буквами. В шрифте не хватало «о», и эту букву дописывали карандашом. Некоторые листовки сходились и текстами. В привезенной Ефимом говорилось: «Крестьяне! Белогвардейские палачи и их заморские помощники хотят вернуть вас в кабалу. Это ваши враги! Их нужно уничтожать беспощадно, везде и всюду. Только власть Советов даст народу свободу, мир и землю.
Нам врага прихлопнуть надо,
Где б он ни был и какой.
На земле мужик порядок
Наведет своей рукой!»
Ниже стишка Токаяма прочитал подпись: «Представитель партизанского штаба Герка Рулев».
Увидев знакомую фамилию, японец еще больше нахмурился. Противник, о котором вначале он не хотел думать серьезно, оказывался не так прост. Теперь Токаяма знал, кто стоит за подозрительными происшествиями, начатыми еще до появления листовок... На одном из мостов ночью кто-то оглушил часового. Карабина солдатского так и не нашли. На соседней станции неизвестные напали на белогвардейского офицера. Тот остался без оружия. А несколько дней назад в таком положении оказались три японских солдата. В одном из сел они на минутку зашли в дом старосты. За эту минутку с телеги исчезли три карабина и цинковая коробка с патронами... А тут еще эти листовки. Они будоражили народ. Но особенно заедала поручика подпись. Этот Герка Рулев не боялся назвать себя. Он бросал дерзкий вызов всему экспедиционному корпусу, всем силам, противостоящим делам большевиков...
- Герка, Герка, - проговорил Токаяма и достал словарик. - Как я понимай, Рулев - фамилия. А Герка? Это прозвище, кличка?
Ефим оторвал от стула тяжелый зад, заискивающе улыбнулся.
- Герка, ваше благородие, по-нашему будет Георгий... Уж как есть...
«Дикари!» - подумал Токаяма, делая запись в маленьком блокнотике. И против слова «Герка» поставил иероглиф - «кличка». А Ефим, все так же улыбаясь, мигал на него глазками и с сожалением думал: «Послал господь союзника... В поясе соплей перешибить можно, а по харе хоть на телеге катись».
- Командование японские императорский войско, - вытягиваясь за столом, проговорил поручик, - благодарит тебя и родитель за услуга. Мы будем посылать по деревня храбрых солдат. А вы и наперед сообчать нам о борьсевико и кто с ними... - Токаяма поискал нужное слово. - Кто с ними короткий нога ходит! А сича-за вам - всего хоросего!...
Ефим ждал благодарственных деньжат. От такой концовки его нижняя губа отвисла и лицо вытянулось яйцом. Напялив фуражку с лакированным козырьком, он лениво раскланялся и заторопился к пароконке.
Во дворе, отвязывая повод, Ефим косился на окна штаба, с обидой потихоньку бурчал:
- Жмот вонючий... Ему о партизанах сообчай, а он не может сотняшку сунуть. Без нас давно бы на двух коротких прыгал...
Днем сильно парило, стояла тягучая духота. И еще до заката в северной стороне, откуда, петляя, катилась Зея, начали собираться подсиненные снизу облака. Они стабунились, закрыли солнце, и скоро на землю посыпались первые капли.
Вместе с дождем в Установку, вернулся Герка. Молчаливый, расстроенный. Ни из города, ни из отряда не было вестей. За все время через дом Санька никто не прошел. И он тревожился, думая, что в протянутой между городом и отрядом нитке случился обрыв.
За огородами, в густом тальнике его ждали Артем, Коляй, Костя и еще три устиновских парня. Среди них выделялся Андрей Желобок. Он был на голову выше всех. Парень одернул зипун, шагнул навстречу.
- Вот собрались... Как хочешь, товарищ Рулев, а отстать от вас мне никак не можно...
Ростом, шириной плеч, даже лицом, по-девичьи чистым и свежим, этот парень опять напомнил Рулеву Ми-хайлу. Только во взгляде его глаз - светлых, чуть с зеленцой - угадывалось больше житейской твердости.
- Собрались, это хорошо, - негромко заметил Рулев. - Главное, чтобы потом не отстали.
Он тут же проверил снаряжение. У всех были котомки с продуктами, легкая, подходящая для лета одежда, а на ногах - удобные ичиги или яловые сапоги. На плечах Артема и Андрея, по-охотничьему, дулом вниз висели берданы, у одного из парней за спину закинуто затворное ружье тридцать второго калибра.
