Цирк приехал

     Забайкальский майский полдень. Склоны сопок бледно-розовые, местами фиоле-товые, а то и ярко-красные от цветущего багульника, на южном - так уже и отцветает. И лиственницы кое-где в свежей нежно-зеленой дымке. Вода в реке бурливая, холодная даже на вид и, как отвар, желтая от тающих ключей, настоянных на прошлогодней хвое и листьях.
     Через реку, по старым занозистым плахам окраинного моста, плетутся два местных бездельника. Солнце печет. Свитеры сняты и накинуты на плечи. У одного в руках по бутылке липкого яблочного вина. Другой небрежно - между указательным и средним пальцами - зажал пакетик с орехами. Мост утыкается в распадок, и они лениво спорят: на какую сопку подняться? Наконец сворачивают влево и по осыпающемуся щебеночному откосу поднимаются к кустам и деревьям, скрываются в лиловом, потом мелькают снова. Так, то исчезая, то появляясь, они поднимаются все выше, пока не облюбовывают полянку, которая устраивает обоих.
     - Слышь, Чернуха, - отхлебнув немного из горлышка, сказал один, - как хорошо здесь... Жизнь... - И он медленно повел бутылкой в воздухе, охватывая и реку, текущую по ;iyie сообразно сопке, и поселок за ней, и небольшую марь, тянущуюся до новых сопок, и, конечно, полянку, где они сидели, сплошь утыканную пучками выползающих подснежников.
     Чернуха был парень цыганистого вида, с такими же глазами и приятной щербатиной между зубов. Губы его постоянно как бы улыбались. Порой он приоткрывал рот, словно напевая про себя, или даже сочиняя что-то. У другого рубаха плотно обтягивала крепкие плечи. Лоб коротко остриженной головы в залысинах, и по тому, как он провел рукой, было заметно, что мужик он степенный, а выпить любит не спеша, смачно и добротно.
     Чернуха вынырнул из своего задумчивого состояния и хотел было что-то сказать, но вдруг поднял руку с бутылкой вверх:
     - Тс-ее...
     Они прислушались. Сверху, вместе с редкими порывами холодящего ветерка, доносилось какое-то бормотание.
     - Бубнит кто-то...
     - Эге-е... - протянул Чернуха. - Похоже, стихи читают. К экзаменам наверняка готовятся. Может, девицы?.. - Он заморгал глазами, обдумывая что-то. - Подвалим, Сибнриада!
     Они подняли свитеры, на которых сидели, и крадучись полезли еще выше.
     Сначала они увидели беловолосую голову среди ветвей. Приблизившись, разглядели весенние белые плечи с расслабленными бретельками бюстгальтера. Девушка сидела спиной к ним и, склонившись над книгой, читала вслух.
     Чернуха ткнул в бок напарника - «Напугаем!» -- и мягко двинулся вперед.
     Вдруг раздалось пронзительно-звонкое «Гав! Гав!». Из кустов выскочило что-то пушисто-маленькое, белое, в двух экземплярах, и, рыча и повизгивая, закрутилось у ног. Ошеломленные Чернуха и Сибириада закружились тоже.
     - Ната! Ната!.. Спокойно!
     Собачки, заурчав, отскочили. Собутыльники подняли с земли свои взгляды, вернее, с опаской оторвали их от собачек, и увидели уже двух блондинок, застегивающих пуговицы одинаковых клетчатых рубашек.
     Чернуха подобрал пакетик с орехами, выпавший из рук от неожиданности, и проговорил сквозь зубы:
     - Ну че стоишь? Подваливаем!». Они подошли ближе. Собачки потявкивали.
     - Извините, - сказал Чернуха. - Мы сидели ниже. Вдруг слышим, как будто молится кто-то. Бу-бу-бу... бу-бу-бу... Не помешали? - и он приятно улыбнулся.
     «Не наши, - подумал Сибириада. - Кто же такие? Офицерские дочки никак, из части... Что-то раньше не встречал».
     - Грешным делом решили: кто-то к экзаменам готовится, - продолжал Чернуха. - Что-то читаете? - И он как бы мимоходом сунул свою бутылку Сибириаде, достал из пакетика орешки и кинул настороженным собачкам. Те заворчали.
     - Возьми, Ната! - приказала симпатичная зеленоглазая девушка с мягкими, словно бы чуточку размазанными губами. - Возьми...
