Дед из настоящего. 10 - Матушка Ирина и её семейство

   Ранее:
     09 - Конногвардеец

   

     Тимка пригласил деда Бардина на именинное чаепитие с морковным пирогом на меду. Бардин уже бывал в поповском семействе Крутогоровых, когда выбирал щенка и когда матушка Ирина выделила ему цветочной рассады на клумбу. За строгость домашнего уложения, за плотность внутридворовых построек с сараями, клетями, подпольями-погребами Вилен Афанасьевич мысленно называл крутогоровский двор «монастырским подворьем». Здесь обильно и впрок закладывалось на хранение многочисленное разнообразие съестных припасов, приготовляемых разнообразными способами, в том числе и по давно забытым рецептам. Управляла хозяйством и домом матушка Ирина и вела его в духе старозаветных и монастырских традиций. В то же время она допускала в выстроенный ею быт современные веянья, привносимые в семейный мир ее мужем, отцом Виссарионом, в прошлом офицером-десантником, и подрастающими детьми, не желавшими отставать от жизни. И если новое, в ее представлении, не покушалось на почитаемые ею устои, она принимала его за продолжение любезного ее душе старого и успокаивалась, доверяясь мнению мужа и его одобрению увлеченью детей. Так что твердая ее рука в управлении была хоть и крепкой, но не жесткой и, тем более, не облаченной в ежовую рукавицу. Детям была предоставлена свобода развития по их склонностям и интересам. И каждый из них этим воспользовался. Тимофей увлекался небом и звездами. Архип разводил животных. Венедикт пилил и строгал, помогая отцу. Младшие – Василек и Любка – еще тешились младенческой беззаботностью и всеобщей любовью семьи. И то матушка Ирина уже приучала девочку к игле и шитью, а Василек присматривался к занятиям старших братьев. Мужа и отца матушка Ирина рукоположила на роль домашнего божества, неоспоримого и глубоко чтимого авторитета. Для себя матушка Ирина определила место земной ступени, с которой человек взывает к небу. В этой градированной системе строгих правил и сопряжений дети росли сдержанными, степенными, почитающими и почитаемыми, понимающими меру прав и обязанностей и вольными в избранном ими мирке. И только Любке, единственной девочке в семье и младшей сестричке позволялось во всей ее детской непосредственности выражать собственные чувства. Она могла прыгать на отцовских коленях, трепать его бороду, забираться ему на плечи, кататься на его закорках, в то время, как ее ровесник Василий осмеливался только спокойно посидеть у батюшки на коленях даже не болтая ногами. Все семейство благоговейно потворствовало ее забавам и изливало на нее столько чувства, сколько обычно удерживало в себе в других случаях. Матушку Ирину, с материнской естественностью и спокойствием принимавшей на руки один за другим рождаемых ею сыновей, как горячей волной окатило, когда она взяла в руки слабенькое, словно худосочный росток, тельце девочки, чтобы поднести ее под свою грудь, так как у родившей ее женщины молока не появилось. Вопреки кажущейся нежизнеспособности малышка с жадною силой припала к соску, чем вызвала у кормилицы новый прилив материнской нежности. С этого раза матушка Ирина вместе со своим сыном брала на кормление и чужую девочку. А настоящая мать, измученная родами китаянка, напоминавшая собою незрелого подростка, бессильно наблюдала миндалевидными глазами за здоровой русской женщиной привычно державшей у груди сначала одного, затем и другого младенца. Поздоровев и вставши с постели, она подошла к матушке Ирине и простодушно сказала:
     - Возьми себе мою дочку. Ты будешь любить ее. А у меня для нее ничего нет.
      Матушка Ирина оглядела пустоватую фигурку не то девочки, не то женщины и поняла, что для материнства у нее действительно ничего еще нет. Вот, откуда восходят имя Люба-голуба и объяснение ее девчоночьей вольности.
      Бардин с затаенным интересом шел в гости к духовному семейству Крутогоровых. Чаепитие задерживалось. Ждали возвращения батюшки. Отец Виссарион был выездным священником на два сельских прихода, попеременно отправляя службы то в одном, то в другом. И еще по своей доброй воле вел воскресные школы в двух бесхрамовых деревеньках, где не было ни фельдшерского пункта, ни почты, ни школы, ни магазина, а продукты раз в неделю привозила курсировавшая между населенными пунктами автолавка. Здесь священник учил ребятишек и посещавших уроки взрослых закону божьему и правилам православной морали. Матушка Ирина испекала к воскресенью сладкий пирог, завершавший занятия совместной трапезой.
