Сполохи. Часть 01, Глава 08

   Ранее:
     Часть 01, Глава 07

   

     Кочуя по селам, уже вторую неделю Герка поднимался вверх по левому берегу Зеи.
     С Макаром он простился в его чистом дворике и, забрав котомку, сразу ушел. После того дня и началась его самостоятельная жизнь среди незнакомых мест и людей. Но он и ставил задачу - изучить то и другое.
     Он прибивался к пастухам, встреченным на дорогах и полях работникам, наметанным взглядом определял человека. Разговаривая, интересовался последними событиями в деревнях, иногда, судя по собеседнику, спрашивал о расположении японских гарнизонов и их численности, запоминал фамилии тех, кого называли шептунами и предателями. Но дома таких хозяев пока обходил. Частенько оказывался он на вечерних сходках молодежи, заводил знакомства с парнями.
     Той же ночью или ранним утром он уходил дальше, в заветном уголке памяти храня имена хозяев, согласных быть связными партизан. А на вторш-третий день после его ухода исчезали вдруг парни, к которым опешили серые бланки мобилизационных повесток.
     Так, кочуя, делая петли и крюки, он вышел к большой деревне Березовой. Стояла она у самой железной дороги. Если ехать по ней из города, в двадцати верстах к северо-востоку находилась станция Средне-Белая, а рядом с ней под таким же именем село - центр обширной волости, выбранной Геркой для места действия будущего отряда. Торопясь туда, он решил не подвергать себя лишнему риску и обойти Березовую стороной.
     В версте от села, по правую сторону дороги поднимался кустарник - молодые заросли черной березы. Войдя в них, Герка остановился, решив здесь отдохнуть и дождаться темноты, чтобы при обходе деревни не делать большого крюка. Он уже снял котомку, но, осматриваясь, вдруг заметил людей, бегущих из села. Заинтересованный этим, Герка пригнулся и быстро перебежал к проселку.
     Первым к его засаде приближался щуплый, по-юношески легкий усатый мужичонка. На нем были широкие парусиновые штаны, из-под серой рубашки, распахнутой на груди, голубели полоски флотской тельняшки.
     Усатый бежал, часто оглядываясь на своих преследователей - долговязых мужиков, схожих ростом и осанкой, даже взмахами тяжелых рук. Молодой бежал резво, а старший тяжело топал за ним с красным от натуги лицом.
     В нескольких шагах от Герки темнела мочажинка с грязью и водой на разъезженном месте. Огибая ее, матрос оглянулся, может, надеясь, что его преследователи остановились, и в следующий миг поскользнулся и полетел в грязь. Тут же вскочив, он зашлепал по луже, успел выбежать на другую сторону, но момент был упущен. Первый верзила перемахнул мочажинку краем, и его кулак с маху ткнулся в лопатки матроса. Сбитый с шага, кособочась, тот пробежал чуть, но его догнал и второй преследователь. Матрос остановился. Подняв глаза, он встретился с лютыми, уверенными взглядами. И что было особенно страшно, преследователи не кричали, не суетились, наступали молча, не торопясь.
     Герка слышал о сельских самосудах и один раз видел мужика, задохнувшегося в тыкве. С огорода богатого соседа тот унес мешок тыкв, и одну из них ему потом надели на голову... Сразу поняв, что произойдет, он потянулся к оружию. Его подхлестнул матрос. Рванув на груди рубаху, он зло крикнул:
     - Ну, бейте! Кровососы...
     Хрясткий удар оборвал слово. Матрос упал, как подрубленный.
     - Стой! - выбегая, крикнул Рулев.
     Не ожидая нападения со стороны, мужики замерли, коршунами уставились на неизвестного парня в фуражке. Но особенно смутили их темные глазки револьверных стволов, выразительно смотрящие из каждой руки парня. А Герка, переводя дыхание, проговорил:
     - Репетиция отменяется... Пока я здесь, самосуда не будет!
