Операция на сердце
Накануне Дня Победы я встретилась с Дмитрием Анисимовичем Закра-евским. Это известный в Углегорске человек, старожил городка. Он прошёл по дорогам войны от Минска до Берлина, награждён медалями «За отвагу», «За освобождение Варшавы», «За победу над Германией», «За взятие Берлина». Всегда жизнерадостен и приветлив, хотя видно, как трудно ему ходить на костылях. А если рюмочку-другую пропустит по случаю праздника, столько шуток-прибауток, весёлых частушек услышите от него.
— Добрый день, Дмитрий Анисимович! Как здоровье ваше?
— Да здоров я, вот только ноги... — кивнул он на костыли.
— Слышала, что машину вы получили. Рада за вас.
— А уж как я рад! Такая славная эта «Лада».
— Давно мы не общались, а хочется о Победе вас расспросить.
— Мне не трудно, расспрашивайте, — с готовностью отозвался ветеран. — Я и сам часто вспоминаю о конце войны. Почему, думаю, человек всю войну прошёл, а в последнем бою его пуля настигла. Или за день-два до Победы. Несправедливо это и обидно. Тяжёлое испытание — война. Ох и жаркие денёчки тогда были... — сказал он задумчиво, улетев мыслями в далёкие грозовые годы.
Вот что я от него услышала.
В конце апреля сорок пятого наши войска штурмовали Берлин и очень хотели к первомайскому празднику преподнести Родине дорогой подарок — разделаться с фашистским логовом. Берлин был в стальном кольце, но фашисты защищались остервенело, с яростью обречённых. Кровопролитные бои шли на улицах, каждый дом, каждый этаж становились крепостью. Наша часть уже два дня стояла в непосредственной близости к Рейхстагу. И вот командир дивизиона вызывает нас, группу из двенадцати человек, и говорит:
— Проводится строго секретная операция на сердце врага... Разъяснил задачу и в конце сказал:
— Будьте предельно осторожны, попасть в лапы врага — значит провалить операцию.
Изучив карту улицы, наша группа — разведчики, связисты, радисты -приступила к выполнению задания. А земля ещё холоднющая, сыростью тянет, аж тело сводит, ведь пробирались-то мы к намеченной цели то броском, то ползком. На уцелевшей стене разрушенного дома прочитали русские слова «Даёшь Берлин», написанные каким-то смельчаком, не поверите, краской. И заволновалось сердце, будто сил прибавилось. Осторожно прошли мы через линию фронта и выполнили свою задачу — заняли церковь. Это был замечательный наблюдательный пункт — Рейхстаг как на ладони.
В два часа ночи первого мая пришёл командующий 1-м Белорусским фронтом Маршал Советского Союза Георгий Константинович Жуков. Кто-то уважительно подкатил ему кресло, оказавшееся здесь невесть откуда. Говорили вполголоса.
— Ну, молодцы, ребята! — сказал Жуков. — Сколько воюю, такого наблюдательного пункта ещё не видел.
- И дай вам бог не увидеть больше! — выпалил я, сам не ожидая от себя такой смелости.
— Спасибо, разведчик! — как-то по-отечески сказал Жуков и пожал мне руку. Я навсегда запомнил это рукопожатие. Запомнил наушники, которые он надел, и то, как высоким, каким-то особенно торжественным голосом отдал по радио команду:
- По фашистскому логову Рейхстагу бетонобойным снарядом, заряд семь, огонь!
Весь Рейхстаг осветили ракеты. Вокруг темнота, наши их видят, они наших — нет. Хорошо прошило Рейхстаг! Это и была «операция на сердце врага». А Жуков, отличный тактик, отдаёт новую команду:
— Огонь прекратить! Орудия в укрытие!
Наши войска тогда взяли в кольцо всю берлинскую группировку, артиллерия советских войск обрушила на неё мощный огонь. Такого жару дал гитлеровцам Жуков, что они встали на колени, прося пощады за бесчисленные беды, которые натворили. Второго мая над Рейхстагом уже развевалось Красное знамя — символ Великой Победы. Из окон полуразрушенных домов свешивались белые флаги разной величины, совсем маленькие, как носовой платок, побольше и огромные, словно простыни, — знаки капитуляции гитлеровцев. На разбитых улицах груды поверженной боевой техники. И мимо всего этого потянулись колонны пленных. За один день в городе сдались, как мы потом узнали, 135 тысяч солдат и офицеров. Жуткое зрелище предстало перед нами в бункере, под гитлеровской канцелярией: трупы самоубийц, трупы их отравленных детей и полусожжённых жён. На другой день, в десять утра, нас отправили встречать фашистов на дороге. Никогда не забыть, как шли они парадно-строевым шагом, бросая влево оружие, а вправо — знамёна, громко выкрикивая «Гитлер капут». Их глаза были как у побитой собаки, я это видел. Нас переполняло чувство гордости за родную страну, за наших командиров и наше оружие.
Мне пришлось служить в Германии ещё долгих два года: демонтировали и отправляли в Советский Союз различное оборудование для восстановления нашего разрушенного хозяйства.
А маршал Жуков всю жизнь перед глазами стоит, уверенный, надёжный, настоящий русский офицер. Удивила тогда его позиция. На вопрос, кормить ли немцев, он веско ответил:
- Немцы знали нас до войны, знали в войну, пусть узнают нас после войны. Дать им всё, что имеем мы!
Нам тогда непонятно было такое решение — чего это мы должны кормить своих врагов? А потом поняли: пусть видят, что мы — люди и война не убила в нас человечность.
О многом вспоминается. Особенно о друзьях-однополчанах, живых и погибших. Бывало, от роты всего шесть-восемь человек оставалось при шквальном огне фашистов. Они на сердце памятью лежат. Русские стояли насмерть! Победа была нам наградой. Вот только закаты я разлюбил за их воинственный цвет.
Произведение публиковалось в:
"Приамурье-2015". Литературно-художественный альманах. С.-Петербург, 2015 г.