     Одна из собачек, постреливая из пасти, как змейка, островатым розовым язычком, стала собирать с прошлогодней хвои красноватые ядрышки арахиса. Помедлив, заклацала зубками и вторая.
     - А эту как звать? ~ спросил Чернуха.
     - Этого, - поправила девушка. - Его зовут Вова, и у них матриархат.
     - Странно! - Чернуха гоготнул. - Меня тоже. А его - Коля, - и он сделал широкий жест в сторону молчавшего Сибириады. - И он тоже, как и я, за матриархат.
     Вторая девушка была невзрачненькая, и было видно, что она это знает и давно с этим смирилась. Она уже сидела и бесстрастно курила, снизу вверх наблюдая за говорившими.
     «Всегда так, - подумал Сибириада, - если две подруги, то обязательно одна из них страшненькая. А Чернуха попросит «покадрить» с ней. Ради него», - усмехнулся про себя Сибириада.
     Девушки назвали свои имена. Симпатичную звали Лиля, а ее подругу - Рита.
     - Может, выпьете? -- предложил Чернуха. - Правда, у нас нет стакана.
     Девушки вежливо отказались. Сибириада сделал пару глотков и спросил:
     - Вы недавно здесь? Прежде незаметно было...
     - Третий день. Вообще-то, уехали бы сегодня, но не знаем куда. Ждем шефа, он вылетел в ваш областной центр. Уточнить маршрут.
     - А вы откуда? - с неподдельным интересом спросил Чернуха.
     - Из Новосибирска, - сказала Рита. - А что, вас вчера не было в клубе?
     - Ба! - Чернуха хлопнул себя по лбу. - Вы же из цирка! Афиши были расклеены несколько дней назад. Но вчера они подрядились вскопать огород бабке Мане. И до ночи копали, а потом, как положено, обильно поужинали, да так, что и про цирк забыли.
     - А вы здешние, ребята? - И Лиля окинула их своим мягко-зеленым взглядом.
     - Нет, мы из МИИТа. На практике здесь.
     «Во врет Чернуха! Ни секунды на размышление», -восхитился Сибириада.
     - Да?! - радостно вскрикнули обе. - А мы в Москве училище закончили...
     - Железную дорогу здесь будут строить, - сразу углубившись в себя, продолжал Чернуха. -- Изыскатели уже работают. И мы с ними... На все лето, - задумчиво добавил он.
     «Сейчас затравят, - поежился Сибириада. - И дался ему этот МИИТ».
     - Девушки, давайте выпьем все-таки, - проговорил он вслух.
     - Нет-нет... Кстати, который час?
     - Четверть второго, - как заправский англичанин, ответил Чернуха.
     - Нам пора. Нужно успеть в столовую, - и Лиля поднялась.
     - Может, посидим, а? - Чернуха просяще взглянул то на одну девушку, то на другую.
     Рита, видимо, тоже не прочь была посидеть и предложила:
     - Может, разгрузимся?
     - Нельзя, Ритуля, - Лиля сделала понимающее лицо. Кивнула на собачек. - Накормить надо обязательно. Утром все закрыто было. Голодные, вот-вот скулить начнут, - пояснила она, обращаясь к Чернухе.
     - Давайте увидимся вечером, - неожиданно бухнул Сибириада.
     - Да, - подхватил Чернуха. - Может, на танцы сходим, а?..
     Девушки долго переглядывались, словно разговаривая на неведомом дельфиньем языке, а затем Лиля проговорила:
     - Приходите... Комната пятнадцать, в гостинице. Они обе были в джинсах и потому с раскрепощенной
     легкостью запрыгали вниз по склону. Фигурки у них были одинаково стройные, рубашки одинаково клетчатые, волосы свободно распущенные, блистающие на солнце при каждом шаге. Голодные собачки, как разведчики, уже скакали, потявкивая, впереди.
     - Я балдею... - произнес Чернуха, с восхищеньем смотревший вслед. - Вот это дамы! А, Сибириада?..
     - Ритуля, конечно, мне? - вместо ответа спросил тот.
     - Ну че ты, - как бы обиженно протянул Чернуха. - Потом разберемся... Но дамы-то, а?.. А как мы их сняли-то, а?.. Классический способ... - не переставая пикать сквозь зубы, восхищался Чернуха. - Вежливо, а (лавное - классически...
