Детство Осокиных. Часть 20

     Ранее:
     Детство Осокиных. Часть 19

   

     К зиме отец все же заключил договор с «Сиблушниной», накупил охотничьего припасу и повеселел. В этот сезон он поймал две рыжих лисы да одну черно-серебристую. Вот было радости! А белки, колонки, хорьки да горностаи - это уж само собой.
     Младшим Осокиным сшили одинаковые сатинетовые рубахи, черные шаровары, скатали новые пимы и выстежили теплые курточки из зеленого гимнастерочного материала.
     Хорошая была зима. На лыжах они навострились так кататься, что другим ребятишкам далеко до них. А все потому, что друг от друга отставать не хотелось. Лешка напропалую лезет с любого обрыва.
     Конечно, с отцом еще не сравнялись. Он с жигановской горы вон какую лыжницу проложил! С вершины и по самому «рутому месту, а внизу яма и вороха снегу. Это он упал - ночью катился да в буран еще. Случается и Генке с Лешкой падать, но не так уж часто. И падать тоже надо умеючи, чтоб не ушибиться и не сломать лыжи. А то вон у Ваньки Ащеулова и Спирьки Жиганова что получилось? Ванька упал, а Спирька следом прет. Свернуть не смог, поддел лыжей Ваньку и кожу на брюхе распластал. Потом бабки зашивали ее суровыми нитками да алебастром засыпали.
     Мать зимой работала на лесозаготовках. Потом ходила на колхозный двор семена веять и мешки чинить. А вечерами у Генки и Лешки с матерью всякие разговоры шли допоздна. Мать прядет и разговаривает, а они сидят на кровати и расспрашивают. Она не то что отец - разговорчивая. Жалко, что отец не любит рассказывать. У него же каждый день что-нибудь интересное бывает. Волк отравленную приманку съел и пошел помирать, а тут буран - и следы замело. Лиса ногу отгрызла и на трех лапах из капкана ушла. Теперь и след у нее особый. Заяц попался, а филин ему голову отклевал. Да мало ли всякого! И только уж когда отец с матерью разговорятся, Генка с Лешкой узнают кое-что от отца, да еще когда Федюшка его расспрашивает, да когда какой-нибудь гость зайдет. С гостями отец приветлив и разговорчив. Говорит чаще про то, что в газетах пишут. Вот где-то в страшном Ледовитом океане застр-ял во льдах большой советский пароход-ледокол. Буран и стужа там страшенные, но люди держались. Потог их всех летчики-герои спасли.
     ...Опять пришла весна. Генка с Лешкой считали, сколько они уж весен помнят. Вспомнили две весны на заимке. И вот вторая веона в Стародубке. А всего Генка прожил семь весен, а Лешка шесть. Скоро в школу пойдут. Отец говорит - осенью.
     Осели и раскисли снега, там и тут проглянули проталины, зашумели ручьи и речки. Илица взбухла, надулась, и хорошо видно, как она виляет по заснеженным еще лугам, как течет, играя тальником и покачивая его. Лед на Илице тонкий - глубокий снег не давал ему намерзнуть, и ледохода почти не было. Просто вода проела лед и снег растопила. И теперь по Илице все шел молевой лес, да еще несколько плотов проплыло. Говорят, Илица мала для плотов. Где-то в каких-то «щеках» плоты застряли, и пришлось их разрубать да бревнами оплавлять.
     Еще зимой мать связала хорошую наметку-сачок, отец насадил ее на длинный шест с поперечиной на конце, - как у больших граблей, только без зубьев. Теперь каждый день, едва смеркалось, они спешили на речку «сачковать». Особо хорошо ловилась рыба в залитых рытвинах и уловцах, где не было течения. Одна такая рытвина сразу за осокинским огородом. Тут стекала вода из согры. Летом через рытвину почти посуху переходили коровы на пастбище, и берега в этом месте истоптаны. Ловились тут чебаки, ерши, окуни, сарожки, даже небольшие щуки. Так что Осомины частенько ели пироги с рыбой.
     Пришла полевая и огородная страда, которая не очень-то обрадовала Генку с Лешкой, потому что теперь они еще больше были в ответе за огород и все домашнее хозяйство.
