Фашисты и коммунисты: кто мешает творить русским писателям? Анализ собрания сочинений В. Астафьева
В эту весну (а она уже неуловимо летает в воздухе) я поставил себе амбициозную задачу - прочитать 11 томов Виктора Петровича Астафьева из довольно громоздкого 15-томного собрания сочинений, вышедшего в 1997 году в Красноярском издательстве "Офсет" тиражом 10 тысяч экземпляров. Только 11 томов попало ко мне на книжную полку, и они на фото перед вами. По какой-то причине тома 12-15 издавались отдельно, и, видимо, маленькими тиражами, поэтому стали библиографической редкостью. И у меня их нет. Утешает одно: в этих "редких" томах собрана в основном публицистика и письма - материалы документальные, суховатые, а потому малоинтересные для обывателя. Чужие письма вообще читать не особо прилично, а публицистика с руганью властей, людей, друзей поднадоела и в интернете.
Нас с вами интересует добротная художественная проза. Её и будем изучать.
Большинство вошедших в указанное собрание сочинений текстов мне хорошо известны: в 2005 и 2006 годах я перечитал всего Астафьева, имеющегося в центральной библиотеке г. Тында. Но, сейчас, спустя почти 15 лет мне хочется снова их вспомнить и обдумать. Я за это время немного вырос и (надеюсь) набрался житейской мудрости. И, забегая вперёд, скажу: уже не так восхищён каждой строчкой мэтра, как это было в начале XXI столетия...
Идея моей акции "Анализ собрания сочинений Виктора Астафьева" такова: я читаю том, привожу его содержание и высказываю своё мнение. Скорее всего, это будут беглые комментарии. Но, если мне захочется написать многословную рецензию по какому-то отдельному, особенно задевшему меня произведению, я не посмею отказать себе в удовольствии и напишу её.
Ну, а теперь, пожалуй, начнём, благословясь...
В первый том включены ранние рассказы и роман "Тают снега". Как и положено в таких случаях, предваряет книгу большая вступительная статья "Подводя итоги", адресованная всему изданию, а заканчивается фолиант комментариями автора к произведениям, вошедшим непосредственно в данный том. Это очень слабая книга. Она интересна лишь тем, что в ней наглядно видна неуклюжая творческая юность знаменитого писателя. Тем, кто Астафьевым всерьёз не увлекается, не изучает его литературную деятельность, а любит лишь сильнейшие его произведения, я бы первый том читать не рекомендовал. Пропустите его. Ваш литературный багаж ни на йоту не обеднеет.
Упоминаемая вступительная статья растеклась на 60 первых страниц тома. И несмотря на название, никаких итогов там особенно не подводится. Зато много нездорового потока сознания, путанных умозаключений, противоречий, русофобии, ругани всего и вся. Знал Виктор Петрович, что его - признанного классика - да ещё и в родном Красноярске никто ни править, ни одёргивать не будет. Вот и расслабился.
В статье "Подводя итоги" очень заурядный, абсолютно не астафьевский слог. Она больше похожа на черновик, на какие-то спонтанные наброски "на полях", нежели на саму статью. Её трудно читать. Начинается подробным автобиографичным описанием творческого дебюта, досконально описан уральский период творчества, мало что сказано про вологодский и почти ничего о зрелом красноярском периоде.