     И только сейчас он заметил в руках молодого мужика фунтовую гирьку. Тот взмахнул ею, но полыхнул выстрел. Мужики пугливо шарахнулись в стороны. Сразу уразумев, что неизвестный парень не собирается упрашивать их, ойкая и кряхтя они зашлепали через грязь обратно. На пригорке остановились было, но над головами пиукнула еще одна пуля, и, разом, с еще большей прытью, мужики побежали в деревню.
     Герка нагнулся к лежащему. Подняв его голову, крепко встряхнул. Матрос открыл глаза, бессмысленно посмотрел в небо. Когда его оглушенный разум начал воспринимать окружающее, он быстро сел и осмотрелся. Не видя своих преследователей, матрос криво улыбнулся разбитыми губами.
     - С точки зрения навигации...
     Он поперхнулся и, кашлянув, выплюнул на ладонь два зуба. Посмотрел на них, удивленно хмыкнул, повертел головой.
     - С точки зрения... семечки нечем будет щелкать. Рулев, недовольный тем, что ему пришлось вмешаться в неизвестно какое дело, буркнул:
     - Сумел бы мясо жевать!
     - А ты откуда здесь?
     - От самого господа, - пряча оружие, резко ответил Герка. - Если с точки зрения обстановки ты можешь шевелить ногами, то драпай в том же аллюре!
     Лицо матроса помрачнело, взгляд стал равнодушным.
     - А куда драпать? - вяло спросил он. Поправляя лямки мешка, заброшенного на спину,
     Герка задержался. Косо глянув на матроса, вставшего на ноги, спросил:
     - Но ты же куда-то бежал?
     - Это мы так. В догонялки играли!
     - Тогда еще поиграй. Только бегай шустрее. Сам понимаешь, что семечки щелкать будет нечем...
     Говорил он отрывисто, с издевкой, но в то же время чувствовал, что в этом случайно встреченном человеке есть что-то свое, самостоятельное и привлекающее. Торопя себя с решением, он спросил:
     - За что тебя били?
     Лицо матроса потемнело. Сплюнув кровь, он тыльной стороной грязной руки вытер губы, ответил со злом:
     - Они всех бьют! Кулачье поганое... Но я им шутку устроил...
     - Тогда, шутник, пошли! - приказал Герка, шагая в придорожные кусты. - Крестники твои могут вернуться!
     Скрытые кустами, они низинкой прошли подальше от дороги, к широкой пади. Краем ее приблизились к Березовой. После этого обманного маневра быстро пересекли кочковатую падь и, пройдя еще версты полторы, круто свернули к вершине ближней сопочки. Забравшись на нее, матрос упал в тень дубняка, попросил:
     - Майнай якорь, слышь? У меня в голове гул и трава... волнами ходит.
     Сев напротив, Герка вопросительно посмотрел в лицо нежданного попутчика, по виду года на три рожденного раньше его.
     - Как тебя зовут?
     - Костя я... Матрос второго класса Костя Жук.
     Медленно, с передыхами и шепелявя на многих словах, Костя рассказал, как после потопления японцами парохода «Мудрец» он едва выплыл на берег, как скрывался по заимкам и хуторам, а потом - у сестры в Березовой. Жил трясясь: в селе стоял крупный японский гарнизон, имелась белая милиция, часто наезжали казаки, а с ними слухи о казнях... Страх, сознание своего бессилия и толкнули Костю на легкомысленный поступок.
     Жил в Березовой кулак Укропин. Мужик расчетливый и не глупый, он свое хозяйство специализировал на разведении свиней. Чушек в его хлевах имелось около трёх десятков. Эта хрюкающая орава загадила ближнее к деревне озерцо, бродила по улицам, лезла в чужие дворы и огороды. Один из хозяев, увидев в своем дворе ненавистную животину, дрючком перебил свинье заднюю ногу. Через час Укропин вместе с сыном прибежал на чужой двор и жестоко избил мужика.
     На другой день Укропины пошли мочить на лыко молодую липу. Воспользовавшись этим, Костя Жук подговорил двух подростков, вместе с ними открыл загоны и весь табун свиней загнал в огород самого Укропина.
     - Потеха была, - мрачно рассказывал матрос. - Чушки шнырят по грядкам, жрут все подряд, а мы, как заправские пастухи, их хворостинками направляем. Глядь, батя с сыном тут как тут... Помощники мои сразу намылились, только я их и видел. Да они сразу за мной и погнались. Видишь, звезданул? Не кулак - молот!
