Глава 2. Дедушкины часы

     Ранее:
     Глава 1

     Через распахнутую форточку в спальню лилась душистая морозная свежесть. Заиндевевшая и от этого казавшаяся замшевой гладь стекла мерцала живыми искрами. От всего окна в темноту комнаты сочилось бледно-зеденоватое уличное свечение.
     Алеша поставил кресло как раз под его призрачный поток, и дедушкино лицо обесцветилось. Впрочем, как и Алешино, только сам он этого не видел.
     Подтянувшись на руках, Алеша вскарабкался на подоконник и заглянул в прямоугольник форточки. Там, на улице, в легком морозном тумане двигались черные фигурки прохожих, катили машины. Под черным небом дома на противоположной стороне улицы, казалось, стали ниже ростом и были почему-то серыми. Алеша так и не разобрал, какого цвета вся ночь, и спросил об этом у дедушки:
     — Какая сегодня ночь?
     — Обычная, — отозвался дед.
     Алеша захлопнул форточку и спрыгнул на пол.
     — Тогда почему били часы?
     — Разве ты не догадался?
     — Я еще... думаю, — озадаченно проговорил Алеша.
     — Часы призвали меня к действию...
     — Поэтому ты поехал? А откуда ты взял силы?
     — Как видишь, они во мне отыскались. Множество веселых огоньков искрилось в дедушкиных глазах. Алеша радовался вместе с ним.
     — А если бы не часы, дедушка, а мама или дядя Коля призвали тебя к действию, ты бы поехал?
     — Ни мама, ни дядя Коля ничего такого не скажут. Они жалеют старика. А часы — механизм бесстрастный. Но часы тут, Алеша, ни при чем. Я сам захотел перебороть немощь. Часы дали сигнал, и мое решение стало ео-лей. А воля, Алеша, — это сила. Но я сделал лишь половину того, что задумал. Поэтому для ног у меня силы не хватило...
     — В другой раз, дедушка, ты наберешь ее и для ног! Дедушка мудро и чуть насмешливо улыбнулся:
     — Если мне, Алеша, не хватит своей надежды, я призову на помощь твою убежденность.
     И тут Алеша снова глянул на руки, которым дедушка сумел вернуть силу: они опять недвижимо вытянулись на коленях. Внук понял, что сейчас дед даже пальцем не сможет шевельнуть. Дед заметил его взгляд:
     — Это пройдет, Алеша. Так всегда бывает, когда перетрудишься. Чего я сегодня достиг, то за мной и останется. Руки будут действовать...
     В спальню вошла мама и включила большой свет. Она сразу увидела дедушкину бледность и вздрогнула. А потом глянула на его руки и еще больше испугалась:
     — Ах, папа, это я все испортила! Я вызвала Николая, чтобы с ним посоветоваться насчет тебя, а ты... Зачем ты это сделал, папа? Разве можно так перенапрягать себя?
     — Навсегда — нет, а на миг — да.
     — Но не такой же ценой, папа!
     — Цена здесь не имеет значения. Такие мгновенья, Лидочка, бесценны...
     Только теперь мама заметила, как блестят его глаза. Да, она понимала, что такие минуты могут продлить жизнь, но ведь могут и отнять. Она знала также, что как хранительница семьи должна пресекать такие рискованные попытки. Строгим взглядом мама посмотрела на дедушку :
     — Папа, у тебя много нас: дети, внуки, правнуки. Всем нам ты нужен. Мы дорожим тобой, папа...
     — Я тоже, Лидочка, всех вас очень люблю. Но при всем том не могу отказаться от некоторых своих стремлений. Я старый, но еще живой человек. Ничто человеческое мне не чуждо...
     — Раз есть стремление, значит, ты и дальше будешь подвергать себя опасности?
     — Я все годы, Лидочка, подвергаю себя опасности и, как видишь, дожил до восьмидесяти двух лет...
     Алеша уже лежал в постели. Дедушка, спеленутый пледами, как младенец, смутно просматривался в кресле. В жидких зеленых сумерках дедушкин профиль вновь расплылся, почему-то резко выступили вперед контуры лба, носа и подбородка. Если бы дедушка сейчас поднялся... Интересно, какой рост у него на самом деле? В кресле он наравне с Алешей, а когда поднимется, с кого будет? С дядю Колю или Юрия? Скорее всего, с Юрия. Они с Юрием вообще очень похожи друг на друга. Дедушка в молодости, наверное, был такой же легкий и подвижный, как Юрий, и очень любил ходить пешком. Как же теперь тяжело ему в кресле! Неужели это так трудно — встать, если хочешь? Что значит — не мочь встать?
     Вот он, Алеша, сможет сейчас оторвать голову от подушки и подняться? Сможет или нет? Но где голова и где подушка? Он их больше не чувствует! Значит, ему не подняться? Нет, почему же, он уже встает. Вот они — зеленые сумерки, мерцающее окно, дедушкин профиль. Выходит, он встал? Но что тогда держит его ноги, мешает идти? Это сон. Так встал он или не встал, как точнее узнать? Если встал, то он подойдет сейчас к дедушке и заговорит с ним...
     Алеша делает шаг, другой и теряется в лабиринтах сна. Он знает, что дедушка где-то очень близко, но почему-то никак его не найдет. А сон его водит и водит по каким-то неведомым ходам-переходам и путаницей видений старается сбить с толку. Но Алеша прочно держит в себе мысль о дедушке, не позволяя сну ни затуманить ее, ни стереть с экрана сознания. Ведь сознание — это экран, а на нем высвечивается все то, о чем думаешь...