Я начну анализировать вступительную статью с конца. Цитирую буквально финальные строчки, написанные в 1996 году: "...более всего поразило меня воскресение гидры - коммунистической партии, давно уже и закономерно превратившейся в партию фашисткую..." Следующий абзац: "На Руси Святой более всех государств пострадавшей от немецкого фашизма, расправляет крылья, каркает и готов взлететь фашизм советский..." Или такой ещё выверт: "...в Афганистане, где наши доблестные войска не уступали фашистам..." Для фронтовика слово "фашизм" - самое унизительное оскорбление из всех, что он может присвоить какому-либо политическому явлению. И Астафьев припечатал этим эпитетом коммунизм. Запомним эти слова и вернёмся к началу статьи, где Виктор Петрович описывает становление своего творческого пути. 1951 год. Город Чусовой. Бывший разнорабочий колбасного заводика, а ныне вахтёр того же предприятия Астафьев вступает в литкружок "Встреча". После первого же заседания пишет в сторожке свой дебютный рассказ "Гражданский человек". И первенца напечатали в газете "Чусовской рабочий", с курьёзом, правда, но напечатали (мы к этому курьёзу чуть позже вернёмся). И, как положено, заплатили гонорар. Который, впрочем, Астафьева сильно разочаровал: рассчитывал на костюм и шапку, а "не хватило даже на портянки". Но, нам не сумма важна, а сам факт оплаты интеллектуального труда и дальше я объясню, почему именно это важно. После публикации в "Чусовском рабочем" рассказ перепечатала областная газета "Звезда" и альманах "Прикамье". Причём, в альманах рассказ попал не сразу, а после доработки секретарём Молотовской писательской органицазии Клавдией Васильевной Рождественской, которая не только возглавляла пермское писательское сообщество, "взращивая молодую талантливую поросль", но и возобновила выпуск изданий "Прикамье" и детского сборника "Нашим ребятам", вернула к жизни Молотовское книжное издательство. Вот, что пишет сам Астафьев: "Посидели мы и изрядно потрудились с Клавдией Васильевной над моим первым рассказом..." И далее - как именно трудились: "...с опытным редактором так отредактировали произведение, что мой герой остался как бы между жизнью и смертью". В Молотов Астафьев привёз из Чусового несколько рассказов. Рождественская отобрала 2-3 произведения для последующих выпусков альманаха. Познакомила с редактором Молотовского издательства и пообещала напечатать сборник, если автор напишет ещё парочку коротких произведений. И вот тут, внимание, снова важная цитата: "...после первой же встречи с секретарём отделения и издателями я вёз с собой первый издательский договор на книгу и немного деньжонок, полученных в качестве гонорара за рассказ, печатаемый в альманахе". Сборник рассказов вышел через два года: "Как бы там ни было, с обсуждениями, проволочками, с помощью более опытных писателей, сборничек мой в четыре листа объёмом, в убогом оформлении, под названием "До будущей весны" вышел..." Дальше было "Васюткино озеро", изданное отдельной книжкой, которая поддержала автора морально и, главное, - материально. А затем уже маховик был так раскручен, что только пиши не ленись. И Астафьев задумал роман о деревне: "За толстые книги у нас всегда получали толстые деньги и, чего там греха таить, надеялся и я тоже с помощью актуально-злободневного романа поправить свои материальные дела". И поправил-таки. Гонорар позволил обменять избушку на большую избу и даже "кое-что приобрели из одежонки". Далее Астафьев был принят в Союз писателей. Ездил на семинары, проживая и чревоугодничая за казённый счёт в домах отдыха. На семинарах с такими же, как Астафьев, молодыми литераторами сюсюкались более опытные наставники. Пришло время, и возмужавший писатель бесплатно отучился на Высших литературных курсах. Об этом периоде сам Астафьев вспоминает так: "За два года в Москве я прошёл дистанцию, которую в таком культурном центре, как город Чусовой, самостоятельно проходил бы лет двадцать, глядишь, и заскоруз бы, опустился до самого заплесневелого обывателя, превратился бы в отвальный шлак..."
Я неспроста начал с фашистов, а продолжил подробным, пересыпанным цитатами, "тернистым" творческим путём Астафьева. Мне хочется, чтобы все мы с отчётливостью документа понимали, насколько сильно пострадал от рук советских фашистов писатель Астафьев. Какой-никакой плохонький рассказик, а тиснули проклятые фашисты в газетёнке, на портянки гонорару не хватило, но ведь уплатили, изверги, оценили умственный труд. Жестокие фашисты возились с начинающим безграмотным писателем, редактировали и переписывали его рассказы. Выпускали сборники и снова, и снова подло платили гонорар. Даже откровенно бестолковый роман "Тают снега" напечатали и денег на большой дом за это насильно всунули. Под страхом смерти, связанного по руками и ногам, фашисты удерживали в доме отдыха на семинарах, кормили дефицитными шпротами и докторской колбасой. А затем принудили вступить в Союз писателей, дали квартиру, учили бесплатно на Высших литературных курсах в столице родины. Жестокие русские фашисты неоднократно принижали талант писателя выплатами Государственных премий СССР и РСФСР.
Всё время с какой-то занудной навязчивостью кружится в голове вопрос: а узнал бы мир о писателе Астафьеве, не будь тех самых глубоко презираемых им "фашистов"? Представим, что вот он - безграмотный молодой вахтёр колбасного завода живёт сейчас в 2019 году в процветающей и свободной от идеологии коммунизма России. Однажды на ночной смене, устав бесцельно тыкаться в смартфон, исторгает на клочке туалетной бумаги небольшой лирический рассказ о войне. Угадайте с трёх раз: какая районная газета будет несказанно рада напечатать его творение? Кто из редакторов-предпринимателей пожертвует ценной печатной площадью, отведённой для платных рекламных модулей? Не то чтобы гонорар, но ещё и самому придётся заплатить за публикацию с пометкой "на правах рекламы". Но только нужно ли это? Нужна такая слава? Кто сейчас будет возиться с вахтёром, правя его рассказы? Кто напечатает сборник на четыре листа, это примерно 100 книжных страничек А5, и (это невообразимо!) заплатит гонорар.