     Они долго еще сидели и тянули вино, пожевывая сладковато-терпкие цветы багульника. С радостным удивлением «обсказывали» встречу с циркачками, то и дело перебивая друг друга и сетуя, что вчера забыли про цирк. Иногда один из них смотрел на часы, второй спрашивал: «Ну сколько?» - и переводил взгляд на солнце, словно подгонял его.



     Пахло горящей прошлогодней ботвой и талым навозом от свежесложенных парников. Играла музыка. Старый, покореженный мерзлотой двухэтажный сруб гостиницы блекло светился несколькими окнами, когда они входили внутрь. Они раздобыли денег и несли бутылку спирта. Сибириада предложил взять коньяк, на что Чернуха резонно возразил: «Кайфу мало» - а водки уже которую неделю в магазинах не было.
     Они стукнули в дверь и услышали лай собачек, которые никак не утихали и когда они вошли в комнату, Лиля, прикрикивая, загнала их под кровать. Рита сидела у стола и курила.
     Присаживайтесь, ребята, - пригласила Лиля. Ее мягко-нежные [убы были озабоченно сжаты. В комнате явно чувствовалась накаленная обстановка.
     Не успели они и слова вымолвить, как дверь за спиной широко распахнулась от чьего-то пинка. Собаки глухо зарычали.
     - Ну, Лилька... - пьяно выругалась растрепанная женщина лет тридцати и переступила порог. Правая рука ее от кисти до локтя была ослепительно-свеже перебинтована. Под бингом угадывался гипс. Женщина была в цирковом трико, с хорошей фигуркой и припухшими не то от пьянки, не то от слез глазами на красивом, можно было бы сказать благородном - если бы не ругань. - лице.
     Сибириада вздрогнул. Это было невероятно, но она поразительно была похожа на его первую учительницу.
     - Лилька, я тебя никогда не прошу, никогда! Сезон только начался... И ты вернешь собак! Поняла?..
     Рита поднялась и оттеснила ее за порог. Захлопнула дверь, повернула ключ. В дверь несколько раз пнули, потом пьяный голос стал отдаляться. Собаки под кроватью по-прежнему рычали.
     - Давайте выпьем, - без лишних вопросов нарушил молчание Сибириада.
     - Вот стаканы, - устапо сказала Лиля. Сибириада плеснул по «граммульке» спирта. Зашарил
     взглядом по комнате. Нашел графин на подоконнике с застоявшейся желтой водой. Добавил в стаканы воды. Рита нарезала сыр. Чернуха по обыкновению что-то отрешенно «сочинял».
     Когда выпили, Лиля закурила, нарушив молчание: - С собаками, - указала сигаретой в сторону кровати, - она раньше работала. А последний год запила. Не кормила на гастролях, лупит их. Номер не идет, животные ее боятся. Вот мне их и отдали.
     - А собачки? - вежливо спросил Чернуха.
     - Что собачки?.. - не поняла та. - Они же рабочие. Простенькие номера хоть с кем сделают, в поездке годится...
     - А она?
     - Работает с эквилибристом... Да вот я ей сегодня руку сломала, - сообщила она.
     Сибириада содрогнулся и переглянулся с Чернухой.
     - И правильно! - взорвалась Рита. - Собак, понимаете, заманила к себе после обеда и издевалась над ними. Приходим из магазина - а они аж воют, еле вырвали у нее. А она залилась совсем - шефа нет... - Как бы испугавшись длинной для нее речи, она умолкла.
     - Ну, и дальше?.. - в предвкушении интересного спросил Чернуха.
     - Дверью руку перешибла, - угрюмо сказана Лиля. - Она Вову схватила, а мы отбирали... Потом выпихивали из комнаты, и вот... Получилось вот.
     Теперь Чернуха разлил по стаканам. Девушки, как и в первый раз, машинально выпили.
     Сибириада подумал о том, что цирк видел только в кино - - телевизионный ретранслятор только начинали строить, - и он вспомнил, как много лет назад их всем классом водили в клуб на концерт таких же заезжих артистов. Но тогда был, кажется, не цирк. Мужик в неведомом дотоле белом пиджаке пел про то, как он швыряет камешки с крутого бережка далекого пролива. А потом, поводя плечами и приседая, спел про королеву красоты. От выпитого спирта стало приятно, и было приятно вспоминать детство, но в дверь снова забарабанили...
