Три бала. Бал второй
Ранее: Три бала. Бал первый
В июле 1916 года, после излечения от ранения, капитан Молодцов был командирован в дальневосточный Благовещенск за пополнением для фронта.
Прибывши в город, где перед войной он недолго стоял с полком, Молодцов по примеру бывшего своего командира полковника Латышева, убитого год назад разрывом снаряда, нанес несколько визитов людям, с которыми был прежде знаком – благодаря общительности все того же Латышева. В том числе капитан побывал у банкира Борена и встретил там Аделину, вместе с мужем, крупным восточным промышленником Германом Мильхом, приехавшую из Владивостока в гости к отцу.
Аделина узнала Молодцова, обрадовалась ему, глаза ее весело заискрились.
- Вы еще танцуете, капитан? – спросила она.
- Только в окопах, под пулями, - отвечал он.
- О, это ужасные пляски. А по-настоящему, на балу, вам хотелось бы танцевать?
- Боюсь, что от долгой отвычки я буду смотреться медведем.
- Я помню, как ловко вы щелкали каблуками.
- Вот уж чего мне теперь не приходится делать.… Хотя, что ж, перед хорошенькими барышнями я все еще готов рассыпать дробь.
- А перед замужними женщинами?
- Тем более.
- Как славно. Беру ваши слова на заметку, - проговорила Аделина. – В городе в честь моего мужа затевается грандиозный бал с ужином, танцами, речною прогулкой на пароходе. Мужчины, как водится, сядут за ломберные столы, а дамы останутся без кавалеров. Не согласитесь ли вы на роль моего штатного партнера?
- К вашим услугам, сударыня. Если не покажусь вам медведем, можете занять меня сразу на все танцы.
- О нет, о нет, о нет, - пропела Аделина. – Я вовсе не собираюсь быть дамой одного кавалера. Мне бы хотелось, чтобы вы присутствовали в моем окружении, чтобы в любую минуту я могла б опереться на вашу руку. Обещаю не слишком обременять вас своими капризами и время от времени отпускать на свободу. Вы не откажитесь от такого предложения? – спросила Аделина, заговорщицки глядя на офицера черными блестящими радужками, в которых, однако же, сияли и переменчивые огни.
- Не откажусь, - уверил Молодцов, вспомнив давний укор Латышева в том, что он не политический человек. К тому же в замужестве Аделина стала еще прекрасней. Она по-прежнему напоминала драгоценную раковину, бело-розовый перламутр которой был так же первозданен и свеж, а головка молодой женщины все так же сравнима с черной жемчужиной.
- Благодарю вас, - признательно отозвалась Аделина и вручила капитану пригласительный билет.
Деловые люди города в самом деле устраивали бал в честь приезжего магната Германа Ивановича Мильха, ведшего дела по Транссибу от Иркутска до Владивостока и по КВЖД от Читы до Харбина. Средства на бал собирались в складчину. Сам именинник внес повышенную долю, еще больше подняв к себе уважение. Для проведения праздника был закуплен двухпалубный пароход с рестораном, буфетами, бильярдным и ломберными столами, духовым оркестром, цыганами, местными певичками и – в глубочайшей тайне от женской половины общества – размещенным в самом низу убежищем граций.
Гости начали съезжаться около полудня субботнего дня. Поднявшись на борт и заняв расписанную им каюту, они выходили на церемонию представления почетному гостю, а по сути – хозяину праздника. Супруги Мильх стояли на верхней палубе под тентом. Он сорокалетний, плотный, осанистый, с широкой грудью, с лысиной на макушке, с решительным и резким выражением лица, делавшим его похожим на коршуна, бесстрастно и зорко обозревающего окрестность. Однако, приметил Молодцов, иной раз сквозь сумеречную личину магната светлым лучиком пробивалась усмешка – не над кем-то или над чем-то, а как подарок самому себе. Женщина, крепко обхватившая его руку, была достойным ему украшением. Аделина не только молодостью и красотой, но и личностной значимостью пыталась соответствовать высокому пьедесталу, на который ее вознесло замужество.
