Розовое на чёрном

     Над площадью Ленина нависли тяжёлые грозовые тучи. Стояла пасмурная погода, и даже яркие клумбы окрасились в тёмно-серый цвет. Воздух казался затхлым и даже загустевшим – стоит протянуть руку, и она по локоть увязнет в гнетущей тишине. Серость, тяжесть, угнетённость… Даже памятник Ленину этим вечером выглядел суровее, чем обычно, а его призывно вытянутая к небу рука больше напоминала взмах генерала, бросающего свои полки в бой. На смерть.
     Их взгляды встретились. Один – сильный, уверенный, пронзающий из-под низких густых бровей, и второй – злобный, полный ненависти и отчаяния, с трудом различимый сквозь огромную, на пол-лица, каштановую чёлку. Братья напряжённо смотрели друг на друга. Казалось, стоит человеку встать меж этих двух смертельных огней, и он будет убит наповал. Просто так, одними лишь взглядами.
     – И что ты намерен делать? – с надрывом спросил один, высокий долговязый парень в огромных чёрных кедах с яркими шнурками, проколотой губой и внушительной чёлкой, скрывавшей почти половину его лица. – Убьёшь меня? Или отберёшь мобильный, а дома вернёшь, пряча от стыда глаза?
     – Заткнись, – прорычал второй, с короткой стрижкой ёжиком, накачанный, в обтягивающей майке и трико фирмы «Adidas». – Я не собираюсь выслушивать весь этот бред от таких, как ты!
     Последнюю фразу он с ненавистью выплюнул, будто хотел тем самым оскорбить, унизить.
     – Так чего же ты ждёшь? Вот он я! Давай, один на один! Или ты только в своей стае крутой?
     Лицо второго налилось кровью, но он ничего не ответил.
     Начиналась гроза…

     Антон и Михаил Золотниковы были родными братьями – родились в один и тот же день с разницей в пятнадцать минут.
     Михаил был старше Антона и по праву занимал главенствующее положение в семье. С раннего детства Миша был заводилой во всех играх, душой любой компании. Его энергии, казалось, могло хватить на целую толпу играющих ребятишек. Уже в детском саду он прослыл грозой всех воспитательниц, потому что был юрким, нахальным и совершенно не боящимся наказания ребенком. Ему нравилось бросать вызов старшим. Как-то раз на новогоднем утреннике он сорвал с воспитательницы юбку, после чего та предстала перед поражёнными родителями в одних колготках. Этот случай на оставшиеся до школы два года лишил Мишу возможности посещать детский сад, так что мальчик оказался на улице среди тех детей, родители которых не могли оплатить посещение этого учреждения.
     Мишу всегда манил спорт. В шесть лет родители отдали его в секцию бокса, где старший Золотников очень скоро начал делать большие успехи. Уже в восемь он стал лучшим учеником группы, а в десять выиграл первое серьёзное соревнование. Судьба позаботилась, чтобы Михаилу никогда не было скучно. Из-за вспыльчивого характера, дюжей силы и боксёрских навыков в школе старший брат постоянно дрался, впрочем, всегда выходя победителем. Очень скоро за ним закрепилась слава отъявленного хулигана, и учителя стали относиться к нему с большой настороженностью. Нет ничего удивительного, что на всех контрольных, тестах, диктантах его старились «завалить», что было совсем нетрудно, ведь учился юный боксёр спустя рукава.
     Зато с амурными делами у старшего всё было замечательно. Природное обаяние и слава плохого парня – всё, что нужно, чтобы нравиться красивым девушкам. Рано – в тринадцать лет – расставшись с невинностью, Михаил ещё больше укрепился в подростковой среде как настоящий вожак. С одной и той же девушкой он долго не встречался. Едва добившись своего, Михаил тут же находил новую подругу, оставляя старую ни с чем. Ему нравилась такая жизнь, и ничего он в ней менять не собирался. Да и поздно уже было что-то менять. Характер сформировался.
     Если Михаил с рождения был сильной личностью и предпочитал находиться в центре внимания, то Антон являлся полным антиподом старшего брата. С раннего детства он был спокойным мальчиком, слушался своих учителей и воспитателей, не шалил, не участвовал в рискованных авантюрах братца и вообще играл роль «идеального ребёнка». Не увлекался спортом, не умел как следует драться и постоять за себя. Другие дети часто смеялись над Антоном, стараясь задеть и унизить его. Иногда родство с Михаилом спасало младшего Золотникова, но постоянно опекать незадачливого родственника старший брат не мог. Не проходило дня, чтобы Антон не приходил домой в синяках, заработанных в мелких стычках с донимающими сверстниками. Младший брат был «ботаником» с головы до пят, хотя сам он этого слова не любил и предпочитал называть себя другим – «интеллектуал». Класса до девятого он оставался любимчиком всех учителей, что не могло не вызывать зависть остальных детей, ведь даже если Антон ошибался, что было редкостью, эти ошибки ему прощались, в то время как других ребят за них сурово наказывали.
     Из-за своей «правильности» и начитанности Антон не мог найти отклика в среде обычных подростков. Его отношения с девушками также были не на высоте. Брошенные Михаилом, они бежали к Антону, ожидая найти в нём хотя бы половину того, что их так влекло в старшем брате, но не находили и четверти. Девушки же, не знакомые с Михаилом, вообще не обращали на младшего Золотникова ни малейшего внимания, а самому ему завоёвывать это внимание не хватало мужества. Интересы младшего брата были слишком далеки от реального мира и приближенных к нему подростков. Ему нравились легенды об эльфах и гномах и тому подобные фантастические сюжеты, компьютерные игры и интеллектуальные шоу по телевидению. Очень много времени проводя в Интернете, Антон выдумал свой собственный образ в Сети, очень далёкий от действительности. Этим образом он и жил, общаясь с такими же бесплотными вымышленными персонажами, что предпочли реальности просторы Великой Паутины. По крайней мере, он мог их понять.
     По какой-то злой насмешке судьбы Михаил и Антон были полностью противоположны друг другу. Если яркого и сильного Михаила можно было назвать «всегда», то Антон был его антиподом – «никогда». Но несмотря на все свои различия, два брата мирно уживались в одной квартире в течение семнадцати лет. Конечно, бывали между ними и ссоры, но они быстро проходили. Особых чувств друг к другу братья не демонстрировали, и имя их отношениям было «равнодушие и строжайший нейтралитет». Однако где-то в глубине души каждый из братьев по-своему любил другого и чувствовал странную тоску, когда того долго не было рядом.
     Но настал в жизни двух Золотниковых момент, когда их пути разошлись настолько, что ни о каком нейтралитете не могло быть и речи.