     - Пусть войдет, - зло выговорила Лиля, и Рита открыла дверь.
     Ввалилась та же женщина, только гораздо пьяней, чем прежде; вместе с ней вошел невысокий, но с тренированными мышцами парень, он тоже был в трико.
     Опять завязалась пьяная склока. Рита говорила: «Валя, успокойся... Валя, успокойся!» - и стояла между Валькой и сидевшей на стуле Лилей. Но Валька перла, как говорят, «буром», махала загипсованной рукой, а здоровой пыталась поймать Лилины волосы.
     - Хватит, в конце концов! - заорала Лиля. - Проваливай! Завтра поговорим, когда проспишься, а то вторую сломаю!..
     - Уйди, уйди... - втиснулся парень, отпихивая Риту. - Пусть сами разберутся.
     «Эквилибрист, наверное», - - подумал Сибириада и поднялся с кровати, под которой повизгивали собачки.
     Он подошел к эквилибристу, с которым сражалась Рита, и взял его за жесткие плечи, но они как-то напряженно выскользнули из рук. «Черт!» - чертыхнулся Сибириада и по-мужицки перехватил эквилибриста поперек, поднял и вынес, извивающегося, в коридор. С мягкой осторожностью притиснулся к стене, пропуская выдворяемую Ритой Вальку, и захлопнул дверь.
     Чернуха методично жевал сыр. Лиля раскраснелась и то и дело прикладывала ладони к щекам. Рита нервно курила. Закурил и Сибириада.
     - Гитару нужно было захватить, - в тягостной тишине произнес Чернуха. - Чего грустить-то?
     - Скорей бы шеф вернулся, - сказала Рита.
     - Вы уж извините, - Лиля с трудом улыбнулась... Тут в дверь торопливо стукнули, и мужской голос скороговоркой протараторил: «Девчата! Милиция подъехала. Кажется, Валька вызвала».
     Чернуха метнулся к окну, отдернул шторы. После зимы оно было уже распечатано и легко открылось.
     - Сваливаем, Колян! - визгливо бросил он Сибириаде.
     - Стаканы, девушки, уберите, - Сибириада шагнул к столу и спрятал недопитую бутылку в карман.
     - Скорее! - торопил Чернуха. Он стоял уже за окном. Сибириада вылез, а Чернуха, перегнувшись, бросил в
     комнату: «Завтра увидимся. Приходите загорать туда же», - и осторожно захлопнул рамы.
     Они пересекли в темноте небольшой сквер и сели на бревно у забора. На втором этаже играл магнитофон. Было прохладно.
     - Хорошо, что комната не со стороны улицы, - сказал Чернуха. Они увидели, как Рита подошла и открыла дверь милиционеру. За ним в комнату вошла размахивающая руками Валька и еще несколько человек, видимо, из труппы.
     Долго разбирались. Милиционер поворачивался то в одну сторону, то в другую. Доносились приглушенные Валь-кины выкрики.
     - Холодно, - повел плечами Сибириада. - Может, хлебнем?
     - Чистый, что ли?..
     - А че...
     - Ты первый...
     Сибириада сделал несколько глотков и задержал дыхание. Потом шумно, как паровоз, вдохнул и выдохнул через ноздри спасительного воздуха. Чернуха же, поглядев па него, вдруг закашлялся, замахал руками и, скорчившись, отошел в сторону. Его вырвало.
     Когда он, трясущийся, тяжело дыша, подошел и сел на бревно, в одной из комнат на втором этаже вспыхнул свет. Магнитофон уже выключили, и они явственно услышали Валькины вопли.
     Сибириада встал на бревно и, держась за штакетник, вытянулся на цыпочках. Увидел Вальку, которая, развернувшись лицом к окну, колотила ногами в дверь. Ее заперли.
     Милиционер в окружении нескольких склоненных голов сидел за столом в пятнадцатой комнате и что-то писал.
     Задребезжали, тенькая, стекла. Это Валька здоровой рукой стучала по оконным рамам, наконец они подались и с хрустом распахнулись!
     - Во дает! - воскликнул Чернуха. После рвоты ему стало легче и веселее. - Цирк да и только!