      В одной из этих бесхрамовых деревушек паслось небольшое стадо крутогоровских овец, выкармливалось на зиму два кабана и содержалась напополам с хозяином корова. На эту часть подсобного хозяйства матушка Ирина своего влияния не распространяла, оставляя его целиком в веденьи мужа. На нем же лежало валяние шерсти для войлочных сапожек с кожаной опорой, по типу бурок. Теплые и легкие, их с удовольствием носили все члены семейства. Способ изготовления бурок отец Виссарион вывез с Кавказа. Оттуда же идет и его тяготение к овцеводству.
      Вилен Афанасьич, встреченный всеми пятью детьми Крутогоровыми в воротах, был сходу засыпан пятью предложениями. Первым он выбрал предложение Тимофея – посмотреть его лабораторию на галерее, и остальные дети отступили, деликатно не последовав за ними.
     Поповский дом был составлен из двух сросшихся изб. Галерея лежала на крыше второй избы. Вход в нее шел изнутри. Бардин увидел перед собой крутой ступенчатый марш с выходной площадкою наверху.
     - Знакомая лестница, - проговорил он.
     - Ты, деда, уже ходил по ней? – ревниво спросил Тимка.
     - По этой – нет. А похожая должно быть у меня была, или не была, а только привиделась. Возможно, в том времени, которое воспоминанью уже не поддается.
     - Я называю ее лестницей к звездам, - сказал Тимка.
     - Вот-вот, именно так она и должна называться, - подтвердил Бардин и, подымаясь по ступеням, спросил: - Я, Тимофей, разведывал недра, то есть, заглядывал вглубь земли. Как ты думаешь, моя лестница вела вверх или вниз?
     - Она вела вверх, - сказал Тимка. – Не к звездам, но к открытиям.
     - Ты прав, Тимофей. И ты добрый мальчик, - растрогался до увлажнения глаз старый геолог.
     - Деда, я тоже буду разведчиком, только разведчиком космоса, чтобы искать опасные для земли астероиды и не давать им столкнуться с нашей планетой, - сообщил Тима.
     - Ага, воином Вселенной, охранителем Земли! Задача для героя. Не думал я, что песня нашего поколения об атлантах, которые держат небо на согнутых руках, какую мы так вдохновенно распевали, в поколении внуков станет уже реальностью, - грустно сказал Бардин, словно окончательно прощаясь с романтикой юности.
      Осмотрев Тимкину лабораторию, Бардин одобрительно заметил:
     - У тебя тут все готово для открытия.
     -Ну, что ты, деда, не с таким по мощности оборудованием, - возразил Тимка.
     -Ничего, хороший скрипач и на одной струне сыграть сможет.
     - Ты, деда, совсем…
     - Разве я, по-моему, ты совсем, - проговорил старик.
      Бардин глянул вниз из растворенного окна галереи. Взгляд его разом охватил весь околоток и не углядел в нем ни тайн и секретов, ни, тем более, романтического ореола. Обыкновенные деревянные строения с участками дворов и огородов. Распластанная над дедовым домишкою крыша, как ладонью, прихлопывала его к земле, и он более, чем всегда, походил на сараюшку или баню. «Да, - признал Бардин, - вид хорош, но не пригож. Лучше смотреть с моста. Там, по крайней мере, больше места для воображения». Вслух же выразился:
     - Ну, Тимофей, продавил ты меня своими идеями. Придется и мне подрастить реквизиты, чтоб не казаться таким уж замшелым. Зря я думал, что поселяюсь здесь на покой.
      Когда Бардин с Тимкой спустились во двор, каждый из остальных детей Крутогоровых сводил гостя в свой заповедный уголок. Архип показал зверинец, Венедикт - столярную мастерскую, Василек – игрушки, а Любка дала подержать куклу с похожей на собственную озорной рожицей. После чего гостя отвели в дом перед лицо матушки-хозяйки. Ирина Савельевна с нянюшкой Аграфеной, празднично принаряженные, сидели в большой горнице, позади накрытого стола и скрашивали ожидание батюшки за рукоделием. Матушка Ирина пряла на старинной крестьянской прялке, вытягивая из шерстяной кудели равномерную нитку. Нянюшка Аграфена вязала тонкими спицами тонкий узорный платок. Детей матушка отпустила во двор, не пропустить возвращения отца, а соседу предложила посидеть и побеседовать с ними, женщинами.
     - Не странно ли вам видеть нас за стародавним занятием? – спросила гостя матушка Ирина.
     - Вовсе нет. Вы так мило и уютно сидите, приятно на вас смотреть, - заверил Бардин. – В деревнях мне встречались прялки и веретена. Давно это было. Думаю, и сейчас их не везде побросали, - добавил он.
