Дед Бянкин — частный сыщик. 12 - Последняя тайна сапога

   Ранее: 11 - Как важно приглашать понятых

     В базе данных Аудиобиблиотеки Амурской литературы имеется аудиозапись стихотворения: читает Коваленко Андрей; 9,86 Мб (*.mp3)



     Три года назад Иван Гаврилович занимался ремонтом: ставил в подполье новый короб отдушины взамен старого, сгнившего. Вместе с обломками трухлявых досок выгреб из земли насквозь проржавевшую жестяную коробочку. Ему стало вдруг жарко в прохладном подполье, он вылез наверх, закрыл двери на крючок, осторожно поставил коробочку на стол. В ней оказалось полкилограмма золотого песка и мелких самородочков... Давно уже помер прежний хозяин этого дома — престарелый вдовец, в прошлом старатель. Ходили слухи, что у старика было кое-что припрятано. И вот...
     Поначалу находка скорее напугала Максимова, он сказал себе, что вот сейчас пойдет и сдаст ее. Но не пошел, раздумывал два дня, посоветовался с женой. Решили, что золото все равно, можно сказать, ничье, да и вообще — глупо отпихивать от себя удачу, если она сама в руки лезет. И встал вопрос: кому сбыть потихоньку эти полкилограмма?
     Нынче весной повезло, он ездил в Оскор показаться врачам — и встретил там Витьку Гриценко. Тот уже, оказывается, отсидел свое и теперь шоферил в соседнем районе. В Оскор Витька приехал в командировку, а заодно — достать модных лапчатых унтов и еще кое-чего — мало ли чего можно достать в таежных краях, имея голову и знакомства?
     Прежде, в Балыктаке, они не были приятелями, но теперь Максимов поспешил взять бутылку и, когда выпили, сообщил Витьке о своем приобретении. Гриценко сказал, что избавит земляка от такой обременительной: штуковины, как золото, гори оно огнем, не в нем счастье, а в деньгах.
     Договорились, что Гриценко приедет в Балыктак и будет ждать Максимова на старых дражных отвалах, ни в коем случае не показываясь в поселке, чтобы не было лишних толков.
     Назначили день встречи.
     И вот некстати разыгрался у Ивана Гавриловича радикулит, — да так, что пришлось лечь в районную больницу. Условленный срок подошел, а его не выписывали. От расстройства у него и давление подпрыгнуло, и сердце забарахлило. Жене звонил каждый день: жди вот-вот приеду. Гриценко, ночевавший в лесу под скалой, потерял терпение и прокрался ночью к ним в дом. Максимова снабдила его продуктами и передала: жди, вот-вот приедет.
     Наконец, Максимов вернулся в Балыктак и, услыхав про переполох, устроенный в Савоськином ключе будто бы медведем, встревожился: «Это Витька! Как бы не попался!»
     Рано утром он поспешил на отвалы. Гриценко мог явиться в любую минуту, но бог знает, что у этого ханыги на уме. Поэтому Максимов торопливо прикинул, куда спрятать золото так, чтобы оно и под рукой лежало, и незаметно было. Ну, и сунул его в валявшийся рядом старый сапог...
     Когда этот проклятый сыщик — и принесли же его черти! — наткнулся на тайник, Максимов ужаснулся. Но головы не потерял. И золота терять не хотелось. Он осторожно намекнул: мол, не замешан ли тут сам начальник драги? — и дед, обиженный на Козлова, немедленно на это клюнул.
     Пока они с дедом разглядывали склянку, Максимов заметил опоздавшего Витьку и отчаянно махнул ему рукой. Гриценко понял и исчез. Он пришел ночью, когда Бянкин уже похрапывал, под завязку набравшись «хладнокровия». Гриценко отсчитал деньги. Пожадничал, паразит, но было не до торгов: спешно соображали, как действовать дальше. Услыхав шаги на тропе, замерли. В рассветном сумраке Максимов узнал Письменчука, обрадовался и изложил план, как навести на Пашку подозрения.
     Нелегкие наступили деньки, но в общем дела шли, как надо: лейтенант гонялся за Пашкой, дед Бянкин выслеживал Козлова. Иван Гаврилович, чтобы подзадорить Бянкина, усиленно сомневался в виновности Федора: знал, что упрямый старик, доказывая свою проницательность, набаламутит вокруг того изрядно воды. А Гриценко тем временем уйдет.
     Даже в этот последний вечер, когда к нему в дом ввалился Гриценко — весь в жару, страшный, — и упал на диван, Максимов в панику не Ударился. Прикинул, где можно на несколько дней спрятать Витьку. А лейтенант, даже если что и заподозрит, — не сразу же явится с обыском!
     Не учел Иван Гаврилович одного: что есть на свете дед Бянкин, которого он сам же и раззадорил, на свою голову. Прибежал, старый пень, среди ночи делиться радостью: Федьку выследил!
     А у Гриценко нервы не выдержали.
     Все это Максимов расскажет на следствии. Пока же он сидел в кресле без звука. Между тем, Бянкин глядел на Максимова, на Гриценко, на всех, плохо соображая, что к чему. Эта неожиданная кутерьма только усилила в нем восторг преследования. Он повторял:
