Мамина шкатулка
Я помню ее с детства. Раздвижная, лакированная, с множеством выдвижных отделений, в которых лежала масса интересных и увлекательных штучек. Там были перламутровые и стеклянные граненые пуговицы, красиво «игравшие» на солнце, форменные пуговицы с якорями и звездами, кокарды и офицерские звездочки на погоны, нитки, иголки, кнопки значки и прочие необходимые и не очень вещицы. Но для меня это была целая сокровищница, которую я мог перебирать подолгу.
История ее появления напрямую связана с отцовской военной службой. После тяжелого ранения на фронте в 1944 г., отец, бывший замполит стрелкового батальона, дослуживал во внутренних войсках ,в одном из пунктов для содержания военнопленных и перемещенных лиц возле Кирова.
Мать, зубной врач, работала там же в медсанчасти. Пленные немцы, народ мастеровитый, делали в лагере мебель и всяческие поделки, в том числе и для начальства. У нас в семье были две деревянные шкатулки (большая и маленькая), большое зеркало в красивой лакированной деревянной раме, украшенной резьбой с виноградными лозами и роскошный, пружинный диван с выдвижными ящиками. Спинку дивана тоже украшал орнамент из виноградных лоз.
Отец как-то обмолвился, что мебель делали австрийцы, в прошлом эсэсовцы, которых придержали за принадлежность к СС на год. Прочих австрийцев, ни в чем не замешанных, отпустили домой гораздо раньше.
Вся эта мебель кочевала потом с нашей семьей во время многочисленных переездов по гарнизонам, но, ввиду своей изначальной добротности, фактически не пострадала. Так что все мое детство и отрочество прошло среди этих вещей, накрепко врезавшихся в память. Я и сейчас помню каждую завитушку и трещинку на них. Особенно, по малолетству, любил прыгать на пружинном диване. Разумеется, пока никто не видел.
Большая, квадратная шкатулка с вырезанными на крышке и бокам пасторальными нерусскими пейзажами, хранила в себе отцовские документы и награды и открывалась только в торжественных случаях.
Я помню, как на первое празднование Дня победы в 1965 году, отец бережно доставал из шкатулки ордена и медали, тщательно крепил их на парадный двубортный бостоновый пиджак, как привинчивал орден Красной звезды с отбитой пулей эмалью на одном лучике. Помню, как он шел, гордо выпрямившись и слегка прихрамывая на раненую левую ногу.
И как я был удивлен, когда оказалось, что почти все мужики нашего лесного поселка вышли с боевыми наградами и нашивками за ранения. А у некоторых ордена и медали были в два-три ряда. Клуб просто блестел от начищенных наград. Таков был мой первый урок мужества!
Шли годы, я рос, учился вдали от дома, затем армейская служба забросила меня на Дальний Восток. Потом был институт, море, дальние походы за экватор, экзотические страны. Но всегда, во время своих редких отпусков, я старался приезжать домой.
И старые шкатулки снова манили меня своей загадочностью, я снова и снова перебирал эти знакомые и родные вещицы, погружаясь в воспоминания детства. Это был уже своеобразный ритуал, вводивший меня в атмосферу родного дома, потому, что это был мой мир, моя маленькая Вселенная.
Мне особенно нравились стеклянные граненые пуговицы с маминой шерстяной кофты, к которой я любил прижиматься в раннем детстве, чувствуя материнское тепло и ощущая защиту от всех бед мира.
Шли годы, как-то незаметно постарели мать и отец, стали уходить из жизни близкие родственники, дяди и тети, которые казались мне вечными. Рушился мой мир…
Отец умер, когда я был в Красном море, получив радиограмму, я долго не мог прийти в себя. Как врач, я понимал, что никто не вечен, но впервые смерть коснулась так близко моей семьи…
Через несколько лет тихо ушла из жизни мама. Видимо предчувствуя это, она сказала мне на прощание (когда я уезжал из отпуска), что видит меня последний раз. Я смог вырваться из очередной командировки только на девять дней…
В памяти навсегда остался образ матери, закутанной в шаль, стоящей у забора дома и машущей мне рукой, вытирая слезы платочком.
На семейном совете решили продать квартиру родителей - брат с семьей давно жили в соседнем городе. Меня, кроме родных могил, здесь тоже больше ничего не держало.
Настало время уезжать обратно. Брат предложит взять из родительской квартиры вещи на память. Но что можно было увезти с собой на самолете на Дальний Восток …
И вот я в пустой квартире, где все напоминает об ушедших родных людях. И портреты молодых родителей в военной форме на стенах и аккуратно заправленные кровати, и знакомые шторы на окнах…
Я сижу на старом диване, перебирая старые, пожелтевшие фотографии и стараясь не разреветься. Горький комок стоит в груди. Столько хороших слов я не успел сказать и отцу и маме и сейчас уже неотвратимо поздно.
Все это время меня не оставляло странное чувство, что мать и отец смотрят на меня, незримо присутствуя в комнате.
Я ходил по комнатам, взгляд то и дело падал на знакомые и родные вещи. Вот патефон, подаренный отцу на свадьбу еще до войны. Рядом пластинки в бумажных старых пакетах. Открыл крышку патефона, покрутил ручку завода, поставил головку с иглой на пластинку. Старый патефон исправно выдал мелодию «Цветущий май», которую так любила мать. Немного послушав, я бережно закрыл патефон.
В ящике комода лежала большая шкатулка с отцовскими орденами и медалями. Я перебрал их все, особенно долго подержал в руках тот самый орден Красной звезды ,с отбитой пулей эмалью на лучике.
В шкафу аккуратно висели вещи, в том числе и отцовский парадный китель с потускневшими золотыми капитанскими погонами. Все в доме напоминало о навсегда ушедших дорогих людях…
Еще никогда в жизни я так остро не ощущал потерю своего привычного мира. Настала пора привыкнуть, что теперь мы с братом остались одни.
Наконец я решился взять с собой несколько пакетов с фотографиями, папку с документами и мой старый детский альбом.
И тут взгляд упал на раздвижную шкатулку, руки сами привычно открыли ящички и снова я увидел свои детские «сокровища». И в самом дальнем, нижнем ящичке лежали две синие стеклянные пуговицы, те самые, с маминой кофты. И тут я ощутил, что по щекам потекли слезы…
Не в силах больше находиться в опустевшей квартире, я закрыл дверь на ключ и вышел из подъезда к машине.
Теперь все, что осталось у меня от нашей большой семьи - это несколько альбомов с пожелтевшими фотографиями, несколько моих школьных тетрадей, заботливо сохраненных мамой, стопка писем от матери и та самая шкатулка.
Конечно, я ее немного подремонтировал и она, как и прежде, стоит на почетном месте и служит теперь уже нашей семье. Запас пуговиц, кокард и иголок пополнился.
Но, по-прежнему, в дальнем нижнем ящичке лежат две синие стеклянные пуговицы, те самые, с маминой кофты…
Иногда, когда мне становится грустно, я перебираю старые фотографии, вспоминая ушедших родных и непременно, открыв ящички шкатулки, достаю из дальнего ящичка те самые пуговицы.
И кажется, что мои дорогие люди снова со мной…
Произведение публиковалось в:
proza.ru