     Как-то раз, вернувшись домой с прогулки, Антон кинул сумку на диван. На звук, раздавшийся при этом, в комнату вошёл Михаил.
     – Что это на тебе? – недовольно хмурясь, спросил он.
     – А что, не нравится? – удивлённо разглядывая себя в зеркало, сказал Антон. Действительно, сегодня он был одет не совсем обычно. И куда только подевались аккуратные брючки, выглаженная рубашка, галстук в полоску? Сейчас на Антоне мешком свисала чёрная кофта с глубоким капюшоном и размалёванным лицом вокалиста «Tokyo Hotel» на груди. На бёдрах, придерживаемые ремнём с металлическими бляхами, с горем пополам держались рваные мятые джинсы с тяжёлой цепью. На руке красовались огромные чёрные часы в виде черепа, а нижняя губа была проколота, и из неё выпирал внушительных размеров стальной шип. Этот последний аксессуар придавал вытянутому лицу Антона такой хищный вид, что Михаил даже опешил. ЭМО-культура совсем недавно посетила их убогий провинциальный городок, но парней и девчонок, одетых подобным образом, уже можно было встретить на каждом шагу. Эмокиды... Так они себя, кажется, называли?..
     – Ты и губу проколол? – поражённый обликом брата, пробормотал Михаил, удивить которого было не так-то просто. – И с каких пор ты этот отстой слушаешь? – Он указал пальцем на лицо вокалиста на толстовке.
     – Сам ты отстой! – обиделся Антон, но потом всё же улыбнулся, отчего его шип хищно выпятился вверх. – Я ещё не слушаю. Только начинаю! – с этими словами он достал из сумки два диска. «Tokyo Hotel» и «Cinema Bizarre» – успел прочитать Михаил. Тут взгляд его упал на сумку брата, и он понял, почему она издавала такой странный гремящий звук. Передняя часть портфеля, будто чешуей, была сплошь покрыта ковром блестящих значков. Значки были самыми разными: большими, маленькими, яркими, тусклыми, страшными и красивыми. Антон подошёл к созданию своего нового облика со всей серьёзностью. Удивление Михаила медленно начало сменяться раздражением.
     – Так ты что, в ЭМО записался?
     – Ну, типа того, – смутился Антон. – Просто мне понравились там многие ребята, их взгляды…
     – Какие взгляды?! Рыдать целыми днями и мечтать, как бы себе вены вскрыть? Ты это называешь взглядами?!
     – Это всего лишь стереотипное мнение непосвящённого человека, – парировал Антон. – ЭМО – нормальные ребята. Просто они хотят выделиться из серой массы повседневности.
     – Ага, а ещё к ним идут те, кто среди нормальных людей чувствует себя лохом, – нанёс свой удар Михаил. – Что, не так?
     Антону нечего было ответить. Взяв сумку, он молча обулся и вышел. Михаилу оставалось только тихо выругаться от досады. Что-то подсказывало ему: эта ссора не ограничится простым надуванием губ.

     Как же получилось, что среда так повлияла на младшего брата? Очень даже просто. Подростковое желание сбиваться в стаи процветало во все времена. В стае легче выжить. Там суровые законы жизни кажутся чем-то далёким, а жестокие удары судьбы всегда смягчит дружеское плечо собрата. Там нет нужды стоять перед выбором – всё за тебя решит коллектив. Там ты – часть целого. Один за всех, и все за одного – закон стаи. Как поётся в одной песне:


          Здесь никто не знает, кто же первый,
          И никто не видит дальше носа.
          Но зато я как бы жив, наверно,
          И на самом деле мне не страшно!