Вот вам для сравнения сегодняшние реалии. У автора этих строк издано два сборника рассказов, объёмом около четырёх и десяти листов. Несколько рассказов напечатано в центральных и региональных журналах и альманахах. Бесчётное количество рассказов пылятся в подшивках районных газет. И до сих пор ни за одно своё художественное произведение, ни за одну книгу я не получил ни копейки гонорара. Ни одна моя литературная работа не принесла мне прибыль. Тут уместно возражение, дескать, сравнил себя и Астафьева. Но, во-первых, Астафьев не всегда был знаменитым писателем и его первые рассказы, даже в исправленном редакторами виде не являются шедеврами, однако же деньги ему платили; а во-вторых, если мои рассказы печатают, то они кому-то нравятся, а если нравятся, подлежат оплате. По крайней мере, при коммунистах мне бы за них заплатили, раз уж издали.
В современном издательстве книга может выйти в свет в трёх случаях: 1. Если автор возместит издержки на её изготовление. 2. Если у автора есть покровитель в издательском бизнесе (любовник, родственник, клиент, друг). 3. Если автора можно продать. С первыми двумя пунктами всё понятно, поэтому подробно остановимся только на третьем. Что значит "продать автора"? А это значит, что в активе начинающего гения должно быть не менее трёх написанных, но неизданных ранее книг объёмом не менее десяти листов. Причём, это должны быть романы, ибо рассказы сейчас никого не интересуют, и эти романы должны быть приключенческими и попасть в тренд. Например, если у автора Сидорова есть три выстраданные рукописи с книгами о людях, попавших на машине времени в прошлое, или о борьбе драконов с вампирами, или о мальчике с волшебной палочкой, то у него есть шанс стать писателем. Почему именно три книги? Да потому, что расходы на рекламу книги огромны. И издателям нет никакого смысла рекламировать писателя, который, может быть, больше ничего и не напишет. В нашем же случае при аналогичных расходах на рекламу продаётся не одна, а сразу три книги, последовательно и с интригою выходящие одна за другой на протяжении трёх лет. А на четвёртый год народится уже новая книга. Это очень упрощённый пример, но достаточно наглядный, чтобы понять, что никакого писателя Астафьева не было бы, начни он свою литературную деятельность сейчас - в сытую и воспеваемую им эпоху капитализма. Только при коммунистах мог возникнуть такой феномен, как писатель Астафьев. Только в СССР мойщик мяса, трижды второгодник с шестью классами образования мог вырасти до писателя, известного во всём мире. И тем труднее понять доходящую до истерики и психоза неблагодарность к своей советской родине этого искусственно взрощенного ею писателя.
Давайте, несмотря ни на что попробуем как-то понять и, быть может, оправдать резкие высказывания Астафьева. Во-первых, одними гонорарами сыт не будешь, а чтобы получать государственные премии и привилегии, чтоб "на избушечку хватало и на одежонку" нужно власти угождать, подыгрывать. А поскольку статья "Подводя итоги" писалась в 1993-1996 годах, то власти угодить можно было только в одном случае - кляня и ругая коммунистов. Что писатель и делал, забыв, что до этого всю сознательную жизнь угождал и подыгрывал тем же самым коммунистам. Во-вторых, в 1990-х вообще очень модно было ругать коммунистов. У всех же эйфория была, скинули со страны "угнетателей", теперь ух, как богато заживём! Дань моде. И я ругал коммунистов. Не так оголтело, конечно, но любви к коммунистической партии у меня точно не было. И мнение моё - мнение молодого человека, только начинающего жить - в большей части было сформировано под влиянием таких вот как Астафьев, авторитетов. До меня вообще только недавно - лет восемь назад стал доходить весь ужас капиталистического общества и (отчасти под влиянием книг Астафьева) сильно потянуло назад - в прошлое, в СССР, где среди коммунистической идеологии пролетело моё счастливое детство и счастливая, обеспеченная и защищённая юность моих родителей. И только лет восемь назад я стал голосовать на выборах за коммунистов и социалистов, радуясь их редким победам. И кажется мне, что Виктор Петрович Астафьев, доживи он до наших дней, тоже прозрел бы, увидев некогда великую, работящую, а ныне ленивую и объевшуюся кредитами страну, в которой давно не работает ни один из сотен тысяч заводов, построенных руками советских "фашистов". В которой медицина и образование - это лишь бизнес. И которая полностью зависит от экономики нищего при СССР Китая.
