Детство Осокиных. Часть 15
Ранее:
Детство Осокиных. Часть 14
Незаметно подходила осень. В ведренные дни по утрам уже выпадал иней. С севера на полдень летели гуси. Лес все больше пестрел. Крутая Осиновая сопка издали казалась совсем желтой, как свежий омет соломы. На тиховодье чуть не до полдня держалась льдистая пленка - тонкая, как слюда, и рисунчатая, как кружево. На тихую потускневшую старицу опускались первые палые листья.
Как-то выдался прямо по-летнему теплый и ведренный день. Генка с Лешкой пошли на Илицу порыбачить - возле жигановской бани, где лежал на воде большой деревянный круг. Удочка у них была одна на двоих. Воткнули удилище в укромном местечке меж кустами, а сами стали играть на круге. Один торчком бросал в воду палочку, а другой отгадывал, как она пойдет. Если нырнет вглубь, значит «нырок», если сиганет в сторону - «щука». Кто отгадает, тот снова бросает, а другой палочку достает. И вот Лешка потянулся за палочкой да булькнул с круга вниз головой. Дед Жиган как раз возле бани возился и видел, как Лешка нырнул.
- Уто-оп! Лешкя уто-оп! - закричал он.
Генка хотел было уж в воду бухнуться - Лешке на помощь. Да тут возле берега показалась какая-то кочка. Она лезла на берег, пыхтела, фыркала и плевалась. Это была Лешкина голова.
Отплевался Лешка, отдышался и с гордостью объяснил, как выбрался. Плавать он не умеет, так по дну пополз. Сначала головой в ил воткнулся. А как голову вытащил и открыл глаза - увидел коряжину и по ней до берега добрался. Молодец Лешка, не растерялся!
Игра больше не ладилась, пошли домой.
А дед тем временем расшумелся на всю Стародубку. Дескать, лезут к воде, сопляки, а плавать не умеют. Вот возьмет он прут да как выпорет...
Но Генка с Лешкой теперь не боялись деда.
Бабушка, как увидала мокрого Лешку, всполошилась, закудахтала:
- Ох-ох-ох! Матушки мои!.. Лешачата окаянные!..
Но и к этому они отнеслись спокойно. Лешка залез на печку под тулуп и быстро уснул.
В тот день Спирька, Кузька и Мишка убежали на другой конец деревни, играть Генке было не с кем, он посидел немного на крылечке и пошел на косогор, заросший пихтами. Ему давно хотелось там побывать.
Перед самым пихтачом в тени серебрился иней. Здесь он весь день не таял. Надо же! Генка вышел на солнечный мысок, обрывавшийся небольшой скалой, и сразу увидел всю Стародубку. Никогда еще не забирался он так высоко. Страх, радость и ликование теснились в груди. Перед ним открылись далекие-далекие незнакомые горы. Они голубели высоко в небе, как бы полурастворяясь в нем. Что там?
Видно было, как виляет Илица. Вот она течет с полудня, упирается в горный берег, где лепится дорога и поблескивает родник, из которого берут воду, вот поворачивает почти назад. А там опять косогор встал на ее пути, и она так же круто загибается в другую сторону. Вся Илица, куда ни посмотри, сплошь в загогулинах. Тут, где стоит Стародубка, у нее три русла. Одно прямое, меж островов, другое в обход Пихтового острова - это старица, третье - в обход Чистого острова, где играют ребятишки. Эти острова - как штаны-галифе, только одна штанина повыше, другая пониже. По сторонам этих штанин стоят избы, бани, пригоны. Красота!
Полюбовавшись высотой и простором, Генка стал ковырять палкой в земле, будто мог найти тут какой-нибудь клад. Земля черная, перегнойная, как з огороде. Но в глубине начинался голый серый камень. Генка покопал в другом месте и в сухом мусоре, перемешанном с землей и пылью, увидел белые аккуратные шарики. Неужто змеиные яйца? А вдруг змея рассердится и ужалит? Ноги-то босые. Но змеи видно не было. Генка осторожно взял один шарик в ладошку. Он мягкий, вместо скорлупы - белая и тонкая, как бумага, пленка. Всего таких яичек Генка нашел штук десять и все уложил в карман. Будет чем удивить Лешку, и жигановских, и других ребятишек.
Потом поднялся выше по мыску, где стояли тонкие и частые пихточки, пробрался сквозь них, вдыхая , сухой смолистый воздух, и очутился на следующей площадке. Здесь лежали белые кости. Сначала Генка подумал, что поблизости прячутся волки и это их работа. Стал кричать Дамку. Услышав, как она взвизгнула под горой, Генка повеселел, - значит, сейчас прибежит.
Дамка-то и напугала Генку, потому что ворвалась на площадку не снизу, а сверху, совсем с другой стороны. Она обнюхала кости, недоуменно повиляла хвостом, поглядела на Генку и, зевнув, пошла обратно. Стало быть, никакого зверья поблизости не было.
Страх пропал. Зато появилось другое, чего никогда еще не испытывал Генка. При виде этих белых костей он почувствовал тоску, протест и обреченность. Вроде его долго и хитро обманывали, а теперь вот открылась правда. Он глядел на голые кости, которые еще недавно были живой овечкой. Но самое ужасное - голова, которая лежала отдельно на каменной плите, наполовину ободранная, наполовину со шкурой и шерстью. Оскаленные зубы, высохшие глаза и развороченный череп... Странно и страшно. Все съедено, а голова почти уцелела. Так вот что остается после смерти! То, что было живым и красивым, стало мерзким и безобразным. Почему так и зачем?..
Бледный, с холодком в хребте, слабостью в ногах и болью в голове, вернулся Генка домой. Лешка уже проснулся и обсох. Будто и не купался в холодной воде.
Отдав ему найденные яйца, Генка полез на кровать - вроде захворал. А бабушка, увидав находку, всполошилась - а вдруг в яичках змеята?
- Брось! Брось сейчас же! - кричала она. - Ой, чемер вас подери. Все что-нибудь отчебучат...
Но Лешка и не думал бросать. Он подхватился и рванул по деревне показывать невиданные змеиные яички. Вернулся поздно и доложил, что мужики на конном дворе яички посмотрели и сказали: это либо ящеркины, либо ужиные, а у змей таких не бывает.
Ночью Генка бредил и вскакивал, а утром поднялся вялый и тусклый. Несколько дней он тосковал так, что бабушка решила лечить его от испуга. В кружке, поставленной в загнетку, растопила чистый воск и вылила его в ковшик с водой, который держала над Генкиной головой. Лила воск и что-то-шептала, а воск застывал в виде загогулин, чудовищных птиц, и зверей. И, крестясь, бабушка шептала:
- О господи! Вот он страх-от! Вот он твой испуг-от! Выходи, выходи, весь выходи...
Далее:
Детство Осокиных. Часть 16
Произведение публиковалось в:
"Приамурье моё - 1972". Литературно-художественный альманах. Благовещенск, Амурское отделение Хабаровского книжного издательства: 1972