Детство Осокиных. Часть 16
Ранее:
Детство Осокиных. Часть 15
Едва выпал снег, через Стародубку пошли санные обозы. Лошади гнедые, каурые, рыжие, соловые, саврасые, мухортые,, серые, чубарые, игреневые, буланые, пегие и прочие. Дуги и-сани тоже самые разнообразные. Можно весь день кататься с горы на санках и смотреть, как движутся обозы. Туда, то есть в район, идут налегке. Лошади бегут рысцой, потряхиваются дуги, позванивают удила, шаркунцы, колокольчики. А возвращаются с грузом - лошади потные, ступают размеренно, полозья скрипят тяжело и тягуче. Если хорошо запомнить лошадей, можно сказать, какой обоз когда проходил за грузом,-Мешки, бочки, ящики, тюки, корзины... Проедет обоз - приторно запахнет керосином, скипидаром или креолином. А то подразнит аппетит запах пряников, конфет, жмыха, подсолнечного масла. Картонные коробки, в которых везут мыло, чай, пуговицы, нитки и махорку, пахнут необыкновенно приятно.
Продолжается молотьба. В иные дни, когда особенно тихо и ясно, хорошо слышно, как за лесом гудит молотяга-соломо-тряс. Она молотит, и солому трясет, отделяя зерно от соломы и мякины. Как-то везли эту машину через деревню, так за ней все ребятишки далеко за околицу бежали. Новенькая,, крашенная зеленой краской, она казалась совершенным чудом. Колесики, шатуны, шестеренки, барабаны, крыльчатки, решета, зубцы всякие... И сама на больших колесах, и везли ее гусем самые сильные лошади. Никто никогда еще не видел в Стародубке такой большой и красивой машины.
Раньше маленькие Осокины видели только одну машину.. Это была молотяга-трещотка. У нее чугунный остов и сама она не выше коровы. Тогда молотьба шла у деревни за мостом, куда с косогора свезли снопы и уложили в клади. Потом снопы сбрасывали с кладей, разрезали вязки и подавали на стол машинисту. Машинист подхватывал снопы, растрясал на столе и совал в лоток, а потом в жерло трещотки, где со страшным грохотом выл молотильный барабан. Машина тряслась и ревела, выплевывая измочаленную солому и брызгая зерном. В хвосте ее попарно стояли бабы с граблями, ловко подхватывали солому и, потряхивая да подбрасывая, катили ее, пока в ней не оставалось ни зернышка. На пути соломы вырастала гривка зерна. Как только солома накапливалась, подлетал возчик с поперечной оглоблей на длинных постромках. Он становил коня задом к соломе, перебрасывал через нее постромки с оглоблей, становился ногами на оглоблю и взмахивал вожжами. Лошадь увозила копну соломы по проторенной, гладко уезженной дороге к соломенной скирде. А там стоял мужик со стоговыми вилами и бросал солому на скирду.
Хорошо смотреть на молотьбу! Все крутилось и вертелось, все работали быстро, споро, оглушительно ревела чугунная машина, которую крутили за водилины четверо лошадей.
А теперь вот работает соломотряс, и шибко хотелось посмотреть, как он молотит. Но пацанов на ток мужики не пускали: как-то у барабана отломился зуб, вылетел и чуть не убил машиниста. Потом говорили, это какой-то вредитель засунул в сноп железный курок от телеги, чтобы сломать машину. И правда, чуть не сломалась самая дорогая машина. Но Осокины надеются насмотреться на соломотряс, когда будут ходить в школу. Это по пути, и скоро уж.
А раз маленьких не пускали на ток, они играли в деревне. В тот день сначала катались с Осиновой сопки, потом Во-лодька Жиганов сманил их на яр у старицы. На старице был гладкий лед, еще не сильно заваленный снегом, и с разгону санки летели по нему аж до другого берега и лезли вверх. С другого яра санки катились задом и натыкались на что-нибудь. Все, кто был на них, летели кубарем на лед.
Володька и тут все что-нибудь указывал да затевал по-своему.
- Эй, ребя! Давай изделаем катушку вот так!
Это чтобы кататься по ложку, который разрезал яр как раз на повороте и выходил устьем на прямую дорогу вдоль старицы. Стали ладить новую катушку. Утоптали дно ложка, рытвинки засыпали снегом, и получился длинный крутой желоб, по которому и править на санках не надо: как вылетишь на лед - так далеко-далеко катишься.
Володька санки, конечно, не возил - и так костыли скользили, хоть он и набил в их концы острых гвоздиков.
Катались на двух санках Генка, Лешка, Володька, Спирька. И раз от разу все дальше укатывались: катушка все тор-ней становилась. И вот, когда укатились совсем далеко, лед под санками затрещал и начал проваливаться. Спирька с Лешкой успели отскочить со своими санками, а Генка с Во-лодькой стали тонуть. Володька раскинул костыли, так что они не давали тонуть, за лед задержались, а сам ногой отталкивался и вылез на берег, вымокнув только по пояс. А Генка за ним плыл. Хорошо - под живот попала шершавая льдинка, и он за нее держался. Как вылез на берег, стало тяжело идти, одежка вся намокла.
Побежали сушиться к Володьке - прямо по старице, а не по дороге, чтоб никто не увидел. Дома у Володьки никого, кроме маленьких, не было. К вечеру высохли, и никто не узнал, что искупались, а то попало бы.
Вечерами отец теперь все заряжал патроны, чинил капканы, обшивал лыжи, готовил пилюли со стрихнином. Его колхоз опять охотником утвердил.
Так и прошла зима. Каждый день младшие Осокины катались на санках да на лыжах. Правда, насчет лыж отец не сразу согласился. Маловаты, мол, для лыж. Потом все же изладил. Вытесал их из осинки, выстругал, а потом з&гнул и высушил в печке. Лыжи получились легонькие, каткие. Когда Генка с Лешкой на них с горы летали, отец сам удивлялся.
Днями отец пропадал в тайге, а вечерами, после ужина, с матерью да другими бабами и мужиками в избу-читальню ходил, где мать вместе с другими училась грамоте. Дома теперь были новенькие карандаши, буквари и тетрадки. Запах от них шел сладостно-заманчивый, а картинки - как живые.
Сначала отец и мать строжились, когда Генка с Лешкой книжки таскали, и наказывали бабушке не давать их, а потом раздобрились и стали разрешать. По арифметике отец и мать аж за третий класс задачки в уме решали, а по русскому языку мать кое-как за первый класс сдала. Сказывали, когда мужики первый раз собрались, учительша в обморок упала, потому что и накурили, и водкой пахло. Курить она запретила, а пьяных да шухарных мужики сами за дверь выводили.
Генке с Лешкой хотелось посмотреть, как взрослые учатся, но маленьких туда не пускали. Да ничего, Генка скоро сам в школу будет ходить.
Далее:
Детство Осокиных. Часть 17
Произведение публиковалось в:
"Приамурье моё - 1972". Литературно-художественный альманах. Благовещенск, Амурское отделение Хабаровского книжного издательства: 1972