     Всю весну, ,как,раз в самое половодье, мать с другими колхозниками ходила раскорчевывать новые пашни. Много будет пашни в колхозе - больше станет и хлеба. Приезжали землемер с агрономом и все расплановали, как чему быть на колхозной земле. Одно плохо: пашни здешние все больше на косогорах и размерами невелики. Потому и трактор МТС не дает. Пашут на лошадях.
     Недавно колхоз из «Гордого стрелка» переименовали в «Горного пахаря». Наметили еще и еще корчевать новые земли. Мать довольна:
     - Много землицы - это хорошо. Богаче жить будем. А отец не соглашался:
     - Голову бы оторвать тем, кто в здешних местах большое хлебопашество затеял! В степи вон чистой да плодородной земли сколько пустует, а тут приходится лес ворочать...
     Он говорит, что на здешних землях надо бы растить только овес да картошку. Настоящий, большой хлеб здесь никогда не родился, и мужики испокон времен привозили сюда пшеницу из степи в обмен на лес и всякие деревянные поделки, на пихтовое масло, деготь, известь и все другое, что дает тайга. Наверно, был прав он, а не мать, потому что в сравнении со степными колхозами «Горный пахарь» давал хлеба до смешного мало, и трудодень был почти пустым. Только и спасало, что охота да огород. А вот в степи живут куда лучше насчет хлеба. Та.м и надо с хлебопашеством расширяться.
     Иван говорил это не только дома, но и на собраниях и с председателем ругался - требовал, чтоб доказали его правоту районному начальству; Может, поэтому его в -колхозе многие не очень жалуют.
     Зато мать стала ударницей еще на лесозаготовках. Она с Анной Логачевой на пару работала. Обе проворные и удалые. По две нормы давали. Зимними утрами чуть свет она успевала печь протопить, еды наготовить на все семейство и на работу вовремя явиться. Одевалась по-мужски - шапка, фуфайка, брезентовые чембары поверх пимов. Вечерами приезжала из лесу вся в инее, фуфайка и чембары гремели, как железные. Но она говорила, что мороз им с Анной нипочем. На работе жарко даже, голоручь работают, а пихты валят такие, что вдвоем не обхватишь. И пила у них ударная, длинная-длинная. Спилить-свалить дерево для них нисколько не трудно. Труднее потом в снегу барахтаться, когда сучья обрубаешь да раскряжевку делаешь, бревна выворачиваешь да яа сами их грузишь. Снег-то выше груди. А так бы ничего.На корчевке мать тоже все с Анной работала. И тут они оказались первые ударницы. Премию им дали - по отрезу маркизета на платья.
     А теперь вот обе, как сговорились, хворать взялись. В больницу ездили, и у обоих одну болезнь нашли - заболевание легких, от простуды.
     Бабы заходят проведать, сочувствуют и рассказывают, кто как болел .и чем вылечился. И от такой болезни вылечивались. Советуют есть барсучье сало, пить отвары из подорожника и черемухового цвета и еще всякое.
     Отец с тех пор, как мать захворала, еще пуще ругается. Он стоит за то, чтоб в Стародубке была промысловая артель. Деготь гнать, пихтовое масло, известь выжигать, сани да телеги делать, строевой лес заготавливать, пушнину добывать. Это все доходнее по здешним местам, чем сеять хлеб. Но не все с лим согласны. Говорят, мол, ты на свой нос тянешь. Как на своей заимке хозяйствовал, так и в колхозе хочешь. А времена теперь другие, другие планы. Хлеб нужен. С матерью они об этом всегда разговоры ведут.
     - Так тебя и послушают... - говорит Катерина.
     - А кого же слушать, если не нашего брата - мужика? - кричит Иван.
     А на кого кричит? Будто Катерина виновата.
     - Ты дружку своему, Васе-большому говори про это. Чо-ты на меня-то орешь?
     - Говорил и дружку. - Отец извинительно утихает. - Он-то со мной теперь согласный, да в районе нас, наверно, за дурачков считают.