- Ты забрал мой мешок? - немного повеселев, спросил Герка Артема.
- Как? - удивился тот. - Его нет в сенях...
- Куда ж он девался?
-- Мыши сгрызли! - ухмыльнулся Костя.
- Я так и думал, что ты взял, - бормотал Артем. - Давай, сбегаю, посмотрю еще...
- Да ну, - нахмурился Герка. - Я сейчас, подождите!
Шелестя картофельной ботвой, задевая жесткие листья подсолнухов, он по меже прошел к дому Тимофея. К его удивлению, мешок с мундиром поручика, шрифтом, нитками, толстой тетрадью и пачками патронов к наганам лежал на месте. «Куда Артем смотрел?» - открывая дверь в дом, с недоумением подумал он.
- Зашел проститься, - сказал он Тимофею. -Уходим мы!
Увидев хозяйку, Герка смутился, берясь за ручку, торопливо пробормотал:
- Что не так - не судите...
- Себя сберегайте, - вздохнула Ленкина мать. Герка закрыл дверь. Хотел выйти из темноты сеней,
но услышал жаркий шепот.
- На... памятку!
Теплые губы неловко ткнулись в его щеку, и от этого торопливого и первого девичьего поцелуя его обдало жаром. Перед глазами мелькнули близкие брови Ленки, и он почувствовал в руках маленький сверток, согретый теплом ее ладоней.
- Не сердись, - шепнула она. - Котомку я прятала. Хотела, чтобы сам пришел...
Он задохнулся от нежности. Потянулся к ней, но Ленка открыла дверь. Полоса света отгородила ее. Мелькнуло платье, и дверь закрылась... Герка вышел во двор, радостно улыбаясь.
Как и сутки назад, моросил дождь. Но теперь по знакомой дороге к заимке Угрюмого шло вдвое больше людей.
Артема Рулев выслал вперед. Матерясь и спотыкаясь, Костя Жук прикрывал отряд сзади. Коляй, Желобок и остальные молча переживали первые шаги в необычное, в жизнь, полную тревог и опасностей.
Молчал и Рулев. Постепенно от него отошло волнение недавней встречи с Ленкой, мысли потянулись о более важном и теперь - очень близком.
За его спиной шли люди. По-разному одетые, плохо вооруженные. Пока, даже собранные вместе, они не составляли отряда.
У них разные пути позади. Они еще не стреляли по врагу, над их головами не рвались снаряды, не свистели пронзительные пули. Но все они теперь обязаны не обходить, а искать опасность и как бы ни было тяжело - уметь побеждать ее. Поэтому вся жизнь Герки и все его поступки в будущем приобретали особенную значимость. Идущим за ним вслед нужен не отчаянный разведчик, а командир, которому они могли бы верить больше, чем самим себе.
Герка вздохнул. Ему казалось немного странно, что теперь уже не Кропотов, ни кто-то другой, а именно он должен знать больше всех, уметь разгадывать замыслы сильного врага, определять места для ударов. А для этого ему нужно глубже и лучше других понимать обстановку, держать в уме множество сведений и, обдумывая их, принимать единственно правильное решение, порой отдавать самые тяжелые приказы. И при этом никому не будет дела, что сам он моложе Кости Жука, что немногим старше Коляя или Артема, а могучему Желобку только ровесник... Время не давало скидки на молодость, а она оставалась. И если бы в тот час товарищи узнали мысли своего командира, они бы удивились: Герка Рулев боялся. Боялся своих лет, своей горячности, из-за чего люди порой зарываются, сгорают и часто губят при этом других.
Он придержал шаг, подождал Желобка. Прерывая . общее молчание, спросил:
- С братом чего не поделили?
Просторным рукавом Андрей вытер с лица дождевые капли, мощно выдохнул:
- Давняя история, товарищ Рулев...
- За разговором дорога короче станет.
- Тож верно... Это в конце зимы было...
В ту ночь, под шелест дождя, часто оступаясь на кочковатых местах, смахивая с лица дождевую капель, Рулев и его спутники выслушивали невеселый рассказ младшего Желобка.
...Февральским утром Андрей с братом Митрофаном поехали в лес. Было холодно, северик тянул низом зло и споро.