     Стаи везде одинаковые. Различие лишь в идеологии. Психологи называют такие группировки интеллектуальным словом «субкультуры». Но, по сути, их можно сравнить с дикими племенами папуасов какой-нибудь Новой Гвинеи. У них свои законы, свой вождь. Они мнят о себе невесть что и поклоняются несуществующим богам. Субкультур к началу XXI века сформировалось великое множество, а скольким из них ещё предстоит появиться… Одних только меломанов, предпочитающих разные музыкальные направления, наберётся несколько десятков. А уж о прочих «узкоспециализированных» группировках вроде готов и ЭМО не стоит даже вспоминать. Среди молодёжи давно вышло из моды быть обычным, «как все». Многим подросткам наскучило играть в простых детей, им гораздо больше нравилось чувствовать себя кем-то. Одеваться, говорить, мыслить соответствующим образом. Всё чаще среди несмышленых пятиклассников можно слышать такие разговоры: «Ты кто?» – «Я – гот!» – «А-а, круто, а я ролевик!» – хотя ни тот, ни другой таковыми не являются и даже наполовину не осознают истинного значения этих слов.
     …Пасмурным октябрьским вечером Антон возвращался домой со свидания. Настроение младшего брата было под стать погоде – он был хмур и угрюм. Им владели лишь злость и досада. Тщетно пытаясь наладить отношения с девушками, Антон лишь усложнял ситуацию. Общение, а тем более с прекрасным полом, не было сильной стороной Золотникова-младшего. На этом поле он был совершенно неопытным, неуверенным в себе человеком, что отражалось во всём: в его речи, позе, мимике, жестах, даже в мыслях. Находясь в обществе девушки, Антон нёс такой наивный бред, что, не в силах снести этого, она тут же убегала. Но даже если находилась способная дотерпеть до конца свидания, то, едва двери её подъезда захлопывались, девушка прекращала отношения с Антоном, не желая общаться «с таким убожеством». С последней девчонкой Золотникову-младшему «повезло» еще больше: эта фурия решила поиздеваться над незадачливым Казановой. Наигравшись с Антоном, как кошка с мышью, девушка высказала всё, что о нём думает, после чего, рассмеявшись младшему брату в лицо, скрылась в неизвестном направлении. Не удивительно, что после такого «удачного» свидания настроение Антона было хуже некуда. Путь его лежал через площадь Ленина, мимо памятника Великому Вождю. Антон ходил здесь сотни раз и давно привык к стайкам эмокидов, облепивших памятник со всех сторон. Раньше говорили, что больше всего Владимира Ильича любили голуби. Антон не сомневался: больше всего дедушку Ленина любят эти вот чёрно-розовые детишки…
     – Эй, дружище, огоньку не найдётся? – окликнул его один из неформалов.
     – Отвали, козёл! – рыкнул в его сторону Антон, не замедляя шага.
     – Ты чё, пацан? – удивлённо уставился на него «ЭМО-бой».
     Нервы Антона не выдержали.
     – Я ТЕ СКАЗАЛ, ОТВАЛИ КОЗЁЛ, ТЫ ЧЁ, НЕ ПОНЯЛ!?? – развернувшись в сторону парнишки, заорал Золотников. Лицо Антона в этот момент светилось такой слепой истеричной яростью, что ЭМО невольно залюбовались.
     – Не трогай ты его, у меня жига есть… – сказал кто-то среди ЭМО.
     – Да всё-всё, успокойся! – отмахнулся от Антона курильщик. – Иди, куда шёл…
     – Ну вот, то-то же, – чуть спокойнее кивнул Антон и быстро зашагал дальше.
     – Эй, тебя что, девушка бросила? – окликнула его одна девчонка с чёрно-красными волосами.
     Антона на секунду проняло.
     – А ты откуда знаешь?
     – Такой же была… Я понимаю, как тебе плохо, – отозвалась она, прикуривая от протянутой зажигалки. – Хочешь, садись с нами, поболтаем.
     – Я с «эмаками» не общаюсь, – огрызнулся Антон и, набросив капюшон, скрылся в тенистой аллее. Подростки лишь пожали плечами.
     Однако слова девушки-ЭМО запали младшему брату в душу. Впервые кто-то понял его с полуслова, с полувзгляда. Даже родной брат не всегда мог разобраться в его чувствах и мыслях – приходилось объяснять, упрощать, говорить так, чтобы было понятно, искажая реальность. А тут совершенно незнакомая девушка, которую он видел первый раз в жизни, в какой-то миг проникла в его душу и ухватила самую суть его переживаний. Поняла его… Может, зря он был так груб с ними? Может, в этом действительно что-то есть? Или ему только показалось?
     Антон не спал всю ночь – на душе у него скребли кошки. А что если среди ЭМО он найдёт то, чего никак не мог отыскать среди обычных школьников? То, чего ему не могла дать даже семья – понимания…
     На следующий день Антон пришёл на площадь и влился в компанию чёрно-розовых неформалов. Ребята не задавали вопросов. Они просто приняли его в свою «семью».
     С этого дня началась новая жизнь Антона – в стае. Вступая туда, он потерял свою индивидуальность, стал мелкой песчинкой в огромной пустыне подросткового подражательства. Но зато получил, наконец, то, чего так долго ждал – общение на равных, поддержку, понимание. Разговаривая с девушками-ЭМО, Антон не испытывал никакой стеснительности; его оставили неуверенность и страхи, и он впервые за несколько лет почувствовал себя полноценным человеком. Очень быстро младший брат отыскал среди эмокидов ту единственную, с которой, казалось, мог общаться целую вечность. В ней ему нравилось буквально всё: внешность, чувство юмора, манера общения, даже её проколотый язык. Другими словами, Антон нашёл свою любовь.
     Долгое время Золотников стеснялся признаться своему брату, что стал одним из этих, поэтому продолжал носить обычную одежду. Но вот настал день, когда ему сказали, что, если он хочет быть частью коллектива, придётся придерживаться определённого стиля. Делать было нечего, и очень скоро на Антоне красовался новый наряд, в котором любой прохожий мог бы без труда узнать неформала. Чтобы придать своей внешности ещё одну яркую черту, Антон проколол нижнюю губу и вставил туда острый стальной шип, который превращал его улыбку в хищный оскал. Завершающим штрихом было изменение музыкальных вкусов. Песни «Tokyo Hotel» и «Cinema Bizarre» – настоящих кумиров ЭМО-рока – быстро перекочевали в mp3-плеер Антона.
     Превращение было завершено.