     Валька деловито взобралась на подоконник, долго примеривалась, а потом, придерживая здоровой рукой перебитую, прыгнула вниз. Затрещали кусты.
     - Ой! - вскрикнула она. - О-ой!.. - закричала громче. - Нога!.. Нога!.. Помогите!
     Сибириада поднялся с бревна. Чернуха вцепился в него.
     - Ты, что? Сдурел? Светиться... Милиция здесь. Сами разберутся.
     Сибириада стряхнул с себя Чернуху и бросился в кусты.
     Он мягко поднял Вальку на руки и, спиной вперед, стал выбираться из кустов. Он бережно нес ее, а она била здоровой рукой ему по лицу.
     - Зачем0!. Зачем?! Ты кто мне? Кто?!.
     Сибириада, аккуратно придерживая сломанную руку, легонько прижал Вальку к себе. Стойкий, застаревший запах пота от трико смешивался со свежим больничным от гипса.
     - Валюха, - сказал Сибириада, - спокойно принимая удары. - Успокойся... Брось ты это, в самом деле. Успокойся, - и он чуть сильнее сдавил такое теплое, в посвежевшем вечернем воздухе, тело.
     Неожиданно Валька заплакала. Хлестать его по щекам она прекратила и теперь со всхлипами утирала здоровой рукой слезы.
     Сибириада поднес ее к двери и остановился. Фонарь над входом чуть покачивался, и от его света Валька настырно прятала лицо, утыкаясь им в плечо Сибириаде.
     - Пусти... - через какое-то время попросила Валька. Она по-прежнему не поднимала голову и говорила глухо куда-то под мышку Сибириаде. - Пойду.
     Он неуклюже поставил ее на ноги. Склонив лицо к земле и прихрамывая, она вошла в дом. А Сибириада ощутил, как плечо, только что бывшее теплым от мокряди, расползшейся по рубашке, стало зябнуть на стылом майском ветерке.
     - Пойдем, - оказал Сибириада, вернувшись к Чернухе.
     Они выбрались на дорогу. Оживший Чернуха мурлыкал что-то себе под нос, временами заливаясь звонким смехом: «Во цирк! Ни в одном цирке не увидеть!». Навстречу им, ослепив фарами, вырулила из проулка «Скорая».
     - Комель да и только, - продолжал Чернуха. - - Гала-представление! - ввернул он. - А как она за волосы-то хотела ухватить, за волосы... - И он положил руку на плечо мрачному Сибириаде. - Чего скис'.' А спирт где? - тут же встревоженно спросил Чернуха. - Ты что, потерял'.'.. Говорил же тебе -- не суйся! -- так и не дождавшись ответа, фатьцетом вскрикнул он.
     Сибириада сбросил руку с плеча и остановился у водоразборной колонки. Откуда-то из-за спины достал бутылку.
     - Будешь? -- он встряхнул остатки спирта.
     - Не-а... Не полезет. Изжога после яблочной, - Чернуха сплюнул. - Оставь, завтра с циркачками допьем.
     Сибириада с ожесточением швырнул бутылку в канаву. Та, орошая подмерзающую грязь спиртом, кувыркнулась в темноту.
     - Ты че, Сибириада, - простонал надорванно Чернуха и кинулся вслед за бутылкой.
     Сибириада нажал на рычаг и, перегнувшись, ткнулся лицом в тугую струю воды. Шумно хлебал ее. Когда выпрямился, рукавом вытер лицо и сказал:
     - Дерьмо ты. Чернуха... Или дурак! - Он помолчал. - Или притворяешься.
     - Ты че, Сибириада? Ты че... Колян?
     - А ниче! Тошно мне... дальше-то как''!.. Что завтра?.. Как дальше-то жить?.. - и он пошел прочь от колонки.
     - Колян! Колян!.. - кричал вслед Чернуха. - Шут с ним, со спиртом... - Но тут вдали засветились фары машины, и он быстро свернул в подворотню.
     Осветив пустынную улицу, проехала назад «Скорая», направляясь к больнице. Небо было ясное и звездное. В канавах заблестел ледок. От огородов несло сыроватым запахом вскопанной земли.
     А утром окрестные сопки заметно почернели: морозец, появившийся ночью, прихватил и багульник.

          1977

   

   Произведение публиковалось в:
   "До коммунизма и после": повесть, рассказы. – Благовещенск : РИО, 2003.