Детство Осокиных. Часть 19
Ранее:
Детство Осокиных. Часть 18
Широковы наконец съехали, и Осокиным пора была перебираться в новую избу. Катерина побелила стены, протерла окна, помыла пол.
Стояла изба на другой стороне Илицы, против жиганов-ского кривуна, высоко на косогоре. Место солнечное. Выше избы над яром шла улица с проезжей дорогой. Яр полумесяцем вдавался в косогор, а концами упирался в луговые берега Илицы. Один его конец, полого снижаясь, тянулся мимо избы, и возле него лепилось прясло. От яра в сторону жига-ноъского кривуна лежал обширный пологий уклон, спускавшийся, опять же, к речке. Тут прежде были широковские притоны, а теперь отец обнес их высоким пряслом, и получился! хороший огород.
Лешка и Генка посмотрели новое жилье и пошли на остров в лапту играть. Они уже многих стародубских ребят знали. И Колаха Казанцев, самый сильный, тут же был.
Долго играли, даже Володька-хромой играл. Хорошо он на костылях бегает. Потом купались и боролись на песке. Колаха всех поборол и Генка - всех. Володька стал их между собой сталкивать, но они бороться не стали. Надо чтоб и в том, и в другом краю деревни свой силач был, а уж меж собой они будут бороться в самом крайнем случае.
Назавтра переселились в новую избу, и с этого дня Генке с Лешкой далеко убегать уже не разрешалось. Бабушка Со-ломея уехала в свою деревню, с другими внучатами возиться, а тут как раз огород поспел, и надо было беречь его от всякой нахальной живности.
Сидят, домовничают братцы Осокины, а куры так и прут в огород - и свои, и соседские. Самый вредный петух - рябой, не очень нарядный, зато с большим кустистым гребнем - не то что в любую дыру проломится и кур со всей деревни накличет, так еще на хозяев кидается. Без прута к нему не подходи. Хорошо, что Генка с Лешкой проучили его, когда отец ястреба подстрелил, который цыплят таскал. Взяли они этого ястреба, распялили на палках, связанных крест-накрест, подвесили « концу толстого удилища .и давай за петухом носиться. Тут уж он рвал когти, аж пух летел, и орал на всю Стародубку. И кур этим ястребом пугали вполне успешно, пока он не протух и его не бросили под яр.
Самое нудное и обидное дело сидеть как привязанному у избы и видеть, как твои товарищи вольными птицами носятся по острову, купаются, орут и во всякие игры играют... А все огород, будь он проклят! Боже упаси кур проворонить - грядки раскопают, поклюют все. У других старики огороды стерегут, а у Осокиных Генка с Лешкой, да еще Федюшка. Про всякую отлучку из дому отец с матерью обязательно узнают. Мать-то просто поругается, а отец может и ремня влить. У него не заржавеет.
А откуда отец с матерью про все их дела дознаются, Генке с Лешкой очень даже понятно. С одной стороны, соседка докладывает - тетка Саша. Ее дом за огородом, на полдень смотреть. С другой - девчонки Ложковы, что саженях в сорока под яром живут. У тетки Саши муж коров пасет, а сама она не работает - больная, и целый день дома сидит, все видит у Осокиных. А Шурка и Мотька Ложковы так и снуют челноком мимо осокинской избы. Ходят они к тетке Саше - чем-нибудь подкормиться. Своих детей у нее нет, а маленьких, особенно девчонок, она любит. И живет в достатке. Попутно девчонки высматривают, что ребята Осокины делают, и докладывают потом:
- Дядя Ваня! Ваши ребятишки опять на речке долго купались, а в огороде куры пластались.
- Тетя Катя! А ваши ребятишки полон дом всякой шантрапы назвали и всех арбузами да дынями угощали. Весь огород очистили!
А что делать? Одним-то окучно. Вот и приманивали ребятишек, чтобы хоть дома поиграть с ними. В огороде всего полно, пусть едят. Федюшка и то целыми днями огурцы ест.
