Здравствуй, тайга!
Дорога к бабушке долгая: самолет, поезд, а потом маленький пыльный пазик трясет по ухабам и ямам. Дорога петляет между скалистых сопок, и когда автобус едет по краю обрыва, дух захватывает от величия раскрывающегося взгляду вида приморской тайги. Рядом с обочиной виднеются лохматые верхушки огромных деревьев - ясень, ель, кедр - которые тянутся вдаль до синих приглаженных сопок. Ехать жарко и душно, поднятая колесами дорожная пыль проникает через расхлябанную дверь и открытые форточки в салон автобуса и клубится в жёлтом распаренном воздухе. В пыли одежда, сумка, волосы, пыль скрипит на зубах, но все эти неудобства не смущают: мелькают знакомые места, значит, совсем скоро буду дома.
Бабушкин дом для меня самое родное место, здесь прошло моё детство. Хлопает калитка, скидываю обувь и босиком бегу по дощатому тротуару к колодцу, на самом краю стоит жестяное ведро до верха наполненное водой. Какое наслаждение пить колодезную воду: чистую, прохладную, сладкую.
Первым из дома выходит дед, крепко прижимает к себе, а потом поднимает меня на вытянутых руках, оглашая:
- Выросла внучка, выросла, пора на корнёвку, в тайгу брать.
- Какая тайга – бабушка снимает со стола марлю, а там: пышные пирожки, жареные гальянчики, что вкусно хрустят на зубах, разносолы, нарезанное крупными кусками сало, парит свежеиспеченный хлеб. Бабушка разливает по глубоким тарелкам горячий дымящий борщ, а дед достает заветную баночку с медовухой.
Сразу после обеда я убегаю, хочется повидать всех, за год столько всего произошло, а ближе к вечеру в родительском доме собирается дружная семья. После обсуждения новостей, смеха, шуток разговор плавно переходит на предстоящий поход за корнем. Собираются идти далеко и недели на две, а тут еще надо попасть на свой огород, где растёт пересаженный из других таёжных мест женьшень, обычно это однолетки, двухлетки, максимум на два листа и без ягоды.
В разговоры о женьшене я всегда с интересом вслушиваюсь. С малолетства помню сборы корневщиков, когда слова их обретают таинственный смысл, и тайга представляется мне сказочным дремучим лесом с невиданными загадочными обитателями: шайтаном, птичкой-панчуйкой, паном, хозяином тайги. Да и женьшень обретает волшебные свойства, и найти его большая удача. Куда там гоголевскому цветущему папоротнику в ночь на Ивана Купала, которым я обычно зачитывалась, то сказки, а тут рядом всё, в тайге, вот только бы заметили взрослые и взяли с собой.
За неделю до выхода в магазине закупается провиант, из запасов которого, мы, дети, обычно награждаемся по баночке сгущенного молока. Вечером, перед тем как отправится в дальний и трудный путь, устраивается большое шумное собрание, корневщики распределяют и укладывают вещи, еще раз обсуждают маршрут, дети заводят подвижные игры, воздух взбудоражен ощущением предстоящего приключения. Я прыгаю рядом со взрослыми и упрашиваю взять меня в тайгу, обещаю вести себя хорошо. Дед усмехается, зовет детей к себе и организует нам соревнование, для этого надо сжать кулак и согнуть руку в локте, дед с важным видом трогает «силу» и выбирает тех, кто пойдёт. Есть шанс, значит, надо хорошо покушать, чтобы сила была, поэтому мы вначале окружаем стол и мечем всё подряд, запивая вовремя налитым бабушкой в стаканы, молоком. Лечь спать корневщикам лучше пораньше, и я убегаю в дом, прыгаю под одеяло и старательно держу веки закрытыми, потом моргаю, моргаю, и незаметно для себя засыпаю в предвкушении похода. А поутру, выскакиваю с первыми лучами солнца на веранду, а вокруг тишина, только поскрипывает жалобно, раскачивающееся на цепи, полное ведро воды, бабушка подтягивает его на себя и немного расплескав, ставит на край колодца. И никого нет, ни гостей, приехавших издалека, чтобы увидеть воочию приморский женьшень, ни деда, ни дядьёв. Бабушка приглашает к столу, присаживается рядом и смотрит, как я расстроенная уплетаю за обе щеки вареники:
- Бабушка, что ж не разбудили меня? Обещали…
- Будили, будили, но ты спала так крепко, что и не добудились…
Обещаю себе в следующий раз не спать долго, потом вспоминаю про двоюродных сестер и братьев: а-ну их взяли, а я осталась. Выпрыгиваю из-за стола и бегу проверять, а бабушка кричит мне вслед и машет забытыми сандаликами.