Но есть вещи, которые ни понять, ни реабилитировать никак нельзя. Я уже упоминал, что первый рассказ Астафьева "Гражданский человек" был опубликован в районной газете "Чусовской рабочий" не без курьёза. Напечатали первую часть в одном номере, а вторая часть так и зависла: фашистская цензура запрещала. И вот как отомстил годы спустя злопамятный автор (цитирую статью «Подводя итоги»): "Сама заведующая отделом агитации и пропаганды Чусовского горкома, запротестовавшая против рассказа и совращения чусовских трудящихся посредством печатного партийного органа, прижила от заезжего прощелыги-лектора ребёночка - и ничего, трудится, мораль направляет. В соседнем с нею кабине долго руководил городом и районом заражённый сифилисом начальник по фамилии Ставров, валил на свой идейный стол девчонок и баб, начиная от секретуток и кончая уборщицами..." No comments, как говориться, это упражнение для самостоятельного домашнего разбора с детьми и в кругу семьи.
Так же мне непонятна патологическая русофобия Астафьева. Приведу лишь некоторые цитаты из злосчастной вступительной статьи. "О, Боже, Боже! До чего порой убог и бесхитростен бывает русский разум!", "...доверчивое сознание русского человека исказили, вывихнули...", "отученный свободно жить и отвечать за себя, русский народ хочет обратно в стойло..." Это лишь крупицы гниловатой субстанции, бултыхающейся в жиже астафьевского публицистического пустословия. Вот, скажите мне, чем разум и сознание русского человека отличается от разума и сознания украинца, белоруса, да хотя бы китайца, или эвенка? Чего в русском человеке такого особенно убогого и доверчивого, что его как скот насилуют и притесняют с сотворения времён. Может быть, в русском черепе мозг с одним полушарием?.. А ведь эти фразы выдёргивают потом из контекста политтехнологи недружественных государств или сообществ и нам же в лицо тычут: вот, мол, вы, русские, какое быдло, что даже соотечественники, даже такие великие люди как Астафьев презирали вас. Аккуратнее надо бы со словами. Обдуманно. Без эмоций.
Оставим вступительную статью и перейдём к художественным произведениям.
Произведения, наполнившие первый том, размещены в соответствии с хронологией своего появления на свет: сначала ранние, затем - поздние. Поэтому открывает литературную часть книги россыпь из 19 рассказов, а завершает огромный, как сибирский зарод с сеном роман "Тают снега". Первым встречает нас рассказ "Сибиряк" - тот самый пресловутый первенец, именуемый ранее "Гражданский человек", написанный в сторожке на засаленных листах журнала учёта смен и запрещаемый чусовской цензурой. Рассказ неплохой. И, если бы он не подвергался позднее многочисленным правкам, был бы очень интересен как первая творческая работа, в сравнении с которой можно проследить динамику развития мастерства писателя. Но, настоящий текст покоится в подшивке "Чусовского рабочего" за 1951 год. Далее идут, как пишет в комментариях сам Астафьев, "типичные для того времени рассказы, бесхитростные по замыслу и исполнению, но непременно назидательные": "Коршун" (выводящий на чистую воду деревенского кляузника), "В страдную пору" и другие. Астафьева я люблю за густой образный слог. Но попадается и такое: "Мать разрумянилась, повеселела, и седина, пропахавшая её голову большими бороздами, стала особенно заметной. Может быть, от того, что проглянуло в глазах, в улыбке матери что-то такое девчоночье, юное, безвозвратно ушедшее или навсегда спрятанное." Это второй абзац из рассказа "Шинель без хлястика". Первое, что бросается в глаза - "седина, пропахавшая голову матери большими бороздами". Это хоррор, и он тут неуместен. А второе - разве может седина стать более заметной, если в глазах, либо улыбке женщины "проглянет" нечто "девчоночье"? Наоборот это "девчоночье" должно омолодить женщину, скрыть седину. Впрочем, художнику виднее.
Из всего сонма рассказов, населяющих книгу, интересны с литературоведческой стороны "Жил на свете Толька" и "Гирманча находит друзей", но не как самостоятельные произведения, а как наброски к будущей повести "Кража". В обоих рассказах разными путями подростки попадают в детский дом. И по той же причине нам интересен "До будущей весны", сюжетно перекликающийся с повестью "Перевал". Рассказы "Земляника, "Тёплый дождь", "Огоньки", "Солдат и мать", "Ария Каварадосси", "Живая душа", "Глухая просека", "Кавказец", "Последний кусок хлеба", "Кровь человеческая" я оставлю без внимания. Кому-то они понравятся, кому-то нет.
И лишь два произведения действительно украшают книгу и читаются с огромным удовольствием. Это "Дядя Кузя - куриный начальник" - цикл весёлых историй о добродушном и обаятельном старике, заведующем птицефермой, и "Васюткино озеро" - история о мальчике, счастливо заблудившемся в тайге и так же счастливо вышедшем из неё. Если не ошибаюсь, "Васюткино озеро" проходят в школе. Мне интересно, вымарывают ли современные цензоры в школьных учебниках сцены употребления 13-летним Васюткой курительного табака и умерщвления живых птиц в процессе стрельбы из незаконно имеющегося у него огнестрельного оружия с последующей разделкой и поеданием оных. Всё дальше и дальше Васютка от современных реалий. И тем он ценнее и важней...
И в заключение несколько слов о финальном произведении первого тома - романе "Тают снега". Можно было бы деликатно обнести его молчанием, ибо даже сам автор отзывается о нём так о "прозаическом грехе". Рассказывает во вступительной статье, как стыдится его, как долгое время отказывал печатным учреждениям, просившим переиздать его, как правил, переписывал его неоднократно. В то же время из комментариев понятно, что именно от воли самого Астафьева зависело включать роман в собрание сочинений или нет. И он всё же дал добро на публикацию. Зачем? Опять, как в 1950-е получить "толстые деньги"? Раз произведение включено в собрание сочинений, значит подлежит чтению, анализу, обсуждению. И меня останавливает от подробного разбора лишь отсутствие интереса к нему, хотя деревенскую тему я очень люблю.
Сюжет "Тающих снегов" бесхитростен и вполне соответствует духу эпохи. После сентябрьского пленума 1953 года, который был посвящён развитию сельского хозяйства и на котором Н. С. Хрущёв был избран Первым секретарём ЦК КПСС, молодой аргоном Тася Голубева едет с сыном в глухую уральскую глубинку поднимать отсталый колхоз. По дороге - в открытом поле она встречает пьяного, плохо вспахавшего землю, тракториста Васю Лихачёва и влюбляется в него. Не в прямом смысле влюбляется, а просто думает о нём в свободное от поднятия колхоза время. Несмотря на то, что Тася агроном, она взвалила на себя обязанности животновода, потому что других специалистов в колхозе нет, а крестьяне, хоть и прожили всю жизнь бок о бок со скотиной, но настолько тупы что не знают, как правильно обращаться с коровами и свиньями. На помощь крестьянам спешит городская, но закончившая институт девочка Тася. По странному стечению обстоятельств директором МТС (не путать с сотовым оператором) работает бывший Тасин любовник Чудинов, от которого у неё сын. Чудинов всё понимает, страдает морально и нравственно, но материального вспоможения ни сыну, ни бывшей возлюбленной не оказывает (мораль моралью, а табачок врозь). В середине книги возникает некий партийный работник Уланов - зональный руководитель МТС, тоже посланный восстанавливать село прямо от доменных печей. Уланов немножно любит Тасю, но любовь резко проходит, когда он узнаёт, что Серёжа - внебрачный сын его товарища - директора МТС Чудинова. Только Василию всё нипочём, водки он уже пьёт значительно меньше, а Тасю любит значительно больше (да, я забыл сказать, что Василий, повстречав в начале романа агронома Тасю на поле, тоже полюбил её). Заканчивается роман хеппи-эндом: сын Таси хоть и утонул, но его спасли, сердца агронома Таси и тракториста Васи соединяются. Бывший любовник Таси Чудинов до того измучил себя рефлексией и угрызениями свести, что уехал из колхоза в небытие. Кстати, основной проблемой поднятия колхоза оказался вывоз навоза с фермы на поля: "Сам Уланов тоже взял из рук одной девушки кайлу и подошёл к куче смёрзшегося навоза: "Делайте все следом за мной". И ещё один колоритный отрывок, для поднятия хорошего настроения и лирического состояния души: "В переулке показалась подвода, нагруженная навозом. Лошадью управляла Райка Кудымова. Она крутила вожжами и озорно кричала: "Но-но, милый, вези меня туда, где женихи похрабрей корзиновских..."
На этом мой обзор первого тома собрания сочинений Виктора Петровича Астафьева завершён.
Произведение публиковалось в:
ЖЖ