     Как и ожидал Антон, старший брат совсем не обрадовался, узнав, с кем спутался его родственничек. В тот день он не стал ссориться с Михаилом, не стал кричать и размахивать руками. Просто взял и ушёл. Сбежал.
     Идти Антону было некуда, кроме как к своим новым друзьям.
     – Здорово, Антоха, – обрадовались ребята, увидев ставшего уже своим Золотникова. – Чего такой кислый?
     – Да вот, брат не одобрил мой новый стиль одежды, – мрачно отозвался Антон.
     – У меня дома такая же бодяга, – отозвалась девушка с чёрно-красной шевелюрой.
     – И у меня…
     – Да и у меня тоже…
     – А меня предки вообще грозились из дома выгнать, если буду так одеваться. И ничего, живу, как видишь!
     – Так что, Антоха, ты тут не один такой! – похлопал Золотникова по плечу кто-то из неформалов, отчего тому сразу стало легче. Не один такой…
     – А меня ты уже не замечаешь? – вышла из-за памятника девушка в обтягивающей чёрно-розовой блузке и в мини-юбке с цепочками по бокам.
     Эля… Девушка, которую Антон по праву считал своей. Сердце исчезло – на его месте появился тяжёлый бу?хающий молот. Забыв обо всём, Антон бросился к Эле. Секунда, и губы их слились в протяжном поцелуе. Антону нравилось ощущать её проколотый язык, а она получала удовольствие от лёгкого покалывания его шипа у себя на губах.
     Такая вот любовь… Антон закрыл глаза. Впервые за несколько дней он был счастлив. Брат, школа и тому подобные мелочи остались где-то далеко позади. Сейчас для Золотникова существовала только Эля и остальные ребята, окружившие памятник Ленину со всех сторон.
     – Милый, хочешь расслабиться? – спросила Эля, отрываясь от поцелуя.
     – Ещё бы! – со слегка хмельной головой отвечал Антон.
     – Через час в городском парке рок-концерт, там будет «Violence» выступать…
     – А кто это?
     – Как, ты не знаешь «Violence»? Это же самая крутая альтернатива во всём городе! Пойдёшь?
     – С тобой – хоть в огонь…

     «Самая крутая альтернатива в городе» оказалась бойз-бэндом из четырёх человек, играющим нечто, похожее на альтернативный рок. «Metal core», если быть точным. Ещё даже не зайдя в парк, Антон уже слышал заглушающие всё на свете звуки «тяжеляка». Точнее, это был громкий шум, разобрать более тонкую мелодию в котором не представлялось возможным. По крайней мере, на таком расстоянии.
     Держа Элю за руку, Антон пошёл на звук. В самом центре парка возвышалась сцена, а перед ней, лихо размахивая «козами», бесновалась толпа. Приглядевшись, Антон практически не увидел «нормальных» – в полном смысле этого слова – людей. В толпе были в основном неформалы: ЭМО, готы, а также многоликая братия почитателей рок-культуры – металлисты, панки, альтернативщики, линкисты, и прочее, и прочее, и прочее. Ещё две недели назад, оказавшись в такой компании, Антон испытал бы дикую помесь отвращения и страха, но сейчас он чувствовал себя полноправным её членом. На фоне диковатых причёсок и прикидов его внешность не так уж и бросалась в глаза. Антон был среди своих.
     Ребята из «Violence» вполне оправдывали своё название. Четверо подростков: барабанщик, гитарист, басист, по совместительству являвшийся вокалистом, и второй вокалист, поющий жёстким «бруталом», неистово месили на сцене собственные инструменты. Если представить медведя, которому дали в руки бревно и попросили сыграть симфонию, а затем умножить это на четыре, можно получить приблизительное представление о группе «Violence». Казалось, умение играть для ребят так и осталось тайной за семью печатями. Две гитары совместно с барабанами производили на свет такой жуткий шум, что Антон, привыкший к красивым голосам профессиональных рок-музыкантов, поначалу даже поморщился. Однако не прошло и трёх минут, как Золотников с удивлением стал замечать, что ему это нравится! Вся злость на брата, на школу, на бывших друзей и вообще на саму эту жизнь, вся жестокость, что таилась в его душе, рвалась наружу под действием этой музыки. В груди появилось неведомое ранее чувство – агрессивный восторг.
     – Тебе нравится? – с трудом перекричала вопли толпы и вокалистов Эля.
     – ДА!!! – возопил Антон, в экстазе размахивая «козой».
     – Так чего же ты ждёшь? – подтолкнул его один из неформалов. – Пошли туда! – и он указал на открытое пространство перед сценой. Антон остолбенел. Десятка два человек носились по этому огороженному лентой клочку земли, что было силы толкая друг друга. В глазах их читался животный азарт и ярость.
     – Пошли! – не раздумывая, крикнул Антон, и со всего маху влетел в это месиво беснующихся подростков. Не успел он опомниться, как чей-то кулак заехал ему в подбородок, а в плечо с силой врезалась чья-то туша. Боль лишь подстегнула животные инстинкты Золотникова. Ожесточённо работая руками и ногами, он начал кружиться в каком-то диком танце, толкая других неформалов, нанося беспорядочные удары и тычки. Со всех сторон на него сыпались точно такие же тумаки, но Антон уже не чувствовал ничего, кроме рвущейся из его груди невиданной силы. Второй раз за день он был по-настоящему счастлив.
     – У-БЕЙ СЕ-БЯ, У-БЕЙ ВСЕХ ВОКРУГ!!! – всё тем же грубейшим «бруталом» вопил парень со сцены.
     – РАЗОРВИ СВОЮ СЛАБОСТЬ, БОЛЬ И ИСПУГ!!! – вторил ему тонкий противный визг второго вокалиста. Неистовый бой барабанов, тяжелейший треск электрогитар сливались для Антона в одну божественную музыку, полностью созвучную его настроению.
     – БУМ-БУМ, БУМ-БУМ, БУМ-БУ-БУ-БУМ-БУМ!!! – гудели барабаны.
     – ВЖИИИИИИИИИИИИЙЙЙАААААААААУУУУУУ!!!!!! – визжала гитара.
     – Г-Р-Р-РААААА!!! – ревели вокалисты.
     Казалось, эти жуткие звуки были слышны по ту сторону земли. Огромные, в рост человека, колонки придавали им ещё большую мощь. Сам воздух в ужасе сотрясался, не в силах снести музыку современных подростков. Имя всему этому было – «VIOLENCE».