     - Это я видел, - кивнул Герка, недоуменно пожимая плечами. - Только не могу понять - причем здесь огород, свиньи... Разве нельзя было придумать умнее?
     - Если б я тогда думал? Просто хотелось насолить гаду. И вот дернуло меня связаться с паскудными свиньями...
     Герка чуть заметно улыбнулся, заметил:
     - Но получил ты от хозяина!
     - Мне бы одну такую штуку, как у тебя, - мечтательно проговорил матрос. - Дай наган, а? Я им покажу...
     - У нас оружие не дают, - перебил его Рулев и внимательно посмотрел в глаза матросу. - Его завоевывают, отбирают у врага, понимаешь? И если оно нужно тебе, я могу указать дорогу...
     - Зря жадничаешь, - безобидно укорил матрос. - А дорогу не указывай. Мне, безоружному, с тобой намного удобнее будет. Я думаю, что ты не ради моего спасения тут. Поверь, пригожусь. Костя Жук и без двух зубов кое-чего стоит!
     Ночь они провели вместе в старом остожье запасливого хозяина. Утром Герка поровну разделил краюху хлеба, перья молодого лука и соль. Когда поднялись и пошли, матрос начал было любопытствовать о прошлом своего спасителя, но тут же сморщился, поняв, что правды ему не узнать.
     К Геркиному удовольствию, у Кости Жука оказался острый ум, ловко подвешенный язык и, главное, безошибочный нюх на разные события. Это был человек из породы задиристых проныр, безобидных для своей ватаги, человек, который за компанию мог пойти на любое опасное дело. На станции, куда они пришли под вечер, Костя первым заметил белогвардейца-офицера, шагавшего теневой стороной улицы. Присмотревшись, он попросил:
     - Ты, значит, на стрему, а я к нему... У него же наган! Совсем лишний груз...
     Герка скучал уже о таких делах и легко согласился. Подмигнув, он приготовил оружие, краем глаза осматривая пустынную улицу. Шагая позади, он видел, как Костя догнал офицера, что-то спросил его и беззвучно ткнул кулаком. Офицер глухо вскрикнул, но два расчетливых удара рукой и ногой приковали его к земле. Костя на момент нагнулся к лежащему и тут же вернулся к Герке, неся в руках отрезанную кобуру с наганом.
     - Видал? - скаля щербатые зубы, спросил он. - Чистая работа, а?
     - Работа, - начал было Герка, глядя через Кости-но плечо, - ничего. Только не совсем...
     В ту же минуту за спиной матроса раздался истошный крик ожившего офицера. А на улице за проулком показалось несколько человек. Они услышали крик и сразу остановились.
     - Размазня, а не чистая работа! - проскрипел зубами Рулев. - Теперь намыливай ноги!
     Они вбежали в ближний проулок и, чтобы не привлекать к себе внимания, прижимаясь к домам, пошли шагом. Им приходилось сдерживать шаги, а сзади уже шумело несколько голосов.
     - Чистая работа! - злился Рулев. - Не мог заткнуть ему глотку!..
     - Ну, поторопился, - оправдывался матрос. - Черт его знал, что он так быстро очнется...
     Дома кончались. Впереди маячили кусты, в них втягивалась дорога. Но погоня могла пойти по ней, и Герка это понял и свернул на целик.
     - Вот-вот, - даже обрадовался этому матрос. - Мы отсюда в Озерки махнем. Тут недалеко, верст десять. А у меня там знакомый есть.
     - Что за человек?
     - Да я только и знаю, что он фронтовик, зовут Санько. На деревяшке скрипит... Но мужик добрый, понятливый. Я у него осенью ночевал. Когда обрывался с парохода. А он ничего не спросил даже. Поесть дал, потом сказал, что, мол, когда надо -> заходить можно.
     - Правильно, -- усмехнулся Герка. - Заявимся сейчас и скажем: «Вот мы, на пироги прибыли. Ждали?»
     - А чего? - Костя хихикнул. - Да завтра, хочешь знать, праздник. Троица. В аккурат на пироги...
     Герка промолчал, обдумывая предложение Кости. В Озерки ему все равно надо было заходить, но не хотел он заявляться туда ночью. Однако выбора не было, и он согласился.


