Хождение в Ходейду

     После многомесячных походов по Индийскому океану и Красному морю танкер «Владимир Колечицкий» бросил якорь на внешнем рейде северо-йеменского порта Ходейда. Судно в полной загрузке с его девятиметровой осадкой из-за мелководья просто не могло подойти к причалам. До самого города было не близко, он просматривался только в бинокль.
     И это было очень хорошо, так как у нас уже имелся богатый опыт близкого общения с арабскими и африканскими портовыми городами. Не далее как неделю назад мы заправлялись горючим на нефтяном терминале Адена и понесли изрядный моральный урон от мусульманских обычаев.
     На набережной стояла мечеть, и с её минарета каждое утро, «в тот час, когда чёрную нитку можно отличить от белой» (то есть примерно в четыре утра по судовому времени), через мощные японские динамики нёсся призывный клич муэдзина, из-за неразборчивости текста временами напоминавший ишачий рёв, призывавший правоверных к утреннему намазу и ещё нескольким азанам в течение дня. Невыспавшийся экипаж реагировал вполне адекватно – из открытых иллюминаторов кают и кубриков неслись выражения, весьма далёкие от парламентских.
     А боцман, бравший уроки морской словесности у знаменитого капитана «Россоши» Михеича, выдавал с палубы в сторону города многоэтажные предложения, заканчивавшиеся, впрочем, единственно печатными и вполне правильными словами: «…и Магомета, пророка его!» Вот так два дня и развлекались…
     Так что мы прибыли в Ходейду уже вполне подготовленными – с экипажем были проведены соответствующие политзанятия, в ходе которых нас (с большим сомнением в результатах) попытались убедить, что угнетённые мировым империализмом трудящиеся Ближнего Востока ужасно страдают под игом капитализма и буквально носят на руках советских людей, размазывая при этом рукавами слёзы радости. Народ у нас был опытный, плавали не первый год и политотдельские агитки, рассчитанные на интеллект матросов-срочников из глухих деревень, на нас давно уже не действовали.
     Кроме того, мы были кровно обижены на Северный Йемен – здешнее правительство подложило Советскому Союзу во время недавней операции по разминированию Красного моря грандиозную свинью в виде запрещения базирования на берегу тяжёлых вертолётов-тральщиков «Ми-14 БТ», в то время как английские «Си Стэллионы» с вертолётоносца «Инвинсибл» спокойно поднимались с берега с тяжёлыми электромагнитными тралами. В результате наши тяжёлые вертолёты, предназначенные для поиска и уничтожения магнитных мин с воздуха, простояли на палубе крейсера-вертолётоносца «Ленинград» почти всю операцию, лишь изредка вылетая с аэродрома Эль-Анад, а за всё отдувались ребята из дивизиона морских тральщиков, буквально ходившие по минам два месяца. Логика этих действий была для нас совершенно непонятна, так как очистка Красного моря от мин была, в первую очередь, в интересах Северного Йемена. Наш танкер входил в состав этого отряда – обеспечивал тральщики водой, продуктами и горючим, работая круглые сутки, и эту ситуацию мы хорошо знали. Вот уж поистине, Восток – дело тонкое!
     К борту подошёл лоцманский катер с портовыми властями, кроме них на палубу ступили и двое военных в оливковой полевой форме и чёрных беретах. Экипаж собрали в столовой, и перед нами выступил молодой йеменский капитан по имени Махмуд, щедро увешанный кокардами, звёздами и аксельбантами.
     Он вполне сносно говорил по-русски, так как недавно окончил Ташкентское высшее военное общевойсковое училище. Из его горячей, по-восточному темпераментной речи явствовало, что Ходейда – крупнейший порт Йемена и чуть ли не его промышленный центр, что в городе есть самый большой на побережье цементный завод и несколько крупных фабрик. Население Ходейды горячо любит советских людей и с нетерпением их ждёт…
     Тут в столовую заглянул второй военный с типично рязанской, круглой и основательно загорелой физиономией, к которой совершенно не шёл чёрный берет. После захода в каюту капитана у него заметно покраснел нос и подозрительно весело блестели голубые глаза.
     Заговорщически подмигнув, он отослал Махмуда в капитанскую каюту, сам же, отрекомендовавшись полковником Соколовым, военным советником йеменской армии, обратился к нам с весьма пространной речью, более напоминавшей целевой инструктаж. Из этой речи вытекало, что коллега Махмуд, как истинный патриот Йемена и дальний родственник президента Салеха, весьма основательно «подзагнул» насчёт величия Ходейды, которая в действительности является большой дырой, что цементный завод занимается только расфасовкой китайского цемента в бумажные мешки, а две фабрики города производят исключительно газировку и мороженое, которое сами аборигены на дух не