     Оставим на время Антона и вернёмся к его старшему брату. Что же Михаил? Неужели он так и остался самим собой?
     Как ребёнок, что провёл своё детство на улице, в стае таких же, как и он, подростков, Михаил не мог не поддаться разрушительному влиянию среды. Нет, он не стал готом или ЭМО, как его брат, – их он глубоко презирал. Старший Золотников примкнул к группировке куда более распространённой, чем любая другая. Автор может подобрать множество определений, характеризующих подобные стаи: «Бухающая молодёжь», «Дети улицы» или, скажем, «Потерянное поколение»… Итог один: Михаил, несмотря на волю и твёрдый характер, также не смог избежать давления мира, в котором он проводил большую часть свободного времени.
     Золотников стал одним из тех, кого можно увидеть сидящим в подворотне с сигаретой в зубах или бутылкой пива в руке. Одним из тех, кто гуляет допоздна, частенько не ночует дома, проводя все свободное время в ночных клубах или полутёмных аллеях в компании очередной легкомысленной красавицы. Одним из тех, кто плюёт на учёбу и, вырастая, становится либо богачом и хозяином жизни, либо, вернее всего, почерневшим от водки бичом, работающим за гроши. Он был по-своему счастлив в этой среде. Он нашёл здесь свой круг общения, занятия по интересам и даже девушку, которая, впрочем, рано или поздно всё равно бы перешла в разряд «бывших». Благодаря силе и авторитету Михаил всегда занимал место вожака среди сверстников своего района. Однако очень быстро ему наскучила эта роль, он всё больше стал отдаляться от коллектива, искать себя в других районах города. Так Михаил попал к вокзальным гопникам.
     Что есть гопник? По сути, гопником может быть любой человек, плевать хотевший на мораль и принципы. Любой, кто способен избить прохожего без всякой на то причины, отсидеть ночь в следственном изоляторе, а наутро выйти и снова устроить драку. Любой, кто не знает, зачем он живёт, и существует лишь за счёт других, тех, кто слабее его.
     Такими и были парни, жившие в привокзальном районе. В свободное от школы или «фазанки» время они подрабатывали грузчиками, таская тяжеленные тюки, сумки и баулы, а все заработанные копейки пропивали в ближайшем киоске. Если же денег не хватало, они подкарауливали одиноких прохожих, отнимали у них ценности, после чего толкали их какому-нибудь местному барыге за те же самые копейки. Вокзальному участковому не было дела до местной гопоты, что гнойным нарывом разрасталась на лице всего района. Он прекрасно понимал: всех гадов всё равно не вывести, да и за шкуру свою «блюститель порядка» боялся, поэтому от жалоб прикрывался многочисленными документами, бланками и прочими бумажками. Не удивительно, что хулиганы оставались безнаказанными. А что может послужить для гопника лучшим поводом для продолжения занятия «ремеслом», чем безнаказанность?
     Именно в такое общество и попал Михаил. Незадолго до того, как Антон вступил в «доблестные» ряды» ЭМО, Михаил шёл по вокзалу. То, что произошло далее, смело можно назвать классикой уголовного жанра. Тёмный проход под аркой. Распивающая бутылку компания. Добродушные ухмылки, сверлящие затаённой злобой глаза…
     – Эй, пацан, телефон есть позвонить? – спросил один, перегораживая дорогу Михаилу. Тот не стал отвечать. Таких задохликов старший Золотников на себе вертел. Мощный удар в челюсть – и один в нокауте. Подлетели ещё двое. Серия быстрых точных тычков – и противники корчатся у ног. Тут уж вся компания хотела было вступить в бой, но один, самый здоровый, видимо, главарь, остановил их.
     – Слышь, друг, – позвал он Михаила. – Ты классно дерёшься! Я уважаю сильных людей. Садись с нами, выпей! – и главарь протянул ему тускло блестящую янтарём бутылку.
     Так завязалось знакомство Михаила с местной гопотой.

