Соседи, 1943
Соседи! Каждый зависть вызывает.
Один двенадцать соток рожью засевает.
Другой нарежет ложек и продаст —
И тоже сыт.
А третий так горласт,
Что может, потерявши всякий стыд,
Пойти в район и так пронять кого-то,
Что этот кто-то даст ему муки,
А он ее на горб — ив путь-дорогу.
Бежит, как жеребец, дарма, что без руки.
Соседи!..
А один, тот вовсе чумовой:
Всю зиму ходит с непокрытой головой,
Едва ль не босиком. И ничего. Здоровый.
Ест, что попало. Даже и ворон.
Я как-то раз попробовал,
Да так меня скрутило,
Что хлеб потом давали — я не ел
Три дня.
А на четвертый я пришел к нему.
Он на печи лежал. Мороз стоял в дому.
И я спросил:
— Скажи мне, Шеремета,
Как так, что ты не умер до сих пор?
И он сказал:
— Не знаю, брат. Не знаю!..
Но научить могу. Ах, мать честная!
Я б мигом натаскал тебя, сынок,
Да это все не про тебя — ведь ты не одинок.
А я, брат, сам как перст...
Вся жизнь моя побита.
И до того сильна в груди моей обида
Незнамо на кого,
Что вот сморозиться хотел, да, видишь, закалился.
Ел, что найду, ничем не подавился.
Души давно уж нет, а плоть не умирает,
Как не казню ее. Видать,
Тех, кто не держится за жизнь,
Господь не прибирает.
Шутник...
И он задумался глубоко.
В окно струился синих звезд настой,
Хрипела где-то несъедобная ворона.
И так была душа моя тоскою обворована,
И так зажиточна
Какой-то страшной, жгучей высотой!
Два непосильных груза: да и нет —
Легли на плечи. Как же жить на свете?
Как дальше жить?!
Я встал. Очнулся Шеремета.
— Ну ладно, — он сказал. —
Ты доживи до лета.
Атам...
На голом теле старика истлевшая рубаха.
Дрожащего от холода и страха,
Он не спеша меня к калитке проводил.
И долго вслед глядел.
А может быть, не вслед.
А может, выше он глядел —
На тот туманный свет,
Что рассевала сквозь февраль
Далекая весна,
Как неких новых жизней семена.
Произведение публиковалось в:
"Планета Зет". Сборник стихоЛ.- Москва, "Зебра-Е", 2006