Кумарский острог. Часть 01
Едва различимые в вышине, стрижи прочерчивали зигзагами сгущающуюся синеву неба. Наловив мошкары, срывались вниз и скрывались в круглых отверстиях гнёзд, испещривших приречный откос. Солнце, вывершив крутую дугу, опускалось за правобережные сопки, позолотив сосновые верхушки. Ветер стих, речная гладь блестела полированным стеклом, удерживающим сумерки от быстрого прихода. Дневная жара ощутимо шла на убыль.
Завтра опять будет погожий денёк, отметил я про себя. Вон и приметы сходятся. Это хорошо. Подольше побудем с Ларочкой.
Лето начало отсчёт второй своей половины. Июльские дни были длинны и жарки. Но у воды дышалось легко.
Жена Лариса осталась в городе с младшей дочкой Ниночкой, прихворнувшей некстати. А мы с тестем Александром Афанасьевичем в выходные дни решили выбраться на реку порыбачить и, заодно, навестить в детском оздоровительном лагере старшую дочку Лару.
Как ни странно, это была первая такого рода поездка с тестем. Родству уже двенадцать лет исполнилось, но служебные обстоятельства постоянно разводили наши маршруты. Мне приходилось часто ездить в командировки, поскольку работа на областном радио была из тех, о которых говорят: волка ноги кормят. А я и был волк с магнитофоном «Репортёр» на плече. Афанасьевич же, выйдя на пенсию, продолжал работать слесарем на спиртзаводовской водокачке. Дома мы пересекались редко, поскольку суточные дежурства чередовались с двумя днями отдыха. Свободное время он привык проводить на реке. Расспросить его о прошлом житье-бытье хотелось давно, да как-то недосуг выходило. Всё откладывалось на потом, которое, как известно, не спешит наступать.
В одно из половодий тесть изловил оторвавшуюся с какого-то причала плоскодонку, завёл прямо от башни водокачки перемёт рядом с трубой, из которой сбрасывался в реку отработанный жмых. В этой лакомой для рыб приваде и ловил на просяные галушки, сдобренные анисовыми каплями, крутобоких сазанов. Нередко, придя домой, я видел в налитой ванне парочку рыбин с отливающей золотом чешуёй. Обычно это были самец и самка, неразлучная чета, которая и на крючки попадала вместе.
В начале семейной жизни лет пять мы с Ларисой и дочкой обитали в трёхэтажном доме на улице Бурхановской. Ютились втроём за ширмочкой в одной комнате с родителями жены. Внешне они разительно отличались друг от друга. Тесть выше среднего роста, с удлинённым лицом, русоволосый. С годами седина лишь подсыпала пепла на голову. Тёща каталась по дому маленьким колобочком, гуранистая обличьем, тёмная лицом и волосом. Во второй комнате жил хозяин квартиры Юрий, судомеханик-речник, старший брат Ларисы. Сейчас даже представить невозможно, как мы терпели эту теснотищу. Выручала молодость да потрясающая незлобивость родителей.
Пять лет я рвал журналистские постромки и перевыполнял творческие задания. Жена взяла полуторную учительскую нагрузку, заведовала кабинетом технических средств обучения в дошкольном педучилище, далеко за полночь корпела над тетрадками и планами уроков. В итоге нам дали наконец-таки двухкомнатную квартиру в уютном, на пару кварталов, центральном переулке, рядом с работой. Ради этого пришлось перейти из радиокомитета в областную партийную газету. И я перестал видеть рыбацкие трофеи тестя, хотя порой он звонил и приглашал в гости забрать сазанчика-другого. На новом месте вскоре родилась вторая дочка, и визиты сократились ещё больше.
Когда после инфаркта умерла тёща Ульяна Михайловна, через два года скоропостижно покинул белый свет и Юрий. Тесть остался один-одинёшенек, позвал к себе вдовую младшую сестру Граню, прозябавшую в деревяшке-развалюхе. Глафира до поры доглядала братку, куховарила и обстирывала, держала помещение в чистоте. Работу Афанасьевич оставил, похудел и стал курить. Кашлял и махал рукой на ворчание сестры, что мало ест и плохо себя блюдёт. «Я знаю, чево у меня тута. Дичинки бы, мясца свеженького», - стучал он во впалую грудь.