     Дедушка тоже «ушел» от мерцавшего окна и зеленых сумерек. Но его увели не сны... Он с удовольствием пошел бы за ними, да вот беда: в эту комнату сны приходят сразу только к Алеше. К дедушке сразу приходит память. Сразу и надолго. Иногда до утра топчется у его кресла.
     И тогда дедушка видит другую ночь, единственную... Она была светлее городской, но не линялой и не блеклой. Она вспоминалась ему нежной и хрупкой и поэтому мимолетной какой-то...
     Как жаль, что он не видел, как она зародилась, как молодым своим светом рассыпала и растворила окоченевшую в неподвижности тьму.
     Его глаза затянуло мраком раньше, чем эта светлая ночь появилась. Он перестал видеть звезды, равнодушно мерцавшие со своих высот. Перестал видеть товарищей. У него не хватило сил далее сомкнуть веки, поэтому взгляд его остановился, будто прицелился в никуда.
     И в это время над белым полем раскинулась голубая и бесконечная, тончайшей выделки кисея света. Звездочки, все до последней, высыпали на небо. Оно загорелось алмазной порошей. А снежная равнина внизу ответно вспыхнула, переливаясь синими искрами. На снегу четко чернели фигуры замерзающих людей. Ранняя ночь, ее звали Молодой Ночью, увидела их и спросила у звезд:
     — Кто это? Вы их знаете?
     — Они очень долго шли, — равнодушно зашелестели звезды, — нам надоело на них смотреть...
     — И вы ничем не помогли? — укорила их Молодая Ночь.
     Звезды, какие озадаченно, а некоторые растерянно, замигали.
     — Мы об этом не подумали, — виновато сказала самая ближняя звездочка.
     — Мы не подумали! — подхватили ее подруги.
     — Кто расшевелит замерзших? — спросила Молодая Ночь.
     Звезды смешались в бестолковый рой.
     — Это сделаешь ты, — выбрала Ночь маленькую и очень шуструю звездочку по имени Леонелла.
     — Я-а-а?! — переспросила звездочка, не зная, как к этому отнестись.
     Остальные звезды тихонько, но ехидно захихикали:
     — Это сделаешь ты! Это сделаешь ты!
     Леонелла сердито приосанилась и заносчиво сказала:
     — Да, это сделаю я!
     Сначала звездочка оглядела всех людей, лежавших на снегу, и остановилась над молодым бородачом. Он лежал вверх лицом с открытыми глазами, и тончайшая нить его взгляда тянулась к какой-то большой звезде. Леонелла опустилась на эту нить — она прогнулась. Это означало, что бородач еще не замерз окончательно. Звездочка немного подумала и раздулась в большой радужный шар. Живого и здорового человека свет шара мог ослепить, заставил бы крепко зажмуриться, да еще заслониться ладонью. Веки молодого бородача не дрогнули. Тогда звездочка превратилась в тонкую иглу со стрельчатым наконечником. Лучики ее оперенья выдвинулись острыми иголочками и вонзились в глаза всех замерзших. Острие света рассекло тьму и зажгло в ее глубине искорки жизни. Невидимая струнка взгляда, на которой сидела звездочка, вдруг совсем ослабла, и Леонелла упала вниз, на лету втянув в себя иголки лучей. Но глаза замерзавших уже увидели пляшущий огонек. Он скакал по рюкзаку старшего, метался из стороны в сторону. Взгляды трудно ходили следом за ним вверх и вниз, вправо и влево, иногда теряли огонек и снова заледеневали. Однако золотой скачущий шарик опять подхватывал нити взглядов и увлекал за собою.
     Наконец почти застывшие люди зашевелились, потянулись к мечущемуся огоньку. Движения людей становились ловчее, шарик вертелся быстрее. Кто-то догадливый зачерпнул звездочку котелком. Она притихла на дне, излучая теплое свечение, облачком поднимавшееся над котелком. Люди простерли над ним руки. Старший даже лицо ополоснул этим светом.
     Путешественники впряглись в сани. Старший, как и прежде, стал во главе. На небе тем временем произошла непонятная сумятица. Звезды сплелись в клубок. Он кипел и кружился, как пчелиный рой. Путешественники озадаченно смотрели вверх. Звездный клубок мгновенно раскрутился и вытянулся в прямую стрелу, показывающую на юг.
     — Теперь выйдем! — произнес старший.
     Через много часов трудного хода путники вышли к человеческому жилью. Средь голубого сиянья снегов встало перед ними бревенчатое строение с крутой крышей, высоким крыльцом и слепым огоньком в оконцах.
     Принятые хозяином, накормленные и отогретые, путники заговорили о чудесном спасении. Единственный слушатель — старый охотник — молча посасывал трубку. Морщины на его широком лице подрагивали.
     Когда гости выговорились, хозяин вынул трубочку изо рта, коротко заметил:
     — Малая Ночь вас выручила.
     — Ноченька?! — воскликнул старший.
     — Можно сказать и так, — согласился охотник...


     Далее:
     Глава 3
     Глава 4
     Глава 5

          

   

   Произведение публиковалось в:
   "Дедушкины часы": повесть - сказка. – Хабаровск : Хабар. кн. изд-во, 1990. – 47 с.