Укрывая лицо за отворотами дырявой, коротковатой для него шубейки, полуголодный Андрей потихоньку проклинал братца, грузно восседавшего в передних санях. От погоды ли, плохого сна, но в то утро в Андреевой душе опять разыгралась обида на брата. Она не проходила никогда, только на время утихала, чтобы опять проснуться и, захватив душу с еще большей силой, подступить к самому горлу.
Сильно обидел Митрофан Андрея. После смерти отца он прибрал к рукам все его хозяйство и добро, ничего не выделив младшему. «К женитьбе отдам твою долю!» - пообещал он, но слово свое постарался забыть. И младший в отцовском доме жил пасынком. Отрабатывал скудные братовы харчи и молчал.
Так в деревнях делалось часто. Сильный прижимал слабого, старший - младшего. Обида рвалась из души, искала выхода...
У края порубки кони вдруг остановились, настороженно всхрапывая. Митрофан тяжело вывалился на снег. Сбросив рукавицу, он цепко ухватился за узду и, выбирая среди пней дорогу, повел лошадь к штабелю березовых чурок, заготовленных с осени. Но через несколько шагов конь уперся, как вкопанный.
- Ты, тварина, чего забрыкался? - кричал Митрофан, размахивая вожжами. - Н-но!
- Тигру чует! - буркнул Андрей, привязывая своего коня к тонконогой, оставленной на развод березке. - Да и самогоном от тебя прет...
- Не вякай! - огрызнулся старший. - Поумнел сильно!
Взяв из саней лопату, Андрей пошел к сугробу, наметенному перед кладкой. Оставив лошадь, Митрофан заскрипел по его следу и неожиданно ткнулся в Андрееву спину. Глянув из-за нее, он увидел припорошенное снегом плечо человека.
- Гос-споди, твоя воля! - выдохнул перепуганный Митрофан. - Эт чего ж такое?
Взламывая наст, Андрей пробился к застывшему трупу, зачем-то ткнул в него варежкой и начал быстро откидывать спрессованный морозом и ветром снег. Мит-рофан кряхтел и вздыхал за его спиной.
- Чего он тут взялся? Откуда?
Разбрасывая снег, Андрей вытащил сначала старенькую бердану с перевязанной проволокой ложей, потом шапку с алой лентой. Увидев ее, Митрофан посерел даже. Оглядываясь, зашептал:
- Это же красный! Партизан это... Оставь его!
- Ежели партизан, то и хоронить не надо?
- Ну разве не дурак? Хоронить... Привези такого в деревню, а тебя же отхлещут, за красного-то...
- Тут похороним! - сдвинув брови, решил Андрей, отходя к саням за топором.
Стылая земля поддавалась туго. Топоры звенели, откалывая небольшие ломти лесного чернозема. Митрофан суетился, спешил. Смахивая ползущий из-под шапки пот, часто оглядываясь, он хватался то за лопату, то остервенело махал топором, бурча:
- Эт он с под Чудиновки припер... Сказывали, японец там здорово советчикам дал... А этот, вишь, с прострелом куда убег. Завоеватели! Царь им не указ, земство не примают, японцы тоже не ндравятся...
-' Да целуйся с ними, никто тебя не держит! - усмехнулся Андрей. Не утерпев, добавил: - Одежкой он, как я, весь на свету.
- Ты это про што? - насторожился Митрофан.
- Да говорю, что ни хрена хорошего!
- Тебе, можа, тоже плохо живется? Можа, и ты новой власти хочешь?
- А чего не хотеть-то?
- Я тебе захочу, вражина! - выкрикнул Митрофан, подступая Л брату.
Андрей быстро выпрыгнул из ямы, поднял топор и глухо проговорил:
- Ну-ка, опробуй!
Опешив, Митрофан затоптался в трех шагах от младшего и только сейчас разглядел, что шея у того не тоньше, голова не ниже, а плечи, пожалуй-, пошире будут. Остыв после такого открытия, он замахал руками, приговаривая:
- Я тебя одеваю, кормлю, а ты на меня руки поднимать?
- Спробуй, спробуй! - не отступал младший, подтянув к себе и лопату. - Сразу и за тятьку, и за меня- получишь.
- Ну погоди! - пригрозил Митрофан. - Попом-нится тебе этот случай!
Часа два братья работали молча. Когда углубились на метр, долбить перестали. Подтащив труп, Андрей осторожно опустил его в яму. Потом принес бердану и шапку. Подумав, шапку положил на лицо покойного, а бердану оставил, проговорив:
- Себе сгодится!