В ту пору, после всех обзаведении на новом месте, мы взяли кредит и купили дюралевую лодку с подвесным мотором. Зейские протоки, острова и песчаные берега открывали заманчивые красоты. Вскоре я позвал тестя на реку. Пусть человек, переваливший рубеж в семь десятков годов, подышит свежим воздухом, вспомнит былое. Да и рыбалке учить его не надо. В кладовке у Афанасьича хранилась кой-какая снасть. На сетку я не рассчитывал, а складной вентерёк пригодился бы.
Долго уговаривать тестя не пришлось, хотя тот и покряхтел поначалу: «Да какой с меня рыбалей... Разве что на наживку сомам гожусь...» Но к назначенному дню и часу собрался, рюкзачок уложил. Вентерь спрятал в мешок, чтобы в автобусе никто понапрасну не пялился.
На причале отомкнули лодку, уложили в носовой люк сумку с продуктами, тестев «рудзак» и остальное. Из металлического сейфа с кодовым замком я принес топливный бачок, запасную канистру с бензином, бутылку автола. Здесь же хранились удочки и спиннинги с блёснами. Напоследок прихватил ведёрко с землицей, в котором держал дождевых червей.
За час с «копейками» добежали до белогорьевского железнодорожного моста через Зею. Прошли за него к островку с гривкой ивняка посерёдке, торчавшей наподобие модной причёски «ирокез», и причалили на левом берегу в устьице ключа, бежавшего с семиозёрских полей.
План похода помаленьку воплощался. Стали мы как раз напротив Мухинской турбазы. Там в окрестностях располагалось несколько детских лагерей. В одном из них отдыхала во вторую смену дочка.
Порыбачим. Переночуем. А утречком переплывём на ту сторону и навестим Ларочку. В отдельном пакете привезли гостинчики - стакан клубники, конфеты, печенюшки, кедровые орешки и бутылку «Фанты». Жена сунула сюда и банку консервов «Завтрак туриста». К нашему удивлению, эти незатейливые харчишки, состоящие из рыбных тефтелек с перловкой в томате, понравились однажды дочке во время наших первых семейных вылазок на реку. Да и немудрено: на вольном воздухе, вдосталь накупавшись на прогретом солнышком мелководье, ей особых разносолов и не требовалось. Хотя были и привезённые из города деликатесы, и уха постоянно варилась. Рыбка в ту пору ловилась повсеместно, пока гидростанция и стекающая с полей сельхозхимия не извели эту благодать едва ли не под корень.
Первым делом забили кол и швартовым тросиком закрепили лодку. Затем наживили и побросали в реку закидушки. Тесть при помощи срезанных ивовых прутьев раздвинул и зафиксировал дюралевыми проволочками кольца вентеря. Получилась конструкция метра в полтора длиной, с горловиной направленной внутрь снасти. Там подвесили сетчатый мешочек сухарей. Вентерь привязали верёвкой к лодке и опустили в бочажину у берега.
Готово! Ловись рыбка большая и маленькая.
Афанасьич ходил по песку босиком, закатав до колен поношенные хлопчатые брюки. Была на нём бледно-голубая, в полоску, сатиновая рубашка с длинными рукавами, аккуратно застёгнутая перламутровыми пуговичками. Жилистую кадыкастую шею не стеснял прихваченный наглухо ворот. Тесть и раньше не выглядел богатырём, а теперь и вовсе похудал почти до подростковой комплекции. Покрытая выцветшей кепчонкой голова возвышалась над костлявыми плечами.
Хлопоча у воды, Афанасьич присаживался низко на «кукорки» и мог так восседать сколь угодно долго. У меня от такой посадки коленки трещали, а ему хоть бы что. Покряхтывает-посапывает, дело своё делает.
Через часик проверили снасти, сняли с закидушек увесистого сомика-усача, парочку скрипевших колючими плавниками тёмно-жёлтых касаток. Поймалась и «плеть», та же касатка, только с более длинным туловищем и узким хвостом, напоминающим окончание кнута. И цветом она заметно отличалась, ярко желтея пузцом. Требовалось только не уколоться колючками при извлечении и разделке рыбы.
В вентерь залезло несколько разнокалиберных серебристых, с серо-коричневой спинкой, чебаков. Рыба нам не чужая, поскольку относится к семейству карповых. А пришло это в голову потому, что как-то раньше я поинтересовался происхождением фамилии тестя. Он, помнится, насупил широкие, вразлёт, брови, поджал к внушительному прямому носу покрытые давними шрамами губы. Подумав, изрёк веско: «Деды-прадеды рыбаки были. На Амуре это сыздавна. В ином месте Щукиных полно, а у нас в Кумаре полстаницы Карповых. И Ульяна моя тоже Карпова была...»
Объяснение удовлетворило и больше к этому вопросу не возвращались.
- Нет-нет, да и нет! - пошутил Афанасьич, когда я выволок ведёрко с уловом на высокий береговой приступок. Здесь в затишке, среди кустов боярки в окружении остролистного ивняка, разожгли костерок. Сушняка и обсохшего плавника на приречном песке валялось немало. Пошли в дело и нижние завядшие веточки кустарников.
- Погуляй-то со спиннингом. А я пока ухой займусь, - хрипловатым голосом поощрил тесть мою главную рыбацкую страсть - блеснить щук.
Я принёс к костерку походные котелки и железный таганок-треногу, хранившиеся в трюме лодки. Быстренько настроил спиннинг. Чистая вода к вечеру слегка потемнела, но это ничего. Щуки - они глазастые, блесну-колебалку почуют и в сумерках.
Удача не заставила себя долго ждать. На пятом или шестом забросе в устье ключа, невдалеке от торчавшей из воды коряжины, взялась неплохая, килограмма на полтора, пятнистая хищница. Ходом выволок её на песок и вовремя поторопился, ибо трепыхнувшись несколько раз, щука сорвалась с блесны. Ухватив рыбу за глаза, возвратился с присмиревшей добычей к лодке.
Наверху уже весело потрескивал костерок. Быстренько, прямо на твёрдом прибрежном песке, почистил щуку, выпотрошил, выдрав из зубастой головы жабры, и сполоснул в реке.
Афанасьич не удивился успеху.
- Сгодитца, - крякнул удовлетворённо.
Он разрезал щуку на несколько частей и опустил весомый «приварок» в кипящую воду, где уже булькала ранее пойманная рыба. Пара картофелин и крупная луковица дополнили «номенклатуру» ухи. Напоследок в исходящий паром котелок кинули несколько листиков лаврушки.
Вплотную к огню притулился второй котелок, в котором заварили цыбик байхового индийского чая. Добавили ягод боярки и красной смородины «поречки», росшей здесь в изобилии. Жаль, шиповник ещё не дозрел. Зато присовокупили ради ароматного «букета» несколько листочков дикой малины, пучочек мяты и мелко наломанные веточки лимонника.
Когда уха поспела, сбегал к лодке. Вытащил из люка складной дюралевый столик, кошёлку с посудой и продуктами. Умостились невдалеке от костерка на стареньком клетчатом одеяле. Выложили буханку хлеба, свежие огурцы и помидоры. Нашлось место бутылке «Пшеничной» производства спиртзавода, на котором работал когда-то Афанасьич.
Выпили по гранёному стаканчику и неспешно принялись хлебать ушицу.
На берег наплывал тёплый полевой дух. От реки тянуло прохладой. В луговине, откуда бежал ключик, начали пробовать голоса лягушки. По мосту прогрохотал со стороны Белогорска товарняк и скрылся в сосняках возле правобережных сопок.
Тем временем чашки опорожнились. На предложение выпить по второй тесть усмехнулся:
- Пущай постоит. Не прокиснет... Я не удержался и шутливо спросил:
- Небось, в молодости от кумарского самогона не отказались бы?
Глаза тестя взблеснули то ли от сполоха костра, то ли от искры воспоминаний.
- Смолоду не под-дярживал выпивку. Но китайский ханшин довелось пош-шалкать. Было дело...
В том, как он произнёс это, таилась некая недоговорённость. Для Александра Афанасьевича я был мужем младшей дочки, отцом двух его внучек. Ну, ещё журналистом, которого он иногда слушал по радио. Мои спортивные увлечения его не интересовали. Очевидно, он не одобрял ежедневные тренировки на стадионе, поездки на соревнования. Наверняка, считал это делом несерьёзным для семейного человека, хотя вслух ничего подобного не говорил.
Впрочем, и для меня тесть был «неведомой землёй», как писали в старинных романах.
Далее: Кумарский острог. Часть 02
Произведение публиковалось в:
"Стезя". Сборник рассказов и стихов - Благовещенск, ООО "Издательство ЛЕММА", 2017.