     — Товарищ лейтенант, главаря забыли, Федьку! Накрыть их, пока не поздно, вместе со сполосчицей!
     Услышав это, Пасюра повернулся к лейтенанту:
     — Так вы шли накрывать Козлова? Ну-ка, я вам пару слов! — и зашептал Ломихину на ухо.
     — Во-от как! — протянул тот.
     — Ото ж в чем дело! — и Пасюра снова что-то негромко забубнил.
     Бянкин тревожно следил за ними: с этим Пасюрой еще разбираться да разбираться...
     — Идите, — сказал Ломихин. Пасюра вышел.
     — Чего же вы его отпустили? — вскинулся дед.
     — Сейчас Козлов сам сюда придет. Пасюра это устроит.
     Дед опустился на стул:
     — Вы что — вполне?
     — Вполне.
     — Так, значит... Пасюра — Свой?
     — В доску! — сказал лейтенант.
     — Так-так... Он к ним втерся, а сам разведывал?
     — Именно.
     — Ну вы подумайте! — восхитился дед. — Не Пасюра, а чистый Штирлиц! Ловка-ач!.. И эта придет?
     — И главариха придет.
     В комнате появилось еще несколько мужиков — дружинники. Лейтенант что-то им говорил — дед не слушал. Вернулся Пасюра. Бянкин ему подмигнул — тот расплылся в улыбке. Положив шляпу на колени, дед сидел и смотрел на дверь, как на включенный телевизор в ожидании захватывающей программы. И услышал — затопали на крыльце.
     Дверь распахнулась, и Федор Козлов встал на пороге.
     — Вот он! — невольно выкрикнул Бянкин и тотчас осекся: неужели спугнул раньше времени?
     Но Федька не выругался сиплым уголовным голосом, не выстрелил в лампочку, не ринулся назад. Он шагнул в комнату, пристально посмотрел на Гриценко, потом на деда — и нерешительно потоптался.
     «Дак че, сэр, ваша карта бита?» — подумал дед шикарной детективной фразой. Федька отвел глаза в сторону, Все — и Пасюра, и дружинники, — замолчав, уставились на Бянкина — на него одного. То-то же! Оценили, наконец, зубоскалы. Дед приосанился, сидя на стуле, выпятил грудь.
     — Каков гусь, а? — обратился он к публике, указывая на Федора.
     — А гусыня-то какова! — подал голос Пасюра. — Ну-ка, Станиславыч, посунься вбок!
     Федор крякнул — и шагнул в сторону. У деда поплыло перед глазами. «Сполосчица» была в своем белом брючном костюме, а цепи на поясе не было: ну да, она же на комоде осталась, та варнацкая цепь, на комоде...
     — Деда! — Майка покраснела и затрещала: — Мы с Федей хотим пожениться. Вот. Как ты на это посмотришь? А то мы думали... Ты на него все сердился... Прям так неудобно!..
     Дед окинул публику взглядом — и стал подниматься. Казалось, он не со стула встает, а вылезает из бездны изумления, в которую его повергла собственная внучка. Шляпа упала с его колен. Он подошел к Федору.
     — Ты, Змей Горыныч, куда от меня все разы сбегал? Стоп! К Майке на медпункт?
     Козлов кивнул.
     — А ты, Пасюра, соседушка хороший, ты вчера нарочно Федькин плащ надевал? Чтобы меня с панталыку сбить?
     Пасюра развел руками.
     Дед вдруг съежился и стал совсем маленьким и старым.
     — Дураки вы! — сказал и умолк. Нагнулся, чтобы поднять шляпу.
     Пасюра, Майка и Федор кинулись ему помочь, столкнулись все трое. Всем было неловко. Дед взял протянутую ему шляпу, вздохнул:
     — Эх, вы! Я под дождем мок, впотьмах лазил — думал, преступника выявляю. Не могли объяснить: так, мол, и так, дед?
     — Я не решалась, — бормотала Майка. — Ты на него так сердит был. А зря... И он не жадный, просто на машину берег, ему нужна машина, он так мотается...
     Дед, понурившись, мял в руках шляпу. Свою детективную, фасонистую шляпу. Молчание повисло в доме Максимовых.
     — Товарищи! — сказал тогда лейтенант, и все повернулись к нему.
     — Товарищи! — сказал он. — Личность преступника Гриценко была нами установлена. Рано или поздно мы бы его разыскали. Но ведь на это ушло бы немало времени. А товарищ Бянкин ускорил нам поиск.
     Дед настороженно покосился на Ломихина. А тот продолжал:
     — Да, Антон Федотович шел по ложному следу. Но вспомним Колумба. Он ведь тоже шел по ложному следу — а открыл?..
     — Америку! — сказал стоявший среди дружинников конопатый шофер Аркаша, явив эрудицию и тем ублажив свое самолюбие.
     — Вот так и Антон Федотович — взял да и открыла вернее накрыл — настоящего преступника! Спасибо вам, товарищ Бянкин, за оказанную помощь!
     Вот такую речь произнес лейтенант — он был в ударе. Дед Бянкин растрогался. А когда лейтенант через стол пожал ему руку, дед даже слегка прослезился.

          1973

   

   

   Произведение публиковалось в:
   "Пара лапчатых унтов": повести и рассказы. – Благовещенск, 1984. – 256 с.