     Они сидели на лавочке у подъезда и пили пиво. Михаил, главарь (его все звали Негром за почерневшую от табака кожу) и ещё несколько парней.
     – И зачем ты это делаешь? – спросил Михаил.
     – Что делаю? – не понял Негр.
     – Ну, гоп-стопом промышляешь. Деньги у тебя вроде бы и без того водятся…
     – Думаешь, я это ради денег? – высокомерно сказал главарь.
     – Вот я и спрашиваю: зачем?
     – Да так… Ради прикола. Потому что я так могу. Потому что я сильнее, – Негр зловеще ухмыльнулся. От его больших белоснежных зубов Михаилу стало не по себе. – Понимаешь, отобрать телефон – всё равно что унизить… Доставляет удовольствие. Если какой-то лох не может себя защитить, на фиг с ним церемониться?! Он слабак, значит, не достоин уважения. Его слабостью грех не воспользоваться. Вон, зацени, идёт один…
     Главарь ткнул пальцем в проходившего мимо парнишку лет тринадцати в коротких шортиках и майке с Микки Маусом на груди. Округлое лицо его светилось таким добродушием, что Михаилу стало жаль бедолагу.
     – Вот, гляди, – снова ухмыльнулся Негр. – Эй, пацан! Ди сюда!
     Парнишка чуть не подпрыгнул от неожиданности и замер на месте, не в силах пошевелиться. Было видно, что он мучительно решает, дать дёру или подойти.
     – Да иди сюда, не укушу! – угрожающе позвал главарь. Трясущийся паренёк, поняв, что деваться некуда, на ватных ногах приблизился к стайке гопников.
     – Д-да? – проговорил он.
     – Чё «д-да»? – передразнил Негр. – Телефон есть позвонить?
     – Н-нету, – развёл руками мальчик, и в этот самый момент у него в кармане что-то громко задребезжало. Лоб бедняги тут же покрылся испариной, а стук сердца можно было услышать даже в двух метрах от него.
     – Чё ты мне тут …здишь? А в кармане чё?
     – Те-телефон…
     – Сам слышу, что телефон! Давай сюда.
     Глаза мальчика быстро-быстро забегали в поисках кого-нибудь, кто мог бы помочь. Но улица была пуста, и даже в окнах домов он не увидел ни одного лица.
     – Чё ты тупишь, давай телефон, тебе говорят! – толкнул парня в плечо один из гопников.
     – Я… я… я, пож-жалуй, пойду! – пробормотал мальчик и попробовал было уйти, но сильная рука Негра схватила его за плечо. Парнишка мелко задрожал.
     – Нехорошо, когда с тобой разговаривают, к людям ж… поворачиваться! – назидательно проговорил главарь, с силой сдавливая плечо мальчика. – Телефон давай, мать твою!
     – Н-не да-ам! – на глазах мальчика появился прозрачный шарик слезы. У Михаила в груди что-то кольнуло. Что-то, похожее на совесть.
     – Ты чё ноешь, как баба? – толкнул его другой пацан. Толчок был больше похож на удар.
     – Отпустите меня-а! – завопил паренёк, пытаясь вырваться из окружения, но тут же получил несколько сильных ударов под дых и по плечам. Тихо хрипя, он схватился за живот и больше не издал ни звука.
     – Телефон давай, – сказал Негр, хватая мальчика за волосы. – А то домой сегодня не вернёшься. Ты понял, нет?
     – По-по-понял, – заикаясь, кивнул тот, быстро сунул в протянутую руку главаря свой слегка потрёпанный «Sony Ericsson». – М-можно, я пойду? – теперь он, уже не стесняясь, плакал, утирая слёзы округлым кулачком.
     – Вали отсюда, и чтобы я тебя тут больше не видел! Будешь в милицию жаловаться, найду и убью! – угрожающе пообещал Негр, напоследок дав мальчишке увесистый пинок под зад. Громкой ойкнув, тот припустил во весь дух, в мгновение ока скрывшись между домами.
     На душе у Михаила было гадко, будто он только что наелся грязи. Перед глазами всё стояло несчастное лицо мальчика, такое доброе и искреннее. Он же никому ничего плохого не сделал. Зачем же с ним так? А он сам сидел и смотрел, даже не вмешался…
     Рядом нахохлился, будто индюк, довольный уловом главарь. Он с увлечением рассказывал про то, какая сложная это наука – «гоп-стоп». Но Михаил его не слушал, перед глазами всё ещё стояла сцена с мальчиком, и до ушей долетали лишь обрывки фраз:
     – …Понимаешь, главное – привлечь внимание… чтобы он остановился, заговорил с тобой… если быстрым шагом идёт, лучше не связываться… можно иногда прикормить… жвачку там дать или выпить… подобреет, легче расстанется с добром…
     Негр говорил долго и ровно. Когда речь шла о его любимом ремесле, на главаря обычно нападало красноречие. Маты и жаргон куда-то пропадали, предложения сами собой выстраивались в ровный связный монолог. Негр вовсе не был тупым качком, всё решающим грубой силой. В душе он был дипломатом, способным подчинить себе человека с помощью одних только слов. Однако власть свою в стае он частенько подкреплял тяжёлым кулаком.
     – Или вон ещё один идёт, «нефор»… Этот-то у меня так легко не отделается… – долетело до ушей Михаила. Приглядевшись, он увидел, как мимо них по дорожке медленно шёл его брат, Антон… Действовать нужно было быстро.
     – Стойте, он мой! – уверенным тоном проговорил Михаил, направляясь в сторону ЭМО.
     – Оп-па, вот это я понимаю, мужик! – поддержал его главарь. – Ну, давай, вперёд, а мы здесь подождём.
     Быстро догнав Антона, Михаил что было силы хлопнул его по плечу. Сзади раздались одобрительные возгласы гопников.
     – Какого хре… Миха? – удивился Антон. – Ты здесь откуда?!
     – Притворись, что меня не знаешь, – процедил сквозь зубы Михаил. – Пошли, отойдём подальше.
     Антон молча выполнил просьбу брата.
     – А теперь отдай мне свой телефон, – потребовал Михаил.
     – С чего вдруг?
     – А с того, если не отдашь, те братки за моей спиной тебя запинают, – полушёпотом сказал старший брат. – Да и меня, пожалуй… – добавил он нехотя.
     – Что вообще происходит, я не понял? – собирался было разозлиться Антон, но брат заткнул ему рот ладонью.
     – Молчи, дурак! Просто дай телефон и свали по-хорошему, а мобилу я тебе вечером верну. Обещаю!
     – Ну ладно, если уж так просишь… – телефон Антона перекочевал в карман старшего брата.
     – Всё, а теперь иди и как можно скорее!
     С этими словами Михаил сделал вид, что пнул Антона (хотя тот этого даже не заметил), после чего быстрым шагом направился к поджидающей его компании. Там Михаила уже встречали дружным улюлюканьем. Только Негр был мрачен.
     – Что-то ты как-то мягко с ним обошёлся, – сказал он. – Врезал пару раз хотя бы… И как тебе только удалось?
     – Просто я умею общаться с людьми, – отозвался Михаил, отчего брови главаря нахмурились ещё больше.