Митрофан зыркнул на него темным глазом, но промолчал. Сопя и торопясь, он ногами ссовывал землю в могилу.
Домой они вернулись в стылых сумерках. Освободили от дров сани, распрягли коней. Во дворе Митрофан осмелел, в его поступи появилась хозяйская твердость и уверенность. Сыпя в кормушки овес, он приказал Андрею:
- Про дневное - молчок!
- Чего?
- О партизане, говорю, не трепись по ветру. А про то, что тебе Советы ндравятся...
- Мне воля нравится, понял? - отрубил Андрей и пошел к воротам, сказав через плечо: - Ищи себе другого работника... Подурней!
До Митрофана не сразу дошел смысл сказанного, а сообразив, он кинулся к воротам и закричал:
- Вернись! С голоду сдохнешь, проклятущее семя! И уже из темноты проулка услышал:
- Смотри, чтоб сам не сдох! Живоглот!
Сказать слово легко любому. А вот прожить, выдерживая марку гордости, под силу не каждому. Это понял Андрей еще в своей деревне. Никто не хотел его в работники брать. Из уважения к Митрофану. Пошел Андрюха в соседние села, сменил несколько хозяев, но для него все они были одинаковыми. Чужую силу никто не жалеет.
- Опротивело мне скитаться, за чашку борща жить! - шагая рядом с Рулевым, говорил в темноту Андрей. - Готов был руки на себя наложить... А потом обозлился я страшно. Нет, думаю, сволочи, должна быть другая жизнь. Я тоже человек и желания разные имею. А раз так, буду христосовать вас, пока в этих руках сил>а есть, пока горшок на плечах держится. Думал сам партизан найти, а тут ты с ребятами.
- Все они готовы из работника душу вынуть, - проговорил один из шагавших сзади. - Мы у Костяника - кулачины нашего, вместе с Андрюхой пахали. До лома в костях. Другой раз в глазах все чернеет, а он в обед ставит на стол соленые огурцы с хлебом...
Думая над судьбой Андрея и других парней, Рулев некоторое время шагал молча.
- Что же, товарищи, - проговорил он. - Будем вместе драться за другую жизнь... Только не сразу она начнется. Не легкое наше дело...
- Зерно в землю кладут - на хлеб надеются, - рассудил Андрей. - А надежда разве не радость?
Впереди мелькнуло пятнышко огня: Кузьма, предупрежденный Артемом, засветил коптилку и сразу занавесил оконце избушки. Когда подошли остальные, он уже суетился с чайником. Его жилище наполнилось говором, потеснело от небывалого сборища... У парней сразу нашлись дела. Один перевязывал лямки котомки* Желобок протирал тряпкой бердану, а матрос, едва войдя, сосредоточенно выбирал для ночлега место - потеплее.
Оглядывая всех с середины избы, Рулев заговорил негромко, но твердо:
- С этого дня у нас начинается другая жизнь. В шалашах, на заимках, в лесах - подальше от лишних глаз. Теперь все мы - одно целое. И жить будем, как в любом партизанском отряде. Без моего разрешения никто не уходит никуда, на переходах и отдыхе будем выставлять охрану, перед каждым делом советоваться...
- На палубе будет порядок! - поддал из угла матрос. - С точки зрения Навигации! Иначе всем придется пузыри пускать...
- 3-за З-Зеей, слышал я, - начал Коляй, - есть отряд «К-Красный орел». А наш к-как назовется?
Рулев не думал об этом, неуверенно ответил:
- Можно и без названия, но как хотите. Придумать недолго!
- За красную деревню! - поторопился Артем. Матрос в углу хохотнул:
- Зарулил! Может, лучше - за легкий хомут?
- Нет, не так, - привстал еще один из парней. - Давайте называться: «Без страха за новую жизнь».А?
Все ждали командирского согласия Рулева. Он улыбнулся.
- Не лучше ли назвать отряд покороче. Скажем, «Неустрашимый».
Кузьма от печки одобрительно хмыкнул. Название понравилось и другим. Матрос с топчана тоже одобрил:
- На этом заякоримся!
- С кого начнем караул?
- С меня! - торопливо вскочил Коляй, но рядом с ним поднялся и Желобок.
- Почему с тебя? Может, мой черед?
- Еще надоест! - улыбнулся Рулев. - А раз Коляй первый встал - ему и идти!