     - Вот и мы не отказываемся от старинных ремесел, - говорила матушка. – У нас электропрялка имеется. Включаем ее, когда шерсти много, и надо быстро ее перепрясть. А в охотку и к радости фамильную, бабушкину, заводим. Грунюшка наша, родственница моя, кружевница мастеровитая. Накидка на мне ее работы. Себе она косынки плетет, в церковь ходить. Платки пуховые из тонкой шерсти на продажу вывязывает. Батюшка их осветит. Женщины, особенно деревенские, охотно берут. Они легкие, теплые, в них голова не болит. Да, в ручные изделия много труда, умения и души человеческой вкладывается. Как и во все старинные ремесла. Взрослым на почитанье, ребятишкам на поученье. От нового мы тоже не отказываемся, - хозяйка потянулась рукой к лежащему поблизости от нее мобильнику. – Оно, конечно, облегчает жизнь, но учит не уменью, а пользованию. Нажал кнопку – и вся наука. А что в этом предмете и почему он так действует, обыкновенному уму неведомо. Я довольна, что дети мои не только к пользованию, но и к умению тяготеют, на что мы семейно их напутствуем и наставляем. Себе мы тоже не даем спуску. Всякую свободную от хозяйственных дел минуту трудимся, рукодельничаем себе на заботу, семье и дому на прибыток.
      Речь матушки Ирины текла размеренно, плавно, с такою глубинною убежденностью, при которой ни с мысли, ни с пути сбить было бы ее невозможно.
     - А вы чем любите заниматься, Вилен Афанасьич, - обратилась она к гостю.
     - Я пока что рассыпан, как свежевыпавший снег. Обживаюсь, присматриваюсь, с соседями знакомлюсь. И знаете, в удовольствие. На волю попал! Но я обязательно соберусь и довыполню свой долг перед жизнью, - совестливо объяснил свое безделье Бардин.
     -Вы этот дом купили вынужденно или по желанию? – поинтересовалась матушка.
     - Знаете, пожелал! Он напомнил мне лучшие моменты моей жизни. Захотелось вновь вдохнуть того воздуха. Вдыхаю и не жалею. Мне тут нравится.
     - Нам тоже вы нравитесь, - призналась матушка Ирина. – Еще когда вы заселялись, я поняла – родственной души человек будет нашим соседом. Детям разрешила познакомиться с вами. Старшенький мой взял и прилепился к вам и той девочке, что на конях скачет. Казалось, второй мой сынок, любитель животных, ей ближе окажется. Ан, нет, у Тимофея с ней больше общего набралось. Я довольна вашею дружбой. Батюшка Виссарион тоже ее одобряет. Через семью, через друзей человек мир познает. Только девочка почему-то к нам не пришла. Тимофей ее приглашал, - посожалела матушка.
     - Некогда ей. Сенокос у них. Все работники на лугах. Она одна с конями управляется, - пояснил Бардин.
     - Трудолюбивая девочка. Надеюсь, когда-нибудь она к нам придет. А вы всегда приходите. Рады будем вас видеть, - сказала матушка.
     - Боюсь помешать вашим постоянным трудам, - усомнился Бардин.
     - Когда мы за рукоделием, нам собеседник приятен. А как его нет, сыновья нам читают. Тимофей больше светское. Архип и Венедикт церковное. Иногда мы вместе поем мирское или божественное, что под настроение подойдет.
      Рассказывая о домашнем и сокровенном, матушка Ирина явно выказывала гостю душевное благорасположение, словно вписывала его в круг семьи или ближайшее ее окружение. Тронутый ее доверием, Бардин ответно признался:
     - У нас, геологов тоже были свои песни, божественные для нас. Сколько бы мы их ни пели, никогда не стиралось для нас ни чувства, ни смысла, ни очарования. И теперь еще иногда хочется их попеть, но не с кем.
     - Вы с Тимофеем попробуйте, - посоветовала матушка. – Научите и пойте.
     - Прочувствует ли он? – усомнился старый геолог. – Они для него не родные.
     - Тима, мальчик понятливый и чуткий, - похвалила попадья сына.
     Бардин задумался.
     - Про незнакомую звезду, если, - припомнил он.
     - Про звезду тем более, - подхватила матушка.
      Со двора донесся гул мотора и радостный детский крик.
     - Вот, и дождались, - сказала, подымаясь, хозяйка. Вместе с нею поднялись нянюшка Аграфена и Бардин. Через террасу все вместе вышли на наружное крыльцо. Во дворе батюшка Виссарион, длинноволосый и густобородый, в священническом облачении, не маскировавшем в нем, однако, примет бывшего воина, во исполнение сурового долга стрелявшего когда-то на поражение, подбрасывал вверх негодницу Любку, первой перехватившую ласку отца. А уж после нее отцовское внимание перешло к старшему сыну и имениннику. Ему дано было родительское напутствие и благословение, после чего сын благодарно поцеловал у батюшки руку. Облепленный детьми отец семейства подошел к крыльцу, извинился перед женщинами за опоздание, а Бардину протянул руку не для поцелуя, а для дружеского рукопожатия.

          

   

   Далее:
     11 - Старый новый знакомый