- Потом, потом – отмахиваюсь и припускаю скорей по грунтовой накатанной дороге, в деревне летом про обувь вспоминаешь редко.
На этот раз дед похоже не шутил. Первыми в тайгу пойдут дядя Витя с тетей Ирой, и меня с собой возьмут. Поход будет недолгим, денька на три, как раз, чтобы проверить свою плантацию и по тайге крутануться, вдруг что найдём. Вид у меня сразу стал серьёзным, а внутри прыгало и скакало радостное сердце, и не знаю, что я дальше слушала: разговоры взрослых или свою радость.
Два летних месяца пролетели незаметно. Сборы начались на первый день августа. Мне подобрали удобные кеды, летнюю камуфляжную куртку и брюки, в рюкзак я уложила сменные вещи, немного продуктов, в целлофан завернули спички, бумагу, и выдали настоящий охотничий нож, который я пристегнула за ремень на поясе. Вечером, перед выходом, мне впервые не нужно было мерятся силой, степенно поужинала и легла спать, но уснуть оказалось сложно: за шторами шумела листва, тонкий тюль пропускал прохладные лунные лучи, и я не выдержала, легонько проскользнула в двери, и, обойдя дом, осторожно присела на качели. Теплый, влажный ветер ласково обдувал лицо, я завернулась в бабушкину кофту и стала смотреть на яркие звёзды. В августе звёзды светят особенно ярко, небо так близко. Редкие крупные капли дождя, шепчу тихо, умоляю, чтобы ушёл, всего-то надо – три дня, всего-то надо.
Под утро меня разбудил дед, громко крикнул на всю хату:
- Просыпайся, внучка! Пора.
Как же хорошо и уютно под теплым ватным одеялом, как сонно в голове, мысли плавают, баюкают: Спи, спи, успеешь еще. Так, без меня же уйдут! Прочь одеяло, а дед уже вышел из комнаты, эх, скорее штаны, рубашку, носки, чего там еще, ах, платок, собираюсь и вот уже нарисовалась во дворе. Дядя Витя неспешно запивает пышки горячим чаем, бабушка пытается тайком спрятать тряпичный мешочек с продуктами в мой рюкзак.
- Всё вижу – предупреждает младший сын:
- На подножный корм её, пусть в тайге учится себе пропитание добывать.
Бабушка, упрятав мешок, расстраивается:
- Вот, удумали тянуть девчонку в лес, там клещи.
- Съедять! – уверенно добавляет дядя Витя и обращается ко мне:
- Давай, кушай хорошенько, чтобы клещикам было за что кусать.
Не спорю. Дядя Витя старейшина, сказал кушать, значит, кушать, только прежде надо глаза умыть, хоть по капле на каждый, слипаются. В калитку заходит тетя Ира, на домашнем хозяйстве остаются две дочки, да и бабушка присмотрит.
Сопки еще в тумане, только самые краешки, верхушечки, тонкой неровной линией делают намёк на их присутствие. Солнце вот-вот встанет, пора в путь. Наскоро ем, аппетита почти нет, стараюсь для бабушки. Выводим наших железных коней на дорогу, седлаем, выслушиваем напутствие деда, и, вперед.
Кручу педали, не обгоняя и не отставая от родных, через речку, через мост и выше, выше, знакомая дорога на нарзан, но дядя Витя сворачивает куда-то в сторону, всё едем и едем, под колесами встречаются и гравий, и острые скальные камушки. Солнце светит во всю, дорога петляет по сопкам в тени деревьев, но первая усталость начинает медленно одолевать. Молчу. Нельзя. Едем дальше и, наверное, ближе к полудню наконец-то спрыгиваем с велосипедов, странно подгибаются ноги, но ничего, терпимо. Заводим наших коней в лесок к речке и прячем их. Пока ехали, в голове моей всё перепуталось, и я совершенно не понимаю в какой стороне наше село. Украдкой достаю зеркальце, что взяла с собой, ничего себе лицо как раскраснелось, снимаю платок, но комарьё такое, что завязываю его обратно. Тетя Ира даёт мне верное средство от кровососущих: одеколон «Красная гвоздика». Что ж, в тайгу, как на праздник, лью на себя не жалея, и в путь, до обеда далеко.