Коляй уже отошел .к двери, но его остановил Кузьма.
- Ты бы хоть палку какую взял, - буркнул он. - Какой же охранялыцик с пустыми руками?
Рулев молча взял бердану Андрея, посмотрел ее, передернул затвор. Брови его удивленно вскинулись:
- А патроны?
Андрей смущенно порылся в глубоком кармане зипуна, достал несколько желтоватых патронов.
- Вот... шесть штук!
- Ничего, - успокоил его Рулев, - достанем... А вы привыкайте. Теперь без оружия никуда.
Саженях в ста от заимки проходила проселочная дорога. Незваные гости могли ехать только по ней. У развилки темнел небольшой перелесок, и на его опушке в кустах Герка определил пост первого часового.
- Если что - стреляй! - уходя, наказал он.
Возвращаясь по мокрой траве, он увидел в разрывах туч веселые звезды и ярко вспомнил вчерашнюю ночь, Ленку, сидящую рядом... Он торопливо достал из внутреннего кармана пиджака сверток, развернул его ив предрассветных сумерках увидел на своих ладонях красиво вышитый кисет из темно-зеленого шелка.
Когда-то Герка слышал, что такие кисеты девушки дарят своим любимым. Взволнованный и радостный, он припал к кисету лицом, остановился, чувствуя тепло желанных рук...
На минуту захмелев от нежности, он не сразу услышал призывной свист, не сразу понял, что это сигналит оставленный им Коляй. А поняв, быстро спрятал кисет, выхватил наган и торопливо пошел обратно по черной линий следа на мокрой траве.
- Едет кто-то, - широко раскрывая глаза, прошептал Коляй. - С-слушай, колеса стучат!
Затаясь в кустах, они вскоре увидели лошадь, горб воза за ней и одинокого человека, шагавшего рядом с подводой.
- Чего ночью тащится? - шептал Коляй. - Однако не з-зря, а?
- Держи его на прицеле! - выходя на дорогу, приказал Рулев. Увидев его, мужик придержал лошадь, всматриваясь, спросил:
- Чего тебе, добрый человек?
Думая, что он ошибся, Герка сделал несколько шагов вперед, пригляделся и вскрикнул:
- Дядька Макар!
- Тьфу ты! - выругался тот. - Перепугал, черт, до смерти!
- Так уж и до смерти? - рассмеялся Рулев, обрадованный встречей с человеком, далеким от сего мира и наверняка знавшим что-то новое. - Откуда ты, дядька Макар?
- Эх, молодой, - пожимая его руку, улыбался старик. - Знать, мытари хватил, а?
Ничего не понимая, Коляй вышел из кустов. Косясь на него, Макар Чалбутин построжал, предложил:
- Поедем-ка... Чтоб зря не стоять. Дорогой и поговорим.
Едва они отъехали, Герка спросил:
- Как ты здесь очутился, дядька Макар?
Не торопясь, старик выудил из глубокого кармана кисет.
- Тут длинная арихметика получилась...
- Ведь со дня на день к тебе должен прийти связной. Почему ты не ждал?
- А я и есть связной! - с гордостью проговорил старик.
- Ты?!
- Ага! - самодовольно и хитро поглядывая на Ру-лева, подтвердил Макар. Он послюнявил самокрутку, прикурил и, остановив лошадь, со смешком заговорил: - Про эту арихметику я тебе и толкую, а ты сиу-хай, не перебивай... Поехал я на той неделе, под воскресенье в город. На базар. Меду малость повез, молочного кой-чего... Ночевать, как договорились с тобой, Ь за-ежку притюрился. И в первый же вечер приходит туда мужчина, с которым ты меня тот раз свел. Увидел он меня и говорит: «Как хорошо, что вы подъехали!» А я ему: «Что же хорошего?» Он мне и шепчет: «Тихо, товарищ Чалбутин. Есть груз, который нужно доставить в Суражевку». У меня после таких слов, веришь, глаза на лоб поехали. Шутейное представление, в Суражевку переться в такое лихое время. Но виду, как водится, не подаю, интересуюсь, какой г.руз. Груз, говорит он мне, не велик, но тяжел. Повезете, говорит, буквы, которыми газеты напечатывают... А я ему: «За такую грамоту нас в два счета под пулю пристроют». А тот мотнул головой, как непоенный телок, и утешил, что пуль пока нет и больше мне везти нечего. Пускай, говорит, товарищи на месте оружие достают....