     Тёмная комната. Две заправленные кровати. Два парня, отрешённо уставившиеся в потолок. У каждого свои мысли, каждого точит собственный червь. Телефон Антона тускло поблёскивает на тумбочке хозяина. В комнате мёртвая тишина…
     – Скажи, брат, – первым нарушил эту тишину Антон, – неужели ты думаешь, что твоё общество лучше моего? Неужели это быдло, с которым я тебя сегодня видел, лучше ЭМО на площади?
     – По крайней мере, оно сильнее. И я его понимаю.
     – И в чём же состоит его сила? В том, чтобы отбирать у подростков мобильники, бухать и курить в подворотнях и драться с такими же качками из других районов? Большая сила, ничего не скажешь! А ты, брат мой, уподобился им, стал вонючим гопником.
     – Уж лучше быть вонючим гопником, чем плаксивым ЭМО! – огрызнулся Михаил.
     – А что такого плохого в ЭМО? Чем мы тебе не угодили? – от Михаила не ускользнуло бьющее по ушам слово «мы». – Мы что, обидели тебя, оскорбили или причинили какой-то ущерб?
     – Меня бесит, что твои дружки постоянно ноют, вопя о том, как хорошо было бы сдохнуть, вскрыв себе вены, и вообще сама философия ваша мне не нравится! Ваше постоянно плачущее стадо – это не приспособленное к жизни поколение, которое своим видом не только раздражает других людей, но и попросту расслабляет, разжижает его своими слезами!
     – Раньше я тоже так думал, верил в эти глупые сказки, что все ЭМО – нытики и подверженные суициду придурки! Это неправда. Я общался с ЭМО. Я сам ЭМО! Скажи, разве я похож на нытика, мечтающего покончить с собой?! ЭМО не такие. Мы – самые обычные подростки, которым нравится быть такими, какие мы есть!
     – Значит, вы не ЭМО, а тупые подражатели, детишки, одевшиеся в чёрно-розовые цвета и возомнившие себя крутыми.
     – Во что одеваться – личное дело каждого. Мне нравится мой стиль.
     – Ты просто подверженный влиянию среды лошара, который среди нормальных людей не смог не то что девушку найти – даже просто нормально общаться.
     – Зато теперь у меня есть и девушка, и нормальное общение. Я счастлив. А вот будешь ли счастлив ты среди этих моральных уродов, которым плевать на стыд и совесть?
     – О, поверь мне, буду! Но это уже тебя не касается.
     – Я в этом сильно сомневаюсь. Если бы ты одобрял их действия, то не стал бы притворяться тогда. Просто избил бы меня и отобрал мобилу. Но ты не такой, я видел это по твоему лицу.
     – Заткнись, ничего ты не видел!
     – Ещё как видел. Признай, брат, слабого бить легче всего, поэтому на ЭМО и ополчились все остальные нефоры. А на самом-то деле мы лучше многих из них! Остальные просто нам завидуют.
     – Раз вы такие распрекрасные, почему не можете постоять за себя? Почему вас лупят все, кому не лень, даже не боясь получить сдачи?
     Антон, уже собравшийся было утопить брата в неопровержимых аргументах превосходства ЭМО, внезапно осёкся. В нём ещё слишком свежи были воспоминания своей прошлой жизни. Так и не дождавшись вразумительного ответа, Михаил кивнул:
     – То-то же, братец. Легче всего сбежать от проблем в стаю чёрно-розовых дебилов, куда сложнее попробовать их решить, оставаясь самим собой.
     В комнате снова повисло тяжёлое молчание.
     – Мне уже поздно становиться самим собой, – произнёс Антон. – Я стал тем, кем я стал.
     – Это только слова, брат, – послышался мрачный голос Михаила. – Завтра вечером Негр потащит свою банду на площадь. Ему захотелось крови твоих новых друзей, – голос его на мгновение дрогнул. – Я пойду с ними…
     – Ты не сделаешь этого!
     – Сделаю, брат, ещё как. Ты даже понятия не имеешь, что способна сделать с человеком среда… Не ходи завтра туда. Можешь даже предупредить свою девушку. Подумай над моим предложением, проведи завтрашний вечер дома или, скажем, в гостях. Но прошу тебя: не ходи.
     – Я приду, – голос Антона был твёрд.
     – Ну… Раз уж так решил, я не буду тебе препятствовать.
     – Спокойной ночи, брат!
     – Спокойной ночи, брат…

