Дом, милый дом

     Я сидел на лавке на пересечении Горького-50 лет Октября. В руках я держал сумку с вещами. Погода была ужасная: холод и ветер. Из-под рукавов пальто высовывались руки, перемотанные спортивными бинтами, – так они не сильно замерзали. Мимо проходили люди, и я смотрел: каждый куда-то целеустремлённо шел. Я просто сидел, никуда идти было не нужно, да и некуда идти.
     Заряда на телефоне оставалось около двадцати процентов. Я выключил телефон. На улице темнело. Рядом находился сквер с лавочками, и через какое-то время на одной из них я уснул. Посреди ночи я проснулся от того, что мочевой пузырь надулся – мне сильно захотелось в туалет. В ближайших кустах я справил нужду. Огляделся. Вокруг валялись упаковки от презервативов. Я вспомнил Машу – мы поступали в одно место, только она поступала с колледжа, отучилась на учителя музыки. Я смутно помнил адрес, но чётко помнил, почему мы с ней прекратили общение. Делать было нечего, ночь, холод; я пошел к ней. Домофон в доме был сломан, и я легко попал в подъезд.
     Я бросил сумку и сел сверху напротив её двери. Стучать не хотелось. Позднее время суток, плохое расставание и ещё стопятьсот причин почему.
     Телефон включился, было пятнадцать процентов, и я снова выключил его. На какое-то время меня сморило, и я проснулся от тормошения. Подумал, что это кто-то из уборщиков или жильцов хочет выгнать бомжа из своего подъезда. Подняв глаза, я увидел Машу.
     – привет, – сказал я.
     – ты как всегда, – сказала она с интонацией, будто действительно знает меня. такой интонацией люди придают своим словам важности.
     Она была сильно пьяна, ведь она сама пригласила меня пройти.
     Все та же квартира, те же обои, тот же палас. Такса – Колбаска – радостно меня встретила на пороге. Из нового – это кучи мусора из одежды и картина кораблика из симпсонов, которая висела с остальным хламом над кроватью.
     – по прежнему уютно, – сказал я.
     Она промолчала и ушла в комнату. Я кинул сумку, разделся и снял бинты: рука была похоже на ветчину, с которой сняли верёвочки.
     На кухне я налил себе чай. Всё стояло по местам: кружки в правом верхнем ящике, сахарница пустая, она сахар в чай не кладёт, но всегда он у неё есть, лежит в правом нижнем ящике, в среднем правом маленькие ложечки – я взял ту, что на конце имеет сердечко. Чайник закипел. Она вышла.
     – что у тебя случилось?
     – меня выгнали.
     – за что в этот раз?
     – не заплатил за два месяца.
     – начни уже мозгами пользоваться, – сказала она и достала из холодильника йогурт.
     – были бы они, – сказал я тихим тоном.
     – ты можешь пожить до выходных. мои родители собираются приехать сюда. если они найдут тебя здесь, то заберут меня к себе.
     – мне бы хотя бы до утра, – сказал я.
     – оставайся до выходных, только не приставай.
     – мне это не нужно.
     – я тебя знаю, – сказала она и ушла в ванную.
     Я принес на кухню сумку. Отодрал скотч, которым скрепил оторванную лямку. Нитки лежали там же, где и лежали, будто прошел не год, а всего один день с тех пор, как я был тут последний раз.
     – знаешь, а я думала ты ушел на совсем, – сказала она, выходя из ванной.
     Я сидел пришивал лямку. Ничего не ответил. В голове лишь крутилось «не думай о завтра». Хотя, сейчас можно было думать, но не дальше выходных. Там было всё печально.
     Обычно она была очень говорливой, но сегодня она была обижена. Мне было её жаль, но ничего сделать я не мог. Она покрутилась на кухне, а потом ушла в комнату.
     Пришив лямку, я расстелил диван – мне это было не нужно, но она раньше заставляла, когда мы с ней ругались, и она просила лечь в зале. Я расстелил и лёг спать.
     Неужели бег ко взрослой жизни закончился финишем, за которым меня встретили нищета и безысходность. Дальше наверняка что-то должно быть. Что-то прекрасное. Надеюсь, прекраснее смерти.
     Посреди ночи я проснулся от того, что диван разложили вместе со мной. Это была Маша. От неё стало пуще нести перегаром. Не сказав ни слова, она легла ко мне спиной и прижалась. Я обнял её, и мы уснули.
     Часов в 7 утра я проснулся от падающего солнца. На кухне скворчало масло. Яичница, молочная колбаса и стакан кофе. Убрав постель, я умылся и вышел на кухню: яичница, молочная колбаса и стакан кофе.
     Убрав постель, я умылся и вышел на кухню: яичница, молочная колбаса и стакан кофе. Чашек/кружек у неё не было.
     – приятного аппетита, —сказала она и продолжила залипать в телефон. Я принялся уминать еду.
     – ты где работаешь? – спросил я.
     – в цветочном, около АмГУ.
     – что-то новое, – сказал я. – сколько платят?
     – 95 рублей в час + процент.
     – мало, – сказал я.
     – а ты сейчас где-нибудь работаешь?
     – сегодня хочу позвонить по поводу работы грузчиком. 120 рублей в час. тоже мало.
     Она кивнула, оделась и ушла. Она действительно была на меня обижена. Я погладил Таксу и кинул ей кусок колбаски. Она понюхала, но есть не стала. Я поднял, отряхнул и съел. Дрянной пёс, но милый. Милый дрянной пёс.
     На подоконнике лежал все тот же синий винстон. Я взял сигарету, пепельницу и упал на диван. Включенный телефон показал пять процентов, и я сразу позвонил в контору.
     – алло, добрый день. мне ваш номер дали. сказали, что вам требуются грузчики?
     – алло, да. вам есть 18?
     – да, конечно.
     – приходите завтра на Конную, 6 для собеседования.
     – да, хорошо, – сказал я и положил трубку.
     По телевизору шли новости. Рубль падает, митинги подрывают стабильность, РПЦ обиделась, доллар растет, за окном приближается осень. Холодает.

          

   

   Произведение публиковалось в:
   Страница автора во Вконтакте