Представлялись только деловые люди города – купцы и промышленники различного ранга, с супругами и взрослыми детьми, если такие при них находились. «Рад знакомству!» - бросал Мильх ранее незнакомому или: «Рад встрече!» - знакомому. Далее представлявшийся обращался к госпоже Мильх: «Мое почтение, мадам!» - и целовал ей руку. Дамы и молодые девушки делали книксен, молодые люди отдавали короткий поклон. Госпожа Мильх желала семейству «приятного отдыха». Далее пара или семейство переходили к приветствию местных тузов и знати по мере их ранга и значения, с равными себе членами общества просто здоровались. Завершившие ритуал представления гости собирались кучками или растекались по палубе, в подражание первым лицам держась парами. При этом они с показательной бережностью, значением и важностью прогуливали своих жен, словно те составляли для них наиглавнейшую драгоценность.
Для капитана Молодцова час служения прекрасной даме еще не настал. Предоставленный сам себе и представлявший только честь военного мундира и славу фронтового офицера, он успел обследовать пароход, разведать его тайны, причаститься рюмочкой и икоркой в буфете, вернуться на палубу и с насмешливостью наблюдать парад супружеской верности, гадая про себя, для кого же в таком случае приготовлено убежище граций.
Мильху, очевидно, поднадоела затянувшаяся процедура представления. Оглядывая скучающим взглядом публику, он заметил одинокую фигуру военного, и на загадочно посветлевшем лице богатея обозначилась усмешка, как бы спросившая Молодцова: «Ну что, дружок, тоскуешь по привязи? Цепи, даже золотые. Все равно – цепи». – «Для меня это давно не открытие», - с тою же умудренностью ответило ему лицо военного. – «Однако, для постороннего человека узы сии неприкосновенны есть», - предупредило вдруг замкнувшееся в холодном и решительном выражении лицо магната. Вне сомнения, ему хорошо были известны тайны и тайные пружины начавшегося праздника.
Аделину же нисколько не утомляла роль примадонны в разыгрываемом спектакле. Она упивалась своим величием и величием супруга. Излучаемое молодой женщиной радушие подкреплялось удовольствием власти и первенства. Вдруг глаза Аделины изумленно раскрылись: к представлению приближалась молодая и красивая пара. Он в легком белом костюме, белая шляпа зажата в опущенной руке и слегка похлопывает по бедру. Его спутница в белом платье, белой кружевной шляпке с выступающими из-под нее золотистыми локонами. Оба высокие, стройные, ладно подходящие друг к другу. Шли они легким, неспешным шагом, словно позволяя присутствующим любоваться собою. Все взоры стоящих и гуляющих по палубе людей обратились на них. Капитан Молодцов даже отклонился от борта, всматриваясь в нежные и узнаваемые черты дамы.
- Купец второй гильдии Павел Яковлевич Гуров с женой Полиной Сергеевной, - представился молодой человек.
- Рад знакомству, - приветливее обычного отозвался Мильх, а его жена в нарушение этикета сердечно обнялась с однокашницей.
Когда после представления чета Гуровых проходила мимо одиноко стоящего военного и Полина, всецело поглощенная своим мужем, не обратила внимания на Молодцова, тот тихонько позвал:
- Полина Сергеевна?
Белая Лилия обернулась и расцвела улыбкой:
- Поручик…
- Капитан, - поправил он
- Капитан Молодцов? Сергей Константинович? Счастлива снова увидеть вас. Здравствуйте! Пашенька, познакомься. Это бывший поручик Молодцов, мой кавалер на выпускном бале.
Гуров с удовольствием принял знакомство и по широте душевной пригласил офицера разделить с ними общество.
Со своей головной позиции Аделина наблюдала, как в окружении двух великолепных мужчин уходит с палубы ее гимназическая подруга.
Съезд и представление гостей закончились. Оркестр заиграл марш «Прощание славянки». Пассажирам подали шампанское. С бокалом в руках и под музыку уезжающая на гулянье публика рассталась с городом. Пароход вышел на стрежень, миновал слияние двух могучих дальневосточных рек и затерялся в пространстве среди воды, зеленых берегов и синих далей. Не эту ли прогулку и не этот ли пароход изобразил неизвестный художник на картине, которая хранится теперь в краеведческом музее? Правда, он показал плывущее по реке судно издали. На нем не видно нарядной публики. Сколько ни смотри, не увидишь двух беседующих у борта дам в белом и розовом платьях, ни тем более их мужей: одного - в деловой компании попивающего на палубе пиво, другого – засевшего с армейским офицером в буфете.