Часто ребята Осокины стоят у крыльца, выжидают, когда кто-нибудь появится, и ;кричат:
- Эй, вы-ы! Идите к на-ам!
- Не-е, - отвечают ребятишки, - чо у вас делать-то? Идите вы с нами играть. . .
Конечно, хорошо бы поиграть и в кляп, и в клок, и в лапту, и просто побегать, побороться, полазать по деревьям. Да разве же дом бросишь?
- Эй! А у нас арбузы поспели! Во-от такие-е!
- И дыни тоже поспели!
Ну, это другое дело. Идут вем гамузом - и большие, и маленькие.
- Здорово живете!
- Здорово! Милости просим! Заходите в избу.
Один ведет гостей в избу и рассаживает за столом, а другой бежит в огород за арбузом, дыней, брюквой, репой, морковью. Будет мало - еще сбегает.
Смотришь - весь стол покрывается огрызками, очистками, семечками, дынной требухой. Мухи, пчелы, осы, шершни налетают на сладкое, жужжат вокруг стола. Приберут со стола и свалят остаток в свиное корыто. У Осокиных два подсвинка. Один от простой, местной свиньи - прожорливый, нахальный и гладкий, а другой от породистой матки, вислоухий и добродушный. Первый вечно его обижает.
За всякую огородину отец с матерью не ругаются. А что Ложковы... Так отец страсть не любит, когда маленькие друг ва дружку жалуются.
Пройдет мимо девчонок Ложковых, только трубкой проклятое племя! Со свиньями и то легче. У тех на шеях вилки дымит и слова не окажет. Так им и надо! Но зато если куры в огороде были, - тут грозы не миновать. Ох, куры - про-надеты - хомут такой деревянный, вроде ножниц, с колодкой внизу. Так что они и в большую дыру не пролезут. А куры - просто наказание! Обязательно им в огород надо.
А раз соседская телка залезла. Побежали выгонять, а она на них с рогами кидается. И камнями, и палками кидали в нее - все бесполезно, что хотела, то и делала в огороде. Картошку носом копала, как свинья. Что делать?
- Лешка, давай поищем, где у отца патроны спрятаны. - Ружье-то вон висит. Зарядим да как вжарим ей!
- Ну да... А потом отец нам с тобой так вжарит, что не захошъ больше.
Вжарит, это верно. От Ложковых не утаишь, да и Федюш-ка сам похвастается.
- Ну тогда давай вилами напугаем.
На это Лешка согласился. Пошли в пригон за вилами. Они тяжелые, толстые, в руках не держатся. Тогда из тына вынули две острые и длинные орясины и наперевес, как с винтовками, пошли на телку. Та покосилась, запыхтела и бросилась почему-то на Лешку. Но Лешка молодец - трахнул ее по морде, так что пыль пошла. И стал хлестать по глазам, слева да справа. Тут и Генка поднажал. Телка бякнула, отпрянула в сторону, а потом перемахнула через прясло в со-седкин огород. А тетки Саши дома как раз не было. Генка хотел было и оттуда выгнать телку, но Лешка опять характер показал:
- Пусть в своем огороде привыкает жрать и не лезет больше к нам.
- Дак там же огород!
- Ну и пусть. А то тетка Саша все жалуется на нас, что плохо свой огород караулим. Пусть свой покараулит.
И откуда что берется у Лешки? На год младше Генки, а яи в чем не уступит. Это давно уж так повелось, еще с заимки.
У Генки привычка: как задумается - сощурится, нос сморщит и рот приоткроет. А Лешка тут как тут:
- Ну чо ощерился? Привыкнешь - и будешь такой ощеренный...
Это он у отца, конечно, научился. Тот тоже всякий раз выговаривает Генке, если он размечтается и щерится, как младенец.
Вот и сейчас Лешка шибко обидно сказал:1
- Ты чо оскалился?.. Прям как жеребчик. Морду поднял и ощерился...