Незаметно углубляемся в лес, деревья всё выше, а сопка всё круче, но вот, у поваленного временем дерева, покрытого зеленым мхом, мы делаем перекур. Поскорее снимаю рюкзак, от которого ноют плечи, и рву папоротник, чтобы отгонять листьями назойливую мошкару. Очень хочется снять и душный платок и мокрую от пота куртку, но никто из нашей маленькой компании не делает этого, и я терплю. На часах три, а не скажешь, в тайге сумрачно и не ощущается летней жары, от нее спасают высокие деревья. Иногда солнечные лучи пробиваются сквозь плотный занавес листвы и хвои, и зелень играет световыми пятнами, рябит в глазах.
Вид у меня верно утомленный, всё ж таки первый раз на корневку.
Дядя Витя поднял с земли рюкзак и хитро посмотрел на меня:
- Что, корневщик, дальше пойдем или назад повернем? Домой хочется? Вон и глаза у тебя на мокром месте.
Один глаз и вправду заслезился, вовремя не увернулась, когда проходили в пойме реки Синяя друг за дружкой, и хлесткая веточка ударила меня по лицу. В самом начале пути у меня хватало любопытства оглядываться, да присматриваться кругом, но не уследила, то спотыкнусь, то ногу не так поставлю, острые скользкие скалинки, так и норовили предательски пошатнуться под ступнями, вот и прилетело в глаз, не зевай, да под ноги смотри. Научили.
Романтики мало, но скорее хватаю свою ношу, а то решат, что сдаюсь. Дальше пошли вереницей: дядя Витя, тетя Ира и я. Недолго осталось до золотого ключика, дед говорил, золото там намывали, потому и название такое. Ничего-ничего, уж я-то посмотрю, где там золото. Идем между крутых склонов сопок.
- Инк, ты там, на ключик не наступила? Смотри внимательней, как блеснет, свистни.
- Угу.
Под ногами скалины, как скалины, сухие, мхом заросшие, кора, травка кое-где пробивается, водой пахнет, да не видать.
- Пришли. – Объявляет дядя Витя.
- А золото где? – руки в боки, меня не проведешь.
- А ты послушай – засмеялась тетя Ира, скинула рюкзак и начала осматривать место предстоящего ночлега.
Прислушалась, и впрямь, журчит недалеко. Начинаю понимать, что звук этот сопровождал нас минут пять, но так вплелся в голос тайги, что я его и не заметила.
Разбить балаган решили в метрах пяти от воды, ориентируясь на сухое дерево, что пойдет на дрова. Меня отправили рубить папоротник на подстилку.
- Ты так стели, чтобы ночью не замерзнуть. Побольше, побольше, особенно там, где старейшина почивать будет. А плохо будете за старейшиной ухаживать, заведу куда-нибудь, и выбирайтесь сами. Старейшина – главный, его слушать беспрекословно надо, и в ножки желательно кланяться.
- Не слушай, Инк, завтра найдем с тобой женьшень первыми и будем панами, тут уж старейшине придется подчиняться. – засмеялась тетя.
- Ну, это еще найти надо, а пока я тут командир.
Так, с шутками-прибаутками построили наш таежный домик. Костер разложили перед входом, чтобы дымом отпугивать мошкару и комаров.
- Инк, ты иди травы кругом надергай на чай.
- Какой травы?
- Да, любой, в чай вся пойдет – с серьезным видом предлагает дядя Витя, перебирая рыболовные снасти.
Тетя Ира повесила над задымившимся костром котелок с водой:
- Пойдем вместе, там, у ручья лимонник растет, а то старейшина тебе насоветует. Вот, видишь, это ядовитое растение, если потрогала руками, не вздумай до глаз дотронуться или в рот потянуть.
Внимательно рассматриваю бледные сиреневые цветочки, стараюсь запомнить. А тетя Ира тут же неподалеку собирает какие-то листья, показывает мне на шиповник, аралию, а чуть дальше, я и сама нахожу ягоды красной смородины. И впрямь, надергали кругом травы, и ходить далеко не надо. На старом рыхлом пне увидели грибы вешенки, крупные собрали, а из мелочи, тетя Ира сказала, к завтрашнему утру новые вырастут. Вот так чудеса! Мне и домик наш понравился и дары таежные, и совсем не страшно. А как в котелке закипело, да пошел такой аромат, что я поскорее налила себе в железную кружку чай и торопливо начала пить, обжигаясь, и сдувая белый поднимающийся пар. Вкусно, да и прилив сил напрочь опровергал давнюю шуточную поговорку: «Чай не пил – какая сила, чай попил - совсем ослаб».