- Я счастлива замужем, - призналась Полина Аделине. – Наш брак по любви. Я до безумия влюблена в Павла. Словами это не передать.
- Я тоже считаю свой брак удачным, - в свою очередь призналась Аделина. – Наши узы скреплены чувствами и делами. Герман – великий человек. С ним я увижу мир.
Больше сказать друг другу им было нечего, и они разошлись в разные стороны.
После затянувшегося до темной ночи ужина деловые и солидные хозяева праздника пожелали сесть за карточные столы. Гостей, жаждущих подвижных развлечений, томительным вальсом поманил на верхнюю палубу духовой оркестр. Герман Мильх подвел к Молодцову свою жену и с наигранным добродушием проговорил:
- Вручаю вам для танцев мое сокровище. Не позволяйте ей без меня скучать.
При этом проницательные его глаза холодно предупредили: «Но не забывайтесь, молодой человек».
На палубе Аделину по каким-то организационным делам отвлек распорядитель бала. Оказавшийся рядом с Молодцовым купец Гуров приятельски его окликнул.
- Вы не играете, капитан?
- Увы, я при обязанностях, - заметил тот.
- Будьте в таком случае добры, позаботьтесь о моей женушке, пока я играю. Развлеките ее, как сможете.
Полина подняла на мужа грустные, умоляющие глаза.
- Возьми меня с собой, Пашенька?
- Не дамское дело сидеть возле карточных столов. И никто тебе этого не позволит, - отговорился купец, поспешно сбегая вниз.
Возвратившись, Аделина увидела рядом с Молодцовым Полину, сощурилась и сухо спросила:
- Установим очередность или будем менять кавалера по жребию?
- Я вовсе не хочу танцевать! Ни с кем не хочу танцевать! – со слезами на глазах вымолвила Полина.
- А я хочу и даже очень! – энергично заявила жена магната и требовательно сжала руку Молодцова.
По счастью у Аделины тоже были обязанности. Столь же крепкой рукой она держала веселье на палубе. Оркестр у нее играл не уставая, певички щипали сердца жестокими романсами, цыгане взбадривали гостей страстной песней и пляской. Танцы сменялись выигрышными лотереями, любовной почтой, хороводам по пароходу. Аделина была в центре, на стрежне, в окружении, заслоненная от Молодцова толпою ищущей ее внимания молодежи. А Полина все грустила в ожидании мужа. Стрелы веселья достигали, но не задевали ее. Ей пришло по почте несколько посланий. Они были не от мужа, и она их читать не стала. Свое единственное послание она адресовала мужу, призывая его скорее вернуться. В азарте игры он сунул доставленное ему письмо в карман, не читая. Прыткие юноши подлетали к Полине с приглашением на танец. Она им отказывала и не танцевала даже с разделявшим ее одиночество Молодцовым.
- Господин капитан, вы женаты? – в печальном раздумье спросила Полина, глядя туда, где река, берег, небо и дали слились в непроницаемую черную массу.
- Женат, - с неохотой признался Молодцов.
- Как ваша бедная жена выносит разлуку?
- Она привыкла.
- А вы?
- Я тоже.
- Вы ее не любите?
- Так, как в первые дни, - уже нет. Теперь нас объединяют дети, доверие, ожидание, множество других зависимостей и притяжений, коих бессчетное число в браке. Их не перечислить, не распутать…
- Благодарю за такие слова, они успокаивают. – Полина накрыла его лежащую на поручне руку своею легкой рукой. – Я покидаю вас с чувством надежды. Передайте моему мужу, что я его жду в каюте.
Она ушла, не позволив себя проводить. Аделина тоже не проявляла к нанятому кавалеру внимания. Обрадовавшись свободе, Молодцов отправился обследовать пароход. За карточными столами сосредоточенно и скучно играли. В буфете купец второй гильдии Павел Гуров с безмятежным видом тянул из бокала вино. Увидев Молодцова, он зазвал его к себе и, угощая вином, восторженно доложил:
- Полюбуйтесь на меня, капитан. Продулся в прах, но чист душой, как младенец, светел ликом, как херувим, и весел, как бог.
- Неужели проигрыш вас нисколько не огорчает?