Генка на него чуть с кулаками не кинулся. Но потом-то старался не морщиться, когда задумается. А то увидят другие ребята - сразу прозвище прилепят. Итак недавно только дразнить перестали:
Меня сватал конопатый,
А рябой - наперебой...
Девчонки Ложковы - дуры, даже дразниться не умеют как следует: «Гена-мигена!» «Леша-калоша!» Самые маленькие сопляки ребята, и то лучше бы придумали.
Вот Ложковы опять из-под яра по тропинке поднимаются. У Шурки волосы потемней, а у Мотьки, как лен, белые. Помыты, причесаны - это их бабка угоила и в таком ангельском виде к тетке Саше отправила, чтобы та залюбовалась ими и пошибче накормила. Если бы не дразнились да не ябедничали, так хорошие бы девчонки были. Иной раз и поиграть с ними хочется. Вот идут, как два овсяных снопика. Мимо осокинакого крыльца проходят, затаив дыхание, даже видно, как сердчишки у них колотятся. А только отойдут подальше, куда вся робость девалась!
- Гена-мигена-а! Бя-я-я!.. Леша-халоша-а! Шепелявый!.. А сами акюрей улепетывать.
У Осокиных громко орать не принято. И дразниться не принято - глупо это, стыдно даже. Потому они помалкивают, когда Шурка с Мотькой гнусят. Но ладно, шельмы! Вот назад пойдете, мы вам...
Назад Шур«а с Мотькой идут сытые, довольные - как пчелки с большого взятка. Генка с Лешкой вроде и ухом не ведут. Но вот девчонки поровнялись с крыльцом.
- А ну стойте! - Лешка как всегда первый. - Будете иш-шо дразниться? Говорите!
Нет, не могут обещать девчонки не дразниться. Не могут. По лицу видно. Только назад пятятся.
-- Ну раз так, то вот вам, вот!
В руках у Генки с Лешкой хлыстики из тальниковых прутиков. Вот вам, вот по этому самому месту!..
Девчонки возле Осокинской избы не ревут, не жалуются, а как отойдут - ревака дадут, только держись.
- Ба-аба-а-а! Ба-аба-аеэ-эв! Генка с Лешкой дерутся-а!.. Ба:бэ-э-эв!..
А бабка у них - старуха сухая, жилистая, долговязая и горластая. Вылетает вз своей избы оо око во родником.
- У-у-у, змеята подколоднаи-и. Убью, пришибу, окаянных!.. Уродами изделаю!..
Но Генке с Лешкой - хоть бы что. Стоят на яру и посмеиваются. Как же! Так и поверили, что бабка Ложшиха догонит! Вот добежит до крутяка и вся выдохнется. Покричит еще и, погрозив сковородником, вернется в избу.
И так почти каждый день. Вечером, когда отец или мать пойдут домой, девчомки Ложковы опять начнут гнусить и жаловаться. И обязательно, чтоб Генка с Лешкой их услышали. Потом они долго еще будут тянуть шеи и прислушиваться, когда наконец Генку с Лешкой начнут лупить и они заревут. Напрасно ждут. Если бы отец и всыпал, они звука не подали бы. Но отец никогда не встревает в дела маленьких. Сами поссорились - сами миритесь. Только однажды спросил:
- А ну, сказывайте, как это вы тут на штанах с яра катались?
Генка с Лешкой давно уж приучены не запираться, если натворят чего. Да Федюшка и таковое выложит. Мелюзга - и потому все его балуют. Отец ка,к придет с работы - первым делом к Федюшке играться. А тот и рад.
- Отец! А мы... ета... мы водой дорожку поливали и катались! Ух, здорово шибко!
- Ну дак ,как вы катались-то?
Да как... Взяли ведро >с водой и всю дорожку, которая под яр спускается, облили, чтобы девчонки Ложковы не смогли подниматься тут. По траве-то ходить - они змей боятся, обязательно по дорожке им надо. А дорожка глинистая. Попробовали - шибко склизко, на ногах не устоишь. И Лешка догадался прямо сидьмя кататься. Сядешь, ноги вытянешь - и пошел... Ух, здорово!