     Над площадью Ленина нависли тяжёлые дождевые тучи. Стояла пасмурная погода, и даже яркие клумбы будто окрасились в тёмно-серый цвет. Воздух казался затхлым и каким-то загустевшим – стоит протянуть руку, и она по локоть увязнет в гнетущей тишине. Тяжесть, серость, угнетённость… Даже памятник Ленину сегодня выглядел суровее, чем обычно, а его призывно вытянутая к небу рука больше напоминала взмах генерала, бросающего свои полки в бой. На смерть.
     Антон сдержал обещание. Он не остался дома – пришёл, как и его брат. Появление гопников не стало для эмокидов сюрпризом. Антон успел подготовить их, после чего число ЭМО на площади выросло примерно вдвое. Гопников же было всего десять, но их боевые навыки и сильный бойцовский дух могли поспорить с численным превосходством чёрно-розовой братии.
     Михаил и Антон стояли лицом к лицу. Их взгляды метали молнии.
     – И что ты намерен делать? – злобно спросил младший брат. В голосе его слышалась ненависть. – Убьёшь меня? Или отберёшь мобильный, а дома вернёшь, пряча от стыда глаза?
     – Слышь, Миха, а он тебя знает, – с наглой ухмылкой вставил Негр. – О чём это он говорит?
     – Ни о чём. Это мой брат, – процедил сквозь зубы Михаил. Потом крикнул Антону: – Заткнись! Я не собираюсь выслушивать весь этот бред от таких, как ты!
     На самом деле он лишь распалял себя. Михаилу не хотелось драться с братом – с тем, кого на протяжении семнадцати лет он опекал, как самое дорогое, что у него было.
     – Так чего же ты ждёшь? Вот он я! – закричал Антон, также пытаясь вызвать у себя в груди хотя бы искорку настоящей злобы. Он тоже любил своего брата и не хотел вступать в драку. – Давай, один на один! Или ты только в своей стае крутой?
     – А в натуре, Миха, наваляй ему! – подстегнул старшего брата главарь. – Или мы тебе поможем.
     – Я сам, – остановил Михаил уже готовых сорваться в бой гопников и сделал шаг вперёд. – Ну, иди же сюда, братишка! Посмотрим, чему ты научился за свою жалкую, лишённую смысла жизнь!
     – С удовольствием! – с мрачной готовностью сказал Антон, выходя вперёд. Он и не надеялся победить своего брата. Он вообще уже ни на что не надеялся.
     – Ну, давай, бей меня! – приказал Михаил. И Антон ударил. Ударил слабо и косо. Его брат без труда закрылся от атаки, но зато ответил такой мощной подачей, что Антон едва устоял на ногах. Лицо тут же распухло, левый глаз заплыл и перестал видеть. Где-то позади послышался вскрик Эли. Она бросилась было к дерущимся, но её удержали.
     – И это всё? – рассмеялся в лицо брату Антон, сплёвывая кровью на серый асфальт. – Всё, на что ты спосо…
     Договорить он не успел. Кулак Михаила врезал ему по ребрам, вышибая из лёгких весь дух. Толпа гопников радостно заулюлюкала. Хрипя от боли, Антон выпрямился и взглянул в лицо брата единственным здоровым глазом. Потом плюнул в его сторону кровавой слюной.
     – Слабак! Ты так и останешься гопниковской шестёркой.
     За этим последовал ещё удар. На этот раз Антон не смог удержаться на ногах и полетел на заплёванный кровью асфальт.
     Капля за каплей начал моросить мелкий противный дождик. С каждым ударом Михаил бил будто самого себя. В его глазах на миг промелькнуло что-то, похожее на слезу.
     Дрожа всем телом, держась за отбитый бок и с трудом моргая заплывшим глазом, Антон поднялся.
     – Ты ничтожество! – выплюнул он в лицо брату. – Так и будешь отбирать телефоны у малолеток да бухать по подворотням. На большее ты никогда не был способен! И не будешь…
     Михаил нанёс ещё удар. Эта пытка становилась для него невыносимой. Каждый удар отдавался в голове гулким звоном, а каждое слово брата, разящее больнее любого кулака, разрывало душу на части.
     Антон снова упал, и на этот раз подняться ему стоило титанических усилий. Но он всё же встал и даже выпрямился в полный рост. Это его упорство для Михаила было хуже самых страшных мучений.
     – Ты жалок, брат мой, – рассмеялся ему в лицо Антон. – Бьёшь меня, а сам еле сдерживаешься, чтобы не зарыдать…
     Удар в челюсть прервал его речь. И на этот раз Антон попытался встать, но Михаил ударил его уже на земле.
     – Я всегда знал, что ты трус. Бить лежачего… – в страшной кровавой улыбке протянул младший брат, лёжа на спине. Потом захрипел и приподнялся на одно колено. Подняться выше ему мешала острая боль в боку.
     – Прекрати, брат, – взмолился Михаил. – Просто лежи и не сопротивляйся, прошу тебя!
     – Не дождёшься, – был ответ.
     – Миха, чё этот лох над тобой издевается? – возмутился Негр. – Добей его, да и дело с концом!
     – Он мой брат! – огрызнулся Михаил. – Я не могу!
     – Да брось ты, я своего брата на больничную койку отправил, когда он мне возразил! Сделай и ты так!
     – Нет.
     – Я сказал, добей его! – настойчивее повторил главарь.
     – А я сказал: нет!
     Дальше всё произошло слишком быстро, чтобы Михаил успел среагировать. Негр внезапно подался вперёд. Обутая в массивный сапог нога описала в воздухе широкий пируэт, после чего утяжелённый металлом носок нанёс мощный удар Антону по рёбрам. Тот отлетел на метр и чуть слышно застонал.
     – Вот так бы сразу! – рявкнул на Михаила Негр.
     – Никто не может бить моего брата, кроме меня!
     Тяжеленный кулак старшего брата с силой кузнечного молота впечатался в нос главаря, с хрустом ломая его, посылая Негра в глубокий нокаут. Лучшего удара Михаил в своей жизни ещё не наносил: главарь рухнул, как срубленное дерево. Из носа его полилась густая, грязная, почти чёрная кровь.
     Сверкнула молния, и секунду спустя раздался глухой раскат грома. Пошёл дождь.
     – А вы что встали? – заорал разгорячённый Михаил на оставшихся стоять в замешательстве гопников. – Забирайте этого урода и валите отсюда!
     Гопники не сдвинулись.
     – Вам что, не ясно сказали? – послышался крик из толпы ЭМО. – Мочи гопоту! – и чёрно-розовая волна эмокидов, раза в три превышающая гопников по численности, размахивая цепями и кастетами, ринулась в бой. То, как удирали гопники, ещё долго оставалось любимой темой обсуждения среди гулявших по площади неформалов…
     У лежащего на асфальте Антона остались двое.
     – Живой… – облегчённо вздохнул Михаил. – Слава Богу! Какой же я был дурак…
     – Кажется, пару ребёр сломал! Да ещё и ушибся сильно, – всхлипнула Эля. По щекам её текли слёзы. – Но жить будет. Антон, любимый…
     – И всё-таки вы, ЭМО, жуткие нытики, – грустно улыбнулся девушке Михаил.
     – И всё-таки ты мой брат, – услышали они хрипловатый голос Антона. – И я тебя люблю. Несмотря ни на что…

          3-6 июля 2008 г. Благовещенск

   

   Произведение публиковалось в:
   «АМУР. №07». Литературный альманах БГПУ. Благовещенск: 2008