Пироман. 01

     С корабля понемногу отступала тень, и палуба начинала сиять. Я сидел на баке, читал Пелевина и пытался не уснуть. Поплавок дернулся – ещё один гальян… а, нет. Сорвался.
     Я отложил книгу, прошелся по палубе, проверил хорошо ли затянуты верёвки, и, в общем-то, всё. На этом моя работа заканчивалась. Первое – держать катер в чистоте, второе – следить, чтобы никто не утащил лишнего и третье – держать катер в том месте, где, по мнению капитана, он должен быть.
     Вот я, шестнадцатилетний, и вот мои обязанности.
     В это лето, как и в прошлое, я устроился на работу к Белину. 1500 за ночь, 1000 днём. Так и жил.
     Большую часть времени я проводил на мысу за деревней. Тут находился причал, не официальный – официальный давно рассыпался и сгнил, – а природный: берега идеально подходили для швартовки, как катера, так и баржи. Но иногда мы ходили в рейс (при Палыче, это который Белин, ну, наш главный, я говорил «плаваем»; в такие моменты он начинал злиться и объяснять мне, как говорить правильно и почему, а меня это забавляло). В рейсе я не занимался ничем. Абсолютно. В пути из точки А в точку Б я был балластом, а в пунктах А и Б я становился сторожевым псом. Это обходилось Палычу в 3000 за сутки. Я набирал книг, пива и много сухариков. Пока мы шли, я ужирался в хлам в своей каморке, а когда приходили, я рыбачил и ждал, когда уедет Палыч и Высла, чтобы снова ужраться.
     Так я и жил.
     Высла – это помощник капитана. Старый педераст. Он работал с Палычем уже 12 лет, но тот так и не просек, что он педераст. Когда мне нужно было свалить, то он подменял меня. Он отвечал за документацию, заказы, оплату и в общем-то делал всё, что только можно. Если быть кратким, делал то, на что клал Палыч. Вся команда состояла из трёх человек: я, Палыч и старый педераст.
     Где-то зреет немой вопрос, но это всё позже.
     Я слез на берег. Проверил прочность узлов, которыми и был привязан катер к пням и деревьям. Всё было в порядке. Макс, ты справляешься.
     Я не замечал, как летят дни. Только по следам от костра, которые рисовали черные круги на песке, можно было отсчитать, сколько я уже здесь. Каждое утро я слезал с катера, проверял узлы, разводил костер и жарил сосиски. Так я учился наслаждаться тем, что у меня есть.
     Съев свой завтрак и искупавшись, я снова забрался на катер. Через час приехал Палыч и сказал, что сегодня отправляемся в рейс. Он дал мне денег и отпустил на пару часов.
     Я пришел в обед. Два «фатона» и один УАЗик погрузили на баржу. Палыч выглядел очень плохо. Обычно он постоянно пил, но перед рейсом он резко бросал, что и губило его. Ему было шестьдесят пять или шестьдесят шесть. Живчиком его не назовёшь, скорее, зомби с большой выдержкой.
     Через час пришёл Высла. Он принёс еду, газ для плиты и лекарство для Палыча. Я начал готовить нас к отправке.
     При фиксировании машин меня постоянно мыкало, каждый второй трос был расхлябан, и застёжка не входила. Высла стоял на карме баржи и смотрел на это, а я же старался быстрее вставить эту чёртову застёжку, чтобы этот старый педераст не подошел ко мне.
     Знатно затрахавшись, отшвартовав нас и спрятав тросы, мы начали отчаливать. Я ушел в свою каморку, распахнул дверь, открыл пиво. Ближайшее время меня никто не тронет. Ни старый педераст, ни Палыч, ни кто-либо ещё.
     катер разрезает волны,
     чайки пронзают небо.
     когда говорят, что земля без изъянов,
     я как оправдание этого мира.
     В это время я уже писал и писал давно, но к прозе был ещё не готов. Поэзия была моим тайным другом, о котором не знал никто. Даже не другом, а подругой. Страшной, прыщавой, но родной. Мой гадкий утёнок.
     Писал, зачёркивал, вырывал лист и бросал в море. Снова писал, зачёркивал, вырывал и бросал в море. Все было не тем.
     Для большего понимания: наше судно было транспортировочным. Мы ходили по Зейскому Водохранилищу, соединяя Федеральную трассу с Улак-Эльгой посредством морского сообщения.
     Палыч ругался, что я постоянно напиваюсь, но ничего с этим не делал, ведь работу свою я знал и выполнял. Было одно условие – не пить при нём, поэтому я пил у себя в каморке, а старый педераст в своей каюте. Я ненавидел его за то, что у него была своя каюта.
     Старым педерастом он был не потому, что вёл себя как-то по-особому, а потому, что он был старый и постоянно, когда напивался, просил его трахнуть. Да, это было так, он просил его трахнуть и предлагал за это деньги. Палыч говорил, что Высла так шутит. Но проверять мне не хотелось. Иногда он напивался сильнее обычного и начинал распускать руки, тогда я толкал его кулаком в скулу, и он падал спать. Трезвым он был почти обычным мужиком. Ничем к слову не примечательным.
     Первая остановка была в Хвойном через два часа. Съехал УАЗик, его мы должны были забрать на обратном пути. В Береговом мы оказались ближе к ночи. «Фатоны» остались до утра, потому что съезжать ночью было опасно. Палыча забрал друг. Мы с Выслой остались наедине. Я закрылся в своей каморке и лёг спать.
     На катере, когда он немного покачивается волной, засыпаешь быстро. По жизни я мало в чём уверен, но то, что самые лучшие сны мне снились на этом корабле, я уверен на все сто.
     Посреди ночи я проснулся от шума. Высла дёргал дверь, но щеколда справлялась.
     – иди лучше спать.
     – Максим, открой. мне нужно поговорить с тобой, – бурчал он пьяно.
     – старый, скройся, – ляпнул я и накрылся одеялом. Одеяла на катере были толстыми, ничем не отличаясь от матрасов. Скорее всего, это и были матрасы в пододеяльниках.
     – открой, Максим, мне нужно поговорить с тобой.
     Я собирался его игнорировать, но он начал дёргать дверь сильнее. Я встал с кровати и открыл дверь.
     Он сразу схватил меня за плечо.
     – Макси-им, – пьяно трындел старый.
     Толчком я отбросил его от себя. Не дождавшись ни слова, я толкнул его по лицу с кулака, а когда он упал, пнул его несколько раз по рёбрам. После я пошел дальше смотреть сны.
     Когда катер качает волна, ты засыпаешь быстро.


          

   

   Далее:
     Пироман. 02

   

   Произведение публиковалось в:
   Страница автора во Вконтакте