- Ни в коей мере! Я игрок по сути своей. Риск и азарт для меня все!
- А победа?
- Как же! Все ради нее. Но она, проказница, сегодня выбрала не меня. Как у вас, капитан, со страстишками?
- У меня, господин купец, война. На кону жизнь, смерть или увечье. Сильнее игры не бывает.
- Простите, капитан, - осознал свою неделикатность Гуров. – Вы сейчас на фронт? У меня была мысль сделать вам взнос на дорожку. Но, как видите, поиздержался, спустил всю наличность. А продуктами вы не против? Новобранцев везете. Почти месяц пути. Есть-пить чего-нибудь надо.
- Не против, - ухватился за предложение Молодцов.
- Вот и ладненько, - довольно произнес Гуров. – В понедельник присылайте своих ребят ко мне в магазин, выделю, что смогу. Сами тоже приходите – расцелуемся на дорожку.
- Покорнейше благодарю.
- Не стоит благодарности. Я тоже служу Отечеству.
Они скрепили соглашение очередным бокалом вина.
- Как там моя жена, не сильно скучает? – поинтересовался купец.
- Она ждет вас в каюте, - сдержанно сообщил Молодцов.
- Пусть, голубушка, отдыхает, а мы еще порезвимся, - подмигнул Гуров.
- Ну… - неопределенно пробормотал Молодцов, глядя в сторону.
- Ей известно, что я не любитель танцев, а другого сносного развлечения здесь для нее нет. – Гуров был весел, словно ребенок, выпущенный погулять. – Вы, капитан, уже навещали убежище граций?
- Нет еще.
- И я нет. Не мешает взглянуть: кем нас там угощают?
К своему удивлению Молодцов застал в убежище граций Мильха. Тот встретил его надменным, не допускающим осуждения, взглядом. Молодцов пожал плечами, показывая, что ему, в общем, нет до этого никакого дела. Напряжение ушло с лица Мильха. Капиталист словно бы согласился с присутствием чужака в их корпоративной компании.
- Господин капитан, - сказал он, - я не видел вас за карточным столом.
- Ваши ставки для меня чрезмерны, - отвечал Молодцов.
- Я в выигрыше и с удовольствием вам ссужу, - предложил толстосум.
- Обстоятельства не позволят мне вернуть долг, - объяснил офицер, имея в виду скорый отъезд.
- Не беда. Отыграетесь – вернете, не отыграетесь – спишу на защиту отечества, - обозначил условия Мильх.
- Соглашайтесь, капитан, - выкрикнул почувствовавший интригу Гуров.
Молодцов и сам понимал, что денежные тузы устраивают ему, офицеру и фронтовику, насмешливое одолжение, вроде того, что «по усам текло, а в рот не попало». Он внутренне оскорбился, но вызов принял.
- Благодарю за честь, господин Мильх. Обязуюсь не принести ущерба вашему кошельку.
- Ну что ж, я ставлю на вас, вы ставите на меня, надеюсь, что в выигрыше останемся оба, - миролюбиво сказал Мильх, поднимаясь с кресла. – Закончите здесь дела – мы вас ждем наверху.
Переставляя в мелком шажке негнущиеся ноги, он направился к выходу. За ним потянулась окружавшая его компания деловых людей. В двери Мильх обернулся и с затаенной усмешкой прибавил:
- Грации тоже на счет защиты Отечества. Наслаждайтесь, капитан, в полной мере.
Когда дверь за Мильхом и его сопровождением закрылась, Гуров, с возбужденным лицом, приятельски хлопнул Молодцова по плечу:
- Это игра, капитан. Смею вас уверить, самая настоящая. То, что вы фаворит у меня, мало, что значит. Вы фаворит у колоссального денежного мешка. Черпайте из него как можно больше, капитан. Черпайте столько, сколько сможете вытянуть. Я буду болеть за вас!
Обещание «болеть» молодой купец не сдержал. Он надолго потерялся из виду, застряв возле граций. Явился к игрокам совершенно пьяным и почти что без памяти. Молодцов с кучей денег в руках как раз отсчитывал промышленнику долг. После расчета у капитана остались ассигнации, и он сунул их в карман. Толстосумы глядели на выигравшего офицера с уважением, а Мильх одобрительно заметил:
- Фартовый вы человек, господин капитан. В купеческом деле вы бы не потерялись, а в ратном – желаю вам славы.