     Как-то зашел к Осокиным сам председатель, Вася-большой, - проведать Катерину.
     - Какая работница! Большое тебе спасибо, Катя! Выздоравливай скорей, поможем тебе по аиле-возможности. Коня дадим, в больницу еще съездишь.
     Выпили они с отцом, пожурили, поговорили о том да о сем.
     - Ну что, Вася, - так и будем хреновиной заниматься? - спросил отец.
     - Бумагу я написал, Ваня, в райисполком. Жду ответа. Прошу степной земли нам прирезать. А то не видать нам хлеба, это ты верно говоришь.
     - Целику?
     - Нет, пашни. Пусть соседний колхоз поделится. Они же-яе справляются. Сам знаешь - всю зиму молотили.
     Отец поглядел в пол, нахмурился.
     - Потому и с хлебом, что всю зиму молотили. А мы...
     - Там трактором пахать будем. Помолчал отец, подумал.
     - Трактором - это дело другое. А то... «Горный пахарь» называемся. Как раз тут напашешь... Себе для прокорму да коням для овса можно, конечно. А государству, .как то сейчас требуется, - где тут возьмешь? И лес корчевать, промежду прочим, не наша сила нужна. А мы вон на бабах ездим. Равноправие...
     Вася вздохнул.
     - Думаю, нынче уже та;м сеять будем. А по корчевке план и так не вытянем, поздно уже корчевать...
     Он встал и стал прощаться. Длинный, худой. Раньше Генка с Лешкой видели его круглым и румяным. Теперь шибко сдал Вася. Замотался.
     - Сам-то здоров ли? - спросил отец.
     - Гм... Председатель всегда должен быть здоров.
     - Должен-то оно, должен... Вон какой был!
     Отец кивнул на стенку, где среди прочих карточек была и их с Васей. Два конника рядышком. Ремни, сабли, кобуры. Полушубки белые, новенькие, шлемы с красными звездами, галифе, сапоги со шпорами. Бравые ребята!
     - Ты тоже, Ванюха, сдал, понимаешь. И карахтер, вроде не тот стал. Спокойней надо. Докажем.
     С того вечера жизнь веселее пошла. Ничего такого Вася-председатель вроде не сделал, а отец с матерью будто оттаяли. И мать понемногу стала поправляться и даже смогла пойти на колхозное собрание, когда пришло постановление райисполкома.
     «Горному пахарю» дали порядочный надел степной черноземной земли. На ней хлебушко хорошо родит - нынче должны быть с хлебам.
     Володька Жиганов уже ездил со своим отцом смотреть те земли. Три версты отсюда, за Стародубской горой. Там другой колхоз стоит, «Дружба» называется, потому что в том одном селе дружно живут и татары и русские. Село по-татарски называется - Калташ. Для младших Осокиных это родное название - родились-то на Калташке. Там, в Калта-ше, есть школа, куда многие стародубские ребятишки ходят учиться. К примеру, Мишка Ложков - он дядей девчонкам Ложковым приходится, Зиика Жиганова - сестра Володь-кина, Тайка Казанцева и брат ее Петька. Там же, в Калташе, и Сережа с Тимой учатся. А скоро и младшие - Генка, Лешка, Володька, Спирька, Мишка Логачев, Колаха Казанцев, Васька Макаров и другие пойдут туда учиться Может, пешкам ходить будут. Вон Володька на костылях - и то в Кал-таш ходил.
     Мать рада, что степной земли прирезали. Степь она любит - родилась ведь в степном селе. Любит рассказывать, что там земля-то, матушка, на аршин черная вглубь, жирная, как масло. Когда хлеб вырастет да колоситься начнет - аж сизо кругом, как море колышется. Теперь и там, где «Горному пахарю» земли нарезали, такой же хлеб вырастет, и в шкалу ходить как раз мимо этих полей. Молодец Вася-председатель, выхлопотал-таки. И отец, выходит, прав оказался.

          

     Далее:
     Детство Осокиных. Часть 21

   

   Произведение публиковалось в:
   "Приамурье моё - 1972". Литературно-художественный альманах. Благовещенск, Амурское отделение Хабаровского книжного издательства: 1972