На сегодня времени женьшень искать не оставалось, решили спуститься на речку, рыбку половить. Вот только рыбалкой увлеклись: два часа пролетели незаметно, на речке небо в просвет голубое, а как в тайгу возвращаться, так темень кругом - солнце за сопки спряталось.
- В какой стороне ночлег? – хитро спрашивает меня дядя Витя.
Ох, как хочется показать свою опытность, оглядываюсь, но тайга и тайга, ясень, кедр, заросли какие-то, да и темно. Пытаюсь вспомнить, откуда пришли и с растущей уверенностью указываю направление.
- А ты, Ира, куда пойдешь?
- А куда поведёшь – машет рукой тетя:
- Только поскорее бы.
- Ладно, Инк, веди.
Я гордая за правильно угаданное местоположение балагана, смело внедряюсь в кущи.
- Инк, как дойдешь до места, крикни.
Вот так, оборачиваюсь и вижу, как мелькает в стороне дядина куртка, и направление у нее чуть ли не противоположное моему. И обижаться как-то не вовремя. Спешно догоняю:
- Дядь Витя, а почему именно туда? А как вы узнали? Ничего же не видно – в голове начинается путаница, кажется, что мы направляемся в сторону села. Дед говорил, что начинаешь чувствовать тайгу особенно остро, когда несешь ответственность за идущих следом людей – это помогает собраться и не дает права на ошибку, потому как тайга ошибок не прощает, и заплутать в ней можно очень быстро и надолго.
Идем молча. Ноги мои стали чаще запинаться, я не так быстро преодолевала, лежащие поперек нашего пути, поваленные деревья. После того, как сильно ушибла коленку и вовсе уцепилась за дядину куртку, и так шла, пока не увидела в черноте перед собой, светящуюся нежным голубым цветом забавную рожицу. Оказывается, еще при выходе из балагана дядя Витя нарисовал её гнилушкой на коре дерева, я обрадовалась, а вскоре ощутила родной дымок от костра.
Быстро сварили уху, вскипятили чай, поначалу шутили, разговаривали, а потом все притихли и стали слушать тайгу. Сколько же в ней звуков! Стук, посвистывание, поухивание, шумят, переговариваются деревья, трещат ветки, и слышно, как где-то вдалеке падает дерево, грохочет и скатывается по склону сопки, утягивая за собой со страшным скрежетом камни. Что там происходит? Резкие вскрики, стуки, скрипящие быстрые шаги вокруг нашего ночлега. Пляшущим языкам костра вторят смутные тени, всё дико и необузданно, и будь я тигром или мелкой зверушкой, давно бы прыгнула в эту ночь, чтобы ощутить в полной мере бурлящую в тайге ночную жизнь – опасную и завораживающую, полную движения, инстинктов, дикого танца природы.
- Не боишься? – спрашивает старейшина. Да, как тут боятся?
- Нет – шепчу в ответ, зачарованная тайгой.
- Тогда давайте в карты сыгранём, в тысячу – предлагает дядя Витя. И вот уже тайга сама по себе, а у нас в балагане при свете фонарика на аккумуляторе идет нешуточное сражение, подсчитываются баллы, затеваются и просчитываются ходы.
Утром я проснулась от дыма, закашлялась, вылезла наружу, у костра сидела тетя Ира, а дядя Витя стругал какую-то длинную палку.
- Что это?
- Это конь. Старейшине полагается.
- А нам?
- А вам – нет. Вам заслужить надо. Вот найдете женьшень, тому сразу конь. Почетный, панский. – Пояснил дядя Витя.
Через час собрались налегке, старейшина дал направление вправо и вверх по склону сопки, пошли, сохраняя дистанцию в метра четыре. На моём пути оказалась валёжина, я взобралась на неё и пошла по длинному стволу вверх, неожиданно увидела прямо перед собой у корней высокого кедра алый зонт ягод женьшеня. От волнения в груди громко заколотилось сердце, не веря своим глазам, я спрыгнула с валёжины и побежала к женьшеню:
- Панчуй! - крикнула изо всех сил, присела рядом и залюбовалась растением.
- Шима панчуй? – Дядя Витя уже бежал ко мне, а я забыла о том, как правильно назвать корень, ответила:
- На четыре листа!
- Сипие – назидательно поправил старейшина, осматривая женьшень:
- Видишь, одна ягодка на стебельке, это указатель, пойдёшь в ту сторону – найдёшь женьшень.
- Ух, ты! – и я пробежала совсем немного и опять закричала:
- Панчуй!