     К обеду троицыного дня Озерки зашумели пьянками. С Верхней улицы, где сплошь стояли дома-пятистенки и торчала кособокая церквушка, по широкому проулку не спеша двигалась пьяная гурьба.
     Впереди всех, растопыривая руки с охрипшей гармошкой, шел хмельной Ефим Якурин - сын первого на деревне богатея. За ним, приплясывая и вихляясь, пылила надегтяренными сапогами многоколенная родо-ва - братья, шуряки, свояки и сваты.
     Немного поотстав от остальных, об руку с закадычным другом Платоном Олимпером шел'корень всего выводка - шестидесятилетний, высокий, еще крепкий старик Якурин. Ступал он не спеша, старательно и грузно, все время зыркая на окна изб. Его хитровато-довольный взгляд, даже жесты, какими старик оглаживал бороду, говорили о том, что праздник вот опять на стороне верхних, что гуляют именно они, а не кто-то другой, что прежняя жизнь восстановлена и его друг Платон Олимпер, как и в былые годы, может приехать к нему за полтора десятка верст пображничать.
     Выходя из проулка, Ефим, в детстве ударенный копытом лошади, отчего лицо его малость перекашивалось, первым заметил сидящих в тени забора парней. Сгрудившись вокруг чернявого парня в пиджаке, они о чем-то переговаривались. Прислонясь к забору, тут же стоял еще один незнакомый - усатый матрос в тельняшке.
     Ефим остановился, растягивая мокрые губы, пьяно ухмыльнулся:
     - К-кажиеь, митингуете? А? Али трясетя лохмотьями?
     - Ты-то чего косоротишься? - спокойно спросил матрос, даже не шевельнувшись.
     Вся компания уже свернула к дому лавочника, видно, намереваясь здесь догуливать день. Только один из родственников приостановился около Ефима, обхватил его за пояс. Похохатывая, он ткнул в парней пальцем.
     - Поглянь, как в прошлом годке сбеглись... Наши полоски нарезать...
     Герка резко встал. Полоснул по насмешнику взглядом, откинул со лба кольцо чуба, предложил:
     - Ну, ты, если смелый, подскакивай.
     Старик Якурин слышал разговор. Он подошел к сыну, будто не понимая, сердито упрекнул:
     - Нашел время девок делить. Али часа не будет? Ну чего вяжетесь в святой праздник!
     - Постой... Он откуда взялся тут, смелый такой? - бормотал Ефим. - Кто он тут есть?
     Стиснув зубы, чувствуя, как под правой бровью задергалась невидимая жилочка, Герка опустил руку в карман пиджака. Его острый, ненавистный взгляд остановил кулацкого сына, шагнувшего было вперед. Удивило Ефима и одобрительное молчание вставших рядом с незнакомцами деревенских парней. А вперед еще вышел и матрос, смотрящий с наглой, вызывающей улыбочкой. Проведя пальцем по острому усику, он, как показалось Ефиму, даже подмигнул ему, вызывая на бой.
     - И чего ты перед ними топчешься? - резко потянул сына старик. - Пойдем-ка... Мухота нехай пока пожужжит!
     - Давай, отчаливай! - поддал вслед им матрос.- С точки зрения навигации, пока прыгаешь...
     Ефим хотел сказать что-то злое, но, увлекаемый отцом, закосолапил к крыльцу, у которого, ожидая друга, топтался Платон Олимпер. Словно стараясь запомнить всех, тот тяжелым взглядом смотрел на парней, потом погрозил всем кулаком и скрылся за дверью.
     - Надо было дать им как следует, - сожалеюще проговорил за Теркиной спиной Костя.
     - Ну да, - укорил тот. - Нам сейчас только этого и не хватало...
     - А смотри... - удивленно проговорил один из деревенских парней. - Драться-то они не посмели лезть!
     - Гуртом и батьку бить легче, - хмыкнул второй.
     - Так, надо уходить, - подумав, проговорил Гер-ка. - Чем быстрее, тем лучше... Вы, товарищи, подумайте над нашим разговором. Решайте! Время не будет вас ждать.
     Герка и Костя отошли от группы и торопливо свернули в узкую улочку. С обеих сторон ее за плетневыми стенками тянулись огороды.
     Третьей от края в улочке стояла небольшая изба, чуть не по самые окна осевшая в землю. За ней темнели сарай и маленькая банька, в которой провели эту ночь Герка с матросом. Это было подворье Костяного знакомого - одноногого фронтовика Санька Мельника. Он, действительно, оказался простым и приветливым человеком. Ничего не расспрашивал, дал молока, хлеба, но и сам рассказал немного. Живет, мол, корочку жует. Герка чувствовал, что мужик боится открыться, колеблется, но не торопил его.
     Они увидели Санька на лавочке, в теневой стороне дома.
     - Уходим мы, - проговорил Костя. - Вот зашли забрать сидор...