- Это под травой вы и везете шрифт? - оглядывая воз, спросил Рулев.
- Ты слушай, не торопись, - осадил его Макар. --После всего такого напала на меня тоска. Какая тут к черту торговля, когда чувствую, как пуля мене под лопатку щекотит?.. Спустил я по дешевке старухин творог, а мед и не раскрывал, считай. Мы с тем товарищем в бочонок буквы спустили...
- Шрифт... в меду?
- Был такой момент, - вздохнул старик. - Клееночкой обмотанный...
-- Но ты не расстраивайся, дядька Макар. Тебе за мед заплатят...
После таких слов старик враз рассерчал. Грозно сдвинув пучки бровей, передразнил:
- Запла-атют! Глядите, богатей выискался!
- Но ты же...
- Чего «но», чего? Да плевать мне на твои деньги и на собственный мед, когда желтобрюхие по моей стороне ходют. Думаешь, мне, бомбардиру-наводчику не стыд терпеть это?
Пряча улыбку, Рулев опустил голову, попросил:
- Ладно, дядька Макар. Не подумав сказал...
- Не подумав... - Старик уже угасал. - А я вот думаю. И получается, что пока такой раззор на земле, мне и мед, и медовуха - что кобелю второй хвост. Но опять-таки, башку свою бородатую жалко. Ты вот скажи, чего у меня на возу?
- Мед, ты же сказал.
- Был мед, да вышел, - усмехнулся довольный старик. - А ишшо ерепенишься: «Запла-атют!» Хошь знать, для обчего дела я не только медом поступился. В ем такой груз опасно везти. Так я дома быстренько переложил буквы вниз улика, пристроил сверху дно и рамок с пчелками понаставил. Теперь найди-ка! Под Березовой один супостат сунулся проверять. Поди, и сейчас с пухлой рожей ходит...
Посмеявшись, Макар звучно высморкался, шаркнул пальцами об штанину и тронул гнедка.
- Так вот и ползем стороной от больших дорог. Днем в тени кусточков отсиживаюсь, а ночью совсем хорошо ехать. Коня пауты не грызут, и пчелкам не жарко. Дальше где и у знакомых остановлюсь. Их медовухой угощу, сам приму стаканчик. Бочонок везу. Для соблазну.
Построжав, Макар посмотрел на Рулева.
- А тебе велено передать, чтобы ты за мосты здешние взялся. По однопутке они гонят и гонят в Благовещенск эшелоны. Оружию, солдатню везут. А этого добра и так уже понатолкано... Потом нужно тебе припугнуть местных вражин, что шептать на своих горазды. Нет от них дыху, шагу свободного. За всем углядывают и тут же на бумагу. Глядишь, к субботе наехали, и на тебе, мужик, задирай рубаху, сымай штаны. А то хле-ще - с собой заберут. А забрали, поминай, что звали Макаром...
- С этого я и думаю начинать, - ответил Рулев. - Передайте через суражевцев в штаб отряда, что я остановился здесь. Уже подобрал тридцать человек. В общем, начинаю действовать...
- Вот-вот, - одобрительно прогудел старик. - Бей их по сусалам, пущай юшку, как тому алексеев-скому гаду... Мне один знакомый рассказывал, что какой-то Герка Руль среди белого дня прикончил змею подколодную, а я слушаю, да виду не подаю, что малость знаком мне этот Герка. А?
Рулев смутился, торопливо спрыгнул с телеги.
- Берестов - это совсем другое, - ответил он./ И я не один проводил операцию. Суражевские подпольщики здорово помогли... Да, Шалапуге привет передай. Скажи, что скоро мундирчик опять надену. Ты когда обратно?
- Х-хе, когда, - хитро усмехнулся Макар. - Если все ладно пойдет - до самого места проберусь, посмотрю. Может, и останусь. И роту потребую!
Крепко пожав Теркину руку, старик тронул коня, но, отъехав с десяток шагов, остановил его.
- Старый я пень, - выругался он. - Медовухой-то н.е угостил тебя. Хошь, зачерпну кружку?
Рулев рассмеялся, махнул рукой:
- Нет, дядька Макар. Вот это уж потом!..
Далее:
Часть 01, Глава 11
Произведение публиковалось в:
"Сполохи". Повесть. – Хабаровск, Хабаровское книжное издательство, 1971