Гуров, сообразив, что Молодцов выиграл, потянул капитана в буфет. Молодцов же по-приятельски доставил подгулявшего купца к его каюте и сдал на руки жены, принявшей его с нежной заботой. «Фу, черт!», - вспомнил офицер о своих обязанностях перед Аделиной и поспешил на палубу, откуда еще неслась музыка. Но бал уже свертывался, публика потихоньку расходилась. Навстречу Молодцову вынеслась спешащая куда-то Аделина и, пролетая мимо, насмешливо бросила:
- Вот и вы, капитан. А я уже привыкла обходиться без вас.
Ночь разрежалась серым рассветным сумраком. Певички и цыгане исчезли. Измученные оркестранты складывали инструменты. Палуба быстро пустела. Веселье окончилось. Молодцов, как и все ушел в свою каюту и проспал утренние часы.
Когда солнце облило мир оранжево-розовым светом, пароход снялся с якоря и пошел обратным курсом в город. Часа через три он замер у городской пристани. Нехотя и неспешно его начали покидать первые пассажиры. Супруги Мильх, бодрые и свежие, словно проспали целую ночь, стояли наверху у борта. Кто желал, подходил к ним проститься. Иные прощально махали рукой уже с берега. Молодцову в воскресный день спешить было некуда, он тоже наблюдал сверху за оживлением на пристани.
По сходням прошла Полина, поддерживая рукой явно нездорового мужа. Сзади матрос нес их чемоданы. Когда молодая женщина усадила Павла в пролетку и сама села рядом, Молодцов прощально помахал ей рукой. Полина не оглянулась на пароход и прощания его не заметила.
- Глупая, бездарно влюбленная женщина, - произнесла подошедшая к Молодцову и ставшая рядом Аделина. – впереди у нее великое разочарование.
- А, возможно, и нет, - возразил офицер, провожая глазами белую шляпку. – Во всяком случае, в ее чувстве, - добавил он, оборачиваясь к соседке.
Аделина недовольно покосила на него черным блестящим глазом, что заставило его вспомнить о своей вине перед нею и покаяться.
- Ради бога, простите меня, Аделина, я не оправдал ваших ожиданий.
- Причем не в первый раз, - заметила она.
- Да, да, помню, - пробормотал он, не вполне представляя, что она имеет в виду.
- Меня примиряет с вами лишь то, - жестким тоном продолжила она, - что вы, как и все этой ночью, посетили убежище граций, а не каюту порядочной женщины. Это так легко было перепутать. Но я вам не прощаю того, что вы даже не попытались за мною поволочиться. Вы ухаживали за Полиной, а она, дурочка, этого не заметила.
- Я за ней не ухаживал, я ее утешал. Она была в унынии, - смутившись, возразил Молодцов.
- А я в расстройстве. Но вы и этого не заметили, - проговорила она. И, видимо, это невольное признание облегчило ей душу, потому что далее она говорила с теплой и ласковой интонацией. – Несмотря ни на что, я хочу, чтобы вы, господин капитан, вернулись с войны живым и чтобы наши жизни еще раз соприкоснулись.
Дома, приготовляясь ко сну, Герман Мильх делился с уже легшей женой впечатлениями от прогулки. Аделина не без удовольствия слушала его меткие замечания о том или ином деловом лице города, изредка вставляя свое суждение.
- Муж твоей приятельницы, Гуров, по-моему, добрый малый. Мне он понравился. Но, к сожалению, негоцианта из него не выйдет. Слишком полагается на удачу. Когда-нибудь перехлестнет меру и сломит шею. Если ты не возражаешь, я попробую его натаскать. Возьму в дело, научу заглядывать наперед.
Аделина приподнялась на локте в порыве категоричного возражения, но удержала себя от резкого высказывания и с нарочитой небрежностью проронила:
- Герман, твоя доброта всем известна, но позволь людям самим для себя что-нибудь сделать.
- Ты, как всегда, права моя умница и красавица, - чмокнул он ее в оголившееся плечико.
Аделина погладила мужа по лысоватой и великой голове, а поскольку, в самом деле, была умницей, ни в чем его не упрекнула и ни о ком больше не спросила.
Далее: Три бала. Бал третий