     - А чего торопитесь? - вскинул тот серые ласковые глаза. - Натощак и дорога длиннее кажется. Заходите, похарчуетесь.
     Первым войдя в избу, Санько шуганул с лавки двух мальчишек и усадил гостей.
     - Ты, мать, собери нам поесть, - попросил он, окликнув со двора хозяйку.
     Улыбнувшись, чернобровая высокая женщина ополоснула разгоряченное жаром лицо и начала накрывать на стол. Время и работа еще не сбили осанки и стати ее фигуры, по избе она двигалась легко и бесшумно.
     Рулеву приходилось бывать во многих крестьянских избах, и все они казались ему одинаковыми. С глиняным полом, русской печкой и столом в первой половине; с лавками из широких половых плах и иконами в переднем углу, одним-двумя сундуками с железными уголками и неизменной деревянной кроватью во второй половине, за капитальной перегородкой.
     По вековой традиции, хозяйка к празднику устлала пол травой, к дверным и оконным косякам привесила ветки березы, черемухи и молодого орешника. Зелень уже подвяла, но от нее еще исходил густой аромат слитых воедино запахов луга и леса.
     Герку поразило количество табуреток, полок, подставок и шкафчиков, сделанных опытной рукой мастера.
     - Сам пилю, - заметив его взгляд, пояснил Сань-ко. - Нужда выучила. Этим, считай, и кормимся...
     Поставив на стол чашки с крестьянским борщом из зелени, холодную простоквашу в крынке с запотевшими боками, хозяйка нарезала хлеба, опять улыбнувшись, позвала:
     - Садитесь, коль заработали!
     - Еще как, - подмигнув ей, оживился Санько, узнавший от Кости про стычку с Якуриными. - Они с нашими пузанами чуть не подрались.
     - А зачем цепляться к ним? - помрачнела хозяйка, со вздохом поджимая губы. - Ты вот тоже на них... А осенью мне опять к старику на полоски идти.
     - Ладно, ладно. Примозгуем другое что... Хозяйка вышла. Санько посмотрел на жующих гостей, улыбнулся:
     - Вот время-то, а? Каждый свою душу под пиджаком прячет...
     Герка внимательно посмотрел на него. Прикинув, что он ничего не потеряет, пошел в открытую.
     - Зачем прятать... Я послан сюда штабом партизанского отряда. Сейчас начинаем шевелить кое-кого... Если потребуется, на твою помощь можно рассчитывать?
     - А чего, - усмехнулся Санько. - Осенью, да и зимой кое-кто через мою избу прошел. А если нужно, то могу и больше...
     Он достал кисет, разворачивая его на колене, помолчал и тоже решился:
     - Як тебе, товарищ, еще утром присматривался. Хотел душу открыть, но что-то екало в ней, окаяиной. Но вот теперь вижу, что свой ты человек... Надоело мне, понимаешь, без пользы в такое время сидеть. Вроде пустой гильзы в обойме. А ведь я еще с фронта, с самого шестнадцатого в нашей большевистской партии состою...
     Это признание не удивило Герку. Он знал, что человек - это еще не все, что снаружи каждому глазу видно. И такой вот Санько Мельник мог быть как раз еще одним недостающим звеном в ниточке, которую'он тянул, скрываясь даже от Кости. И сейчас, посмотрев на матроса, предложил:
     - Сходи на улицу. Погляди, как там!
     Костя неохотно встал, выходя, буркнул:
     - Все темнишь, от своего прячешься...
     Они остались одни. Герка наклонился к плечу фронтовика, коротко рассказал о задании, о том, что его дом между городом и отрядом будет иметь особую метку. Знать про это будут немногие. А приходящих он должен накормить, укрыть на время, если нужно - проводить до следующего такого же дома.
     - Дело это очень важное, - предупредил он. :- За него поневоле браться нельзя. Подумай, я не тороплю. .
     Но калека фронтовик светился улыбкой.
     - Друг ты мой хороший, - с волнением отозвался он. - Все, что приказано будет - исполню по чести. И никакого сомнения ко мне не держи. Бежать я никуда не убегу и не собираюсь, а чтобы справедливость вернуть - мне и второй ноги не жалко...
     - Узнавай, что можешь, о беляках. За богачами своими смотри, - но в стычки с ними не лезь. Теперь тебе нужно жить тише, неприметнее... А я всегда буду поблизости... Когда надо - сам найду.
     Пожав руку хозяину, Герка подхватил котомку и вышел к скучающему у ворот Косте. Быстрыми шагами они миновали два крайних дома и скоро скрылись за кустами. Едва приметная дорога-тропа вела их к новым встречам...

          

   

   Далее:
     Часть 01, Глава 09

   

   Произведение публиковалось в:
   "Сполохи". Повесть. – Хабаровск, Хабаровское книжное издательство, 1971