- То-то я иду и чувствую: под ногами склизко, - говорит отец. - Неужто дождь прошел, думаю.-Так нет, дождя и близко не было. А ну-ко покажите штаны.
Генка с Лешкой навернулись задом. Штаны они, конечно, успели помыть, поливая друг друга из ковшика, но разве это мытье - размазали только.
- Ишь, залощили как! - Отец того и другого шлепнул ладошкой по штанам. - Чтоб не было этого больше! Выпорю, и без штанов дома сидеть будете. Ишь чего удумали, дубины этакие. Большие, а вое как маленькие...
Если отец ругается, значит, пронесло: ремня не вольет. Когда он считает, что слова тут лишние, сразу за ремень берется.
- А ну идите сюда!
Попробуй не подойди. В сто раз хуже будет. Генка как-то пробовал убежать, так втройне получил. Одного кого-то отец не наказывает, Лешка провинился - обоих накажет. И Генка провинился - оба отвечайте. Да подумайте наперед. Порой они укоряют друг дружку: из-за тебя, мол, попало. А что поделаешь, раз у отца такой закон. Но Ложковы-девчонки, зануды, не дождутся, чтоб ребята Осокины плакали.
Правда, за то, что в сухую жаркую погоду рыбу жарили у самого крылечка, отец так отвалил, что нельзя было не заплакать.
Скликали они ребятишек к себе - Володьку-хромого и других, кто поближе бегал. Двоих оставили огород караулить, а остальные -с бредешком побежали на речку. Страсть как хотелось порыбачить, давно не рыбачили. И ловко получилось - пескарей, чебаков, окунишек, ершей наловили. Еще бы, может, половили, да уж некогда было, отца побоялись: вдруг придет, а их дома нету. Но и то на большую сковороду наловили. Пока рыбачили, Володька-хромой возле тына тетки Саши дикое куриное гнездо нашел. Полный подол яиц принес.
- Свеженькие!
- Почем знаешь, что свеженькие?
Володька гмыкнул и вытер желтые губы. Ясно, что одно яйцо успел выпить. Генка с Лешкой так бы не сделали, всех бы дождались. У Осокиных все поровну.
Сначала хотели яйца на загнетке испечь, а потом решили на сковороде вместе с рыбой изжарить. Поставили таганок прямо у крыльца, насовали щепок, зажгли. Горят щепки, шипит сковорода, дух аппетитный на всю Стародубку идет. Потом обедали прямо на полянке. Всем хватило. Никто никогда еще так не угощал своих гостей!
Но место, где огонь горел, осталось. Зола, угольки, а кругом во дворе полно щепок да соломенной трухи, - мог бы пожар случиться. За это отец и всыпал. Думать надо, что делаешь.
Когда пришла пора сенокосу и жатве, отец оставил охоту. Сходил в чернь и все свои ловушки на холостой ход поставил. Теперь они с матерью работали в поле и много всяких наказов давали Генке с Лешкой. Огурцы поспевают - их надо собирать да в угол в сенях сваливать. Не собери вовремя - пожелтеют, семенниками сделаются. Бобы и горох поспели - надо их вырвать да на тын сушить развесить. Таба-ки отцовские в лист вышли. Верхушки у них еще раньше Генка с Лешкой сощипнули, а теперь надо листья обламывать и укладывать стопами прямо тут же, в огороде. Это чтобы они заморились и крепче стали. Потом лист переноси в сени и шнуруй на длинный, в несколько суровых ниток, шнур. Такие шнуровки получаются, что Генка с Лешкой вдвоем еле поднимают. Шнуровки полегче они сами подвешивают на чердаке, а тяжелые - отец. Табак шнурить тоже надо умеючи. Каждый сорт по отдельности. И чтобы лист одинаковый был. А Табаков у отца три сорта. Морока!