- Шима панчуй?
- Сипие! – этот женьшень оказался почти копией первого, только без указателя. Среди прочих растений он выделялся точностью и красотой линий, ягоды пламенели бисеринками крови, собранных в одно яркое соцветие. Я сорвала одну ягодку и попробовала на вкус: горько. Внутри жесткой кожуры спрятались два небольших зёрнышка.
- Испортил тебя женьшень – ворчал старейшина:
- Это ж надо, не успела от балагана отойти, как кричишь, а ходить кто будет? А тут второй, работы на полдня, пока выкопаешь, так до огорода сегодня не дойдём, эх…
Я не понимала, шутит дядя или нет, радоваться или огорчаться мне на такую удачу.
- Ну, я пойду, дядя Витя, поищу?
- Конечно, иди, а ты еще тут? Хотя, погодь, держи коня, заслужила.
Тетя Ира подвела меня к ясеню:
- Смотри, если вдруг заплутаешь, то стучи по дереву, но не как попало – и она объяснила мне, как правильно стоять и замахиваться, чтобы звук получался громкий, с гулом:
- Два раза стукнешь и достаточно, потом слушай, откуда отзовутся.
Весь световой день мы бродили недалеко от места ночлега, пока дядя Витя был занят выкапыванием корней. Тетя Ира нашла небольшую плантацию женьшеня, рядом с которой мы устроили обеденный перерыв, где мне наперебой расхваливали преимущества панской жизни: пан не работает, все в полном подчинении, что ни прикажет, будет сделано.
Как в подтверждение из неприкосновенных запасов мне сразу же было выделено три панских конфеты. «Вот это жизнь!» - подумала я:
- Значит, я буду кушать конфеты, и смотреть, как вы работаете?
- Положено – ответил старейшина.
- И я женьшень нашла, и мне конфеты – возразила тетя Ира.
- Положено – подтвердил дядя Витя, и я выдала тете сладкую награду:
- И мне, я – старейшина – добавил дядя Витя, и еще одна конфета пропала из поля моего зрения. И тогда я возмутилась:
- А кто же тогда работать будет? Я? Пан я или не пан?
- Не положено. – Согласился старейшина.
- А я подпанок – выкрутилась тетя Ира.
- Тоже не положено.
- Тогда вы дядя Витя работать будете, готовить, посуду мыть, дрова рубить.
- Не положено – заладил старейшина. С такими панскими привилегиями я ощутила себя Алисой в стране чудес. Разошлись на том, что по приходу на балаган пан распределит работу на всех.
Вечером, плотно поужинав, старейшина вынес вердикт: по тайге завтра не ходить, некогда. С утра сбегаем за маленькими растениями на место, которое нашла тетя Ира, затем соберем вещи и потихоньку двинемся в сторону своего огорода, куда и пересадим небольшие корешки женьшеня и семена. Спала я, как убитая, и сквозь сон всё мне казалось, что кто-то скрипуче ходит вокруг нашего балагана, ухает и принюхивается. Под утро дымок с костра потянуло в наш домик, я проснулась и первым делом приподняла целлофан со своей стороны и выглянула наружу, вдыхая чистый воздух. Ах, ты! Метрах в трех от меня что-то дернулось, затрещали кусты, и какой-то зверь ринулся прочь, я даже не успела разглядеть животное, но ощущения безопасности, как ни бывало – тайга. Сходила к воде с котелком, там, в ключе весело плавали «боком-боком», так мы назвали какую-то подводную живность, двигающуюся преимущественно рывками и всё бочком. Вставать не хотелось, так бы и сидела на камешке, слушая звенящую природу. Где-то недалеко засвистел бурундучок, ага, вот его забавная настороженная мордочка, полосатая спинка, раз, и скрылся в зарослях лимонника. По стволу кедра бегают юркие белочки, время от времени сверху сыпется кора, пустые скорлупки, слышится возмущенный цокот. Встану – сразу спугну. Ниже по ключу тянется белый туман, но верхушки деревьев блестят утренним солнышком, играют листвой. Пора.
Завтракаем в полном молчании, собираем вещи, складываем целлофан, тушим костёр – всё: осталось тёмное пятно и пустые рогатины на месте балагана, притоптанная трава вокруг костра и белый пепел вместо пламени. Грустно смотреть, вроде и времени не так много прошло, а чувство прощания с домом появилось и не отпускало, пока мы шли по сопкам, пока заново не настроился глаз на поиск таинственного женьшеня.
Произведение публиковалось в:
proza.ru