Один день городка Сан-Педро
Предисловие
Начало прошлого века. Где-то на границе между Уругвайщиной и Гондурасчиной, затерянный в сельве, уютно расположился крохотный городок Сан-Педро. В нем из достопримечательностей только католическая церковь, почта, полицейский пост, рынок и центр притяжения интеллектуальной жизни – таверна «Трес Пескадорес». На главной площади, как водится, называемой «Пласа де армас», с достоинством возвышалась конная статуя конкистадора из позеленевшей от времени бронзы, густо засиженная голубями. Однако конское достоинство жеребца, в отличие от достоинства всадника, блистало начищенной бронзой - знаком пристального внимания не одного поколения оболтусов из приходской школы. Считалось, что это приносит счастье в любви, и юные мачо, переполненные гормонами, яростно надраивали бронзу.
Обыватели городка проживали в живописных белых домиках с внутренними двориками – патио. Вокруг городка густо располагались фазенды, гасиенды и латифундии. Там работали крестьяне-пеоны и пастухи-гаучо, представлявшие из себя гремучую смесь из испанской и индейской крови. Одни выращивали батат, маис и густо колосившиеся корнеплоды «бурякас», из которых гналась отличная самогонка, другие пасли табуны коров, быков и лошадей. Прямо посреди сельвы возвышалась, заросшая чапарралем и маракуйей, гора Сан-Педро, в профиль похожая на гигантский кукиш с маленьким, чистым и полным рыбы, озером Сисикака у подножия. Тихая и полусонная жизнь городка протекала без потрясений, по раз и навсегда установленному порядку –утром работа, после обеда сиеста, вечером фиеста.
В таверне
Сама таверна «Трес пескадорес» являла собой двухэтажный дом, сложенный из дикого камня. Внутри на первом этаже за грубыми столами и лавками шумно гулеванили удачно поторговавшие пеоны, потягивая «первачес» и «трес бурякас» из оловянных кружек. Народ, поскромнее достатком, довольствовался чечевичной похлебкой «йойо» и травяным чаем «йерба-мате». В зале было темно от сизого дыма из трубок. Местные забулдыги Хосе Дебайлес и Хуан Офигейрос, сидевшие в темном углу, опасливо озираясь, на «фене» обсуждали грандиозный (по местным масштабам)план похищения кур у почтенной синьоры Хуаниты Трабахадорес .
Наверху же отдыхала и оттягивалась местная элита. Сегодня среди них веселились и три заезжих идальго – дон Педро Эстрада, дон Хуан Эстакада и дон Мигель Рассада, художники, приехавшие из самой далекой Картахены подновить фрески в местной церкви. Получив аванс от добрейшего падре Онофрио, они дружно просаживали его в таверне, возле которой и поселились. Сегодня их развлекал местный ансамбль гитаристов «Лос Самомучос» с солисткой, несравненной сеньоритой Кармелитой де Монтехерес. Зажигательные фламенко, самбы и румбы заставляли публику неистово хлопать и орать «оле!».Громыхая шпорами и сверкая глазами, лихо отплясывал румбу и местный супер-мачо- носатый и усатый дон Хуан Трахадорес по прозвищу «Гуанодон» , гроза местных замужних и незамужних красоток, герой многочисленных адюльтеров. Его не раз колотили обманутые мужья, но прыти все не убавлялось.
Усталые музыканты, сделав перекур, опрокинули по стаканчику текилы, и задымили сигарами.
И тут на сцену между столами, в кружевной мантилье, треща кастаньетами, упругой походкой, потряхивая пышной грудью, взошла сама Кармелита . Публика сразу возопила, чтобы она исполнила песню о трех идальго- в честь гостей. Серебряные песо посыпались в сомбреро музыкантов.
Звонким голоском Кармелита начала –
- Три идальго за стеной
Жалобно заныли
Кто текилу нам принес
Педро, уж не ты ли…
Публика с жаром ,отбивая такт башмаками и побрякивая шпорами, подхватила припев:
- Эх, раз, да еще раз
Мы попали в Алькатраз!
На зажигательный мотив тут же выскочили два черноусых, носатых кабальеро, торгующих экзотическими фруктами на рынке, и, зажав в зубах мачете, с криками «Асса!» темпераментно запрыгали в танце, именуемом ими «лезгинас», совершенно не похожем на местные самбы и румбы.
-Джигитос – с уважением пояснил хозяин таверны. Никто не рискнул к ним присоединиться, уж больно лихие.
Кабальеро Мойше Рабинович с крючковатым носом и лихо закрученными черными пейсами из-под сомбреро, брякнул на стол золотой боливар и заказал лирическую и трогательную песенку с непритязательным названием «Без двадцати восемь..» и зарыдал под звуки скрипки, упав носом в тортилью.
Рванув еще пару пасодоблей, усталые музыканты замолкли. И вновь серебристый голосок Кармелиты завел знаменитый в Сан-Педро и окрестностях шлягер «Мы идем по Уругваю», который публика с воодушевлением подхватила, отбивая ритм ложками и башмаками.
Задушевная песня про темную уругвайскую ночь вышибала своим лиризмом слезу даже у самых загрубелых мачо.
- Мы идем по Уругваю
Ночка - выколи глаза
Слышны крики попугаев
Обезьяньи голоса…
Каррамба! За душу берет!
Три друга вышли на веранду покурить сигары. Крепчайшие сигары «Партагас» поставляли в Сан-Педро из самой Кубы. Говорили, что листья табака для них сворачивают горячие мулатки прямо на своих голых бедрах, оттого они и такие крепкие.
Вдруг вдали послышался конский топот и, поднимая тучи пыли и высекая подковами искры из булыжной мостовой, промчался всадник в черном плаще, с лицом, закрытым полумаской с низко надвинутым черным сомбреро. Внезапно он выхватил шпагу и,со свистом, описал в воздухе знак, похожий на букву Z. Сделав круг на площади, пропал в сумерках, и только удаляющийся топот копыт и ржание свидетельствовал, что это был все же не призрак.
-Что это было?- одновременно удивленно спросили идальго.
-Это наша городская достопримечательность – Зорро «Неуловимый», ответил подошедший дон Хесус Оливьеро.
_Отчего же неуловимый? Что, и поймать никто не может?
- Да его никто и не ловит! Никому он на хрен не нужен. Это у них в семье традиция такая, от прадеда - скакать через Сан-Педро по вечерам туда и обратно. Никто уж и не помнит зачем, но все поколения исправно скачут, а иначе им наследства не видать. Бедняжки! Так вот уже сто лет маются.
Докурив сигары, троица вернулась в зал. Веселье только разгоралось
Толстяк Педрито Кабанос, известный на всю округу фантазер и ловелас, рассказывал очередную байку красотке Мерседес Мохито, шлепая пухлыми губами прямо возле ее уха.
-Знаешь, дорогая, где-то у побережья Чили есть такое местечко - Лас Лукоморес. Так вот там, на здоровенной, в четыре охвата, старой секвойе, висит толстая золотая цепь. А по цепи ходит ученый оцелот и наизусть, на чистом старо-испанском , рассказывает «Песнь о Гайавате».Это когда идет налево. А когда идет направо, то поет «Бесаме мучо»на французском! Мы с тобой туда скоро поедем с тобой!
-Да ну, Педрито, ты меня обманываешь, шалунишка!
- Мадре де диос! Чистейшая правда, дорогая, клянусь бородой моей бабушки!
- Кто это тебе рассказал, ты же дальше Сан-Педро нигде и не бываешь!
- Один бывалый человек, Кристофоро Врунгель! Все зовут его Эль-Капитано, он весь белый свет обошел на своей яхте. Год назад у нас на фазенде был в гостях. Проездом из самого Аранхуэса.
- О, Педрито, соле мио, ты такой умный, я от тебя трепещу!
- А как же! Чай тоже не альпаргатами «йойо» хлебаем!
Наконец благородным идальго, изрядно принявшим на грудь, настала пора идти домой,-уже заметно стемнело.
Кинув на стол несколько песо, они пошатывающейся походкой ,направились к выходу.
На недоумевающий взгляд дона Хесуса, указывающий на явную недостачу, наши герои пояснили, что завтра недостающие песо принесут их друзья, благородные доны Алехандро Пушкин и Базилио Саяпин, едущие сюда из Монтевидео галопом на дилижансе.
Три фигуры, освещаемые восходящей луной, шатающейся походкой, загребая пыль, брели себе по узкой улочке, нестройно распевая любимую песню пеонов «Шумел маис, секвойи гнулись…», когда вдали послышался конский топот.
- Компаньеро! Да это же неуловимый Зорро!
- А давайте его поймаем. И нам слава и городу поможем! Достал уже всех…
И троица, взявшись за руки, пылая благородным гневом, перегородила улочку перед скачущей лошадью.
- Эрманос! Но пасаран! Сантиссима Тринидад!
Но лошадь на всем скаку широкой грудью смела в канаву благородных идальго как щепки, и только удаляющийся звон копыт, да злорадный хохот Зорро, свидетельствовали о происшедшем. Вскоре из канавы послышался тройной заливистый храп - наши герои, по возможности трезво оценив обстановку, решили отдохнуть на месте. Взошедшая луна ярко освещала спящий городок и три фигуры, безмятежно лежащие в канаве и кокетливо высовывающийся из гульфика дона Мигеля кусочек красных «трузадорес» в горошек.
Ничто не тревожило покой спящего городка Сан-Педро, и только неугомонный дон Гуан со складной лестницей подмышкой шел навстречу любовным приключением, опасливо озираясь на конную статую с ярко блестящими под луной причиндалами. Видать, читал классику, стервец!
P.S. Как этот опус появился? Мои знакомые едут в Испанию, и я решил собрать все испанские слова, которые знаю, связать их незамысловатым сюжетом из полузабытых произведений и песен, и дать это им, для адаптации в новой языковой среде. Разумеется, это не мой жанр, а вдруг… Может стоит продолжить?
Произведение публиковалось в:
proza.ru