Чтобы дело ускорить и выкроить время для игр, Генка с Лешкой опять сзывают к себе ребят. Те помогают по силе-возможности. Кто шнуры вьет, кто лист из огорода таскает, кто сортирует, кто накалывает «орешки листьев хомутной иглой да на шнур нанизывает. Надышишься табаку - голова разболится. И как это отец бесперечь этот табак курит?
Кончился табак - отец привез из лесу длинные толстые пихтовые жердины и велел всю кору с них содрать. Ошкурили орясины, теперь бы самое время на речке с бредеш-ком рыбачить, но отец опять задание дает: все столбы в пригоне и жерди на прясле тоже ошкурить, чтоб просохли, чтоб червяк под корой не плодился и дерево не точил...
Младшие Осокины давно уж догадываются, что отец еще нарочно что-нибудь придумывает, чтобы не бегать им зря по Стародубке. Бывало, пожалуются ему Генка с Лешкой, мол, другие ребятишки отдыхают, играют по-всякому, а они вот все работают что-нибудь. А отец запыхтит трубкой и заругается:
- Вам бы все лоботрясничать, как те вертоголовые! Вон какие дубины, ни черта не делают и делать не умеют. И вы такими же неумехами вырасти хотите?
Конечно, неумехами вырасти неохота... И все же изловчатся Генка с Лешкой, поиграют маленько.
...Весь этот день отец какой-то злой. В полдень примчался в Стародубку на лошади, перекусил наспех, надавал заданий и в луга поскакал.
Оказалось, кони из табуна убежали и вот-вот в потраву попасть могли. Лошадей он нашел, вернул и пригнал в деревню, а они - под яр да на остров. Остров чистый, все видно. Кони вскачь кружак по острову, а отец за ними. Никогда еще не видели Генка с Лешкой, как здорово отец на коне гоняет. Пешкам он ходит не торопясь, вперевалку, по-медвежьи. А на лошади совсем другой человек - лихой, быстрый и ловкий. Скачет, вьется вьюном и плеткой орудует. Согнал лошадей с острова, они с шумом и хлюпом промчались через протоку, громко простучали копытами по мосту, и отец за ними. За мостом кони повернули в луга.
Пока отец кружил по острову, стародубские ребята глядели с яра, где шла верхняя улица, и вот теперь все привалили к Осокиным высказать удивление. Какой, оказывается, лихой наездник Иван-то Осокин!
- Дак он же в кавалерии служил с моим папкой вместе, - пояснил Володька Жиганов. - Папка все вспоминает, как служили, как белых .китайцев громили.
Это, конечно, Генке с Лешкой приятно слышать. Но еще бы лучше, если бы отец подольше в деревне ,не показывался - можно порыбачить. Стали смотреть за мост, не покажется ли отец. Нету... Взяли бредешок и побежали вдоль огорода на речку. Раз завели, два завели. Пескари, чебаки поймались. А вот и щука! Да большая, в руках не удержишь.
- Лен, ломайте лен! - заорал Володька.
Начали лен ломать, а она брык - и вырвалась. Лешка верхом сел на нее, но она из-под него, как пуля, выскользнула. Тьфу ты, пропасть!..
Не успели опомниться, как на берегу показался отец. Вот не повезло!
- А ну, идите сюда!
И вздул тут же при всех...
Ох и лют был отец в тот день! И вечером злой был. Из его разговоров с матерью Генка с Лешкой знают, что охотничать его не отпускают, а сделали конюхом, поскольку в кавалерии служил. А конюшить ему не глянется.
Так-то оно так, ню неужто за это зло на маленьких срывать? Нет, уж тут Генка с Лешкой отца не одобряют.
Далее:
Детство Осокиных. Часть 20
Произведение публиковалось в:
"Приамурье моё - 1972". Литературно-художественный альманах. Благовещенск, Амурское отделение Хабаровского книжного издательства: 1972