Детство Осокиных. Часть 10
Ранее:
Детство Осокиных. Часть 09
Дедушка за лето много кротов добыл и нашел две колодки лесных пчел. Уж пчел-то искать он мастер! И не то, что отец-молчун, а рассказывает про все, что ни спросишь. Только дома и он бывает редко. А когда бывает, Генка с Лешкой не отстают от него.
Теперь уже осень началась. День стоит тихий, ясный, комаров нет, только мошка еще держится, а тайга пестрая, как дытанская шаль.
С утра дедушка как всегда потесал и постругал что-то под навесом, а еще раньше сходил на Калташку проверить морды и принес хариусов. В чернь стал собираться уж после завтрака. Тут Генка с Лешкой подвалили. Их тоже посадили за стол, но есть они еще не хотели - дома блинов наелись, и поели у дедушки только меду.
Тимы и Сережи дома не было, их отправили учиться в село Калташ. Дедушке одному, наверно, тоскливо, и он взял с собой всех -маленьких. Веселая получилась компания - дедушка, Пронька, Генка, Лешка да три собаки. У дедушки при себе были ружье-б&рдаика, топорик за поясом, сумка на боку и ножик в кожаных ножнах. Одет он был как всегда в просторную толстовку, широкие штаны-чембары. На ногах мягкие ичиги, на полове кожаный картуз. У маленьких одежка похожа на дедушкину, только картузов нет.
С собой взяли картошки, чтоб в лесу испечь, бутылку сыты и каравай хлеба. Дедушка опросил, как обулись, ноги не трет ли. Если трет, лучше сразу переобуться. Да еще просит дедушка шибко головами-то не вертеть, а то на сучок напорешься или споткнешься да ушибешься.
Тропинка шла в косогор, от дедушкиного дома на север, а дальше виляла по широкой спине горного отрога. Тропинка давно утоптанная, может, с тех пор, когда еще дедушка молодым был. Вот только валежин много. Раньше их вырубали, а теперь дедушке, наверно, некогда. То сушина поперек тропы упала, то пень подгнил и рухнул, то вьгваротень целый. И надо перешагивать, перелазить или в обход идти.
- Нечистый дух, совсем запустилась тропа... - ворчит дедушка.
По тропинке ползали черные, желтые и красные мураши и букашки. Там и тут виднелись шляпки грибов. Иные уже сгнили и раоплылись, как кисель. В одном месте лежал дохлый крот, в другом - убитая змея. От них остались одни шкурки, и там густо копошились черные с красными и желтыми пятнышками букашки.
Собаки то совсем пропадали куда-то, то, высунув языки, бежали по тропе. Травы уже вызрели и обсеменились, и поэтому на собаках полно было сухих репьев, колючек. Бурундуки бойко запасали всякие семена. Смотришь - на высокой дудке сидит полосатый зверь с раздутыми щеками и торопливо вышелушивает семечки. А подойдешь ближе, он - бульк вниз и свиристит заполошно или скорей на дерево лезет. Много бабочек, ос, шмелей, шершней. Но больше бабочек - голубенькие, будто ситцевые, мятлички усаживались кучками на сырых местах и чуть пошевеливали крылышками.
Про пчелок дедушка сказал, что это пока «наши пчелки», а если пройти еще версты четыре, то могут быть уже и лесные - дикие.
Собаки часто вспугивали табунки рябчиков - до десятка и больше. И не отличить было ораэу, какой старый рябчик, а какой молодой, нынешний: все уже выросли.
Припасов у дедушки маловато, он наобум не стреляет, а выбирает, чтоб наверняка попасть. Вот опять взлетел табу-нок. Дедушка поднял руку. Это знак остановиться и не шуметь. И все замерли, даже дыхание затаили, слышно, как сердце бьется. Дедушка не спеша снял берданку и плавно поднял ее, целясь куда-то в середину пихты. Казалось, целится он слишком долго, и все ждали. Выстрел ударил неожиданно - ахнуло так, что в уши садануло. И пошло гулять эхо. «О-о-о. О-о-о», - от горы к горе. Рябчики попадали, как тряпочные комочки, и немного было жаль их.
Потом дедушка сказал:
- Ну, на похлебку хватит. А заряды надо поберечь для белки. Скоро она дошлая будет.
Конечно же, никто бы не отказался, если бы дедушка позвал их и белковать. А раз с зарядами плохо, то они из стен и досок, куда раньше стреляли в цель, выковыривали ножичками дробь и картечины и почти каждый день приносили дедушке то на заряд, то на два. Он хвалил их. Когда ели суп с рябчиками, попадались мятые и плющенные дробинки - те самые, которые они добывали.
Шли и шли, дедушка время от времени спрашивал, пристали они или нет, и, конечно, все отвечали, что нисколечко, хотя отдохнуть хотелось. Потом дедушка сказал:
- Ну вот. Это место называется Маленькая сопочка. А во-он видите большую гору? Там змей много и барсуки живут. А на самом верху, видите, - скала на петушиную голову похожа. Вот и назвали гору Петушком.
Всем захотелось и там, на Петушке, побывать, да идти туда уж больно далеко.
- Садитесь отдыхать, - сказал дедушка и указал на толстую, облупленную колоду, лежащую поперек тропы.
На ней, видать, всегда отдыхали, потому что вся она изрублена топорами и ножами изрезана. Даже буквы вырезаны. Но читать никто не умел, а лешкины «Квикви-Вакви» тут не годились. Дедушка сказал, что эти буквы вырезал Тима, и все пожалели, что его тут нет. Как он там, в школе? Им-то здесь, в черни да с дедушкой, вон как хорошо. А Тима да Сережа где-то одни сейчас...
Недалеко от трапы, на чистой елани, прилаженный к высокому осиновому колу, висел берестяной черпачок-чумашка. Дедушка снял его, вытряс нападавшие хвоинки и сказал:
- А ну, мужики, поднатужьтесь, посикайте вот сюда.
И объяснил, что это надо для приманки пчел. Пчелы учуют, прилетят, а там можно будет выследить .пчелиное гнездо.
Дедушкину просьбу охотно выполнили. Подлив в чумашку сыты из бутылки, дедушка отнес ее на место, укрепил. Вернувшись, сел отдохнуть, покурить.
- Прислушивайтесь да поглядывайте, - велел он. - Уши-то у вас чуткие, а глаза вострые.
И каждому хотелось первым услышать и увидеть лесную пчелу.
Место было хорошее - вершина люга, где большой подковой изгибалась горная грива. Склон ее,крутой, солнцепеч-ный, и от него шло тепло, как от большой печки. На склоне много толстых пней и лесин, но больше всего всяких дудок, которые покачивали и потряхивали бурундуки, вышелушивая семена. И все, что возвышалось над землей, густо увито и окутано хмелем. Золотистые его сережки свисали с пней, кустов и сучьев валежин, как большие плетенки свежего лука. И когда подувал ветерок, ядрено пахло хмелем.
Сколько ни прислушивались - пчел никто не услыхал. Отдохнули и пошли дальше. Теперь тропа повела вверх по солнечному косогору, потом в обход и вроде, назад стала загибаться. Дедушка сказал, ничего, что назад, вот так они и выйдут по другой грйве на большую тележную дорогу, на берег Калташки, и по ней вернутся к дому.
Пока шли назад, дедушка еще две чумашки поставил. Потом у студеного ключика, обросшего смородиной, пекли картошку и обедали. А вечером, как и ска-зал дедушка, были дома.
Далее:
Детство Осокиных. Часть 11
Произведение публиковалось в:
"Приамурье моё - 1972". Литературно-художественный альманах. Благовещенск, Амурское отделение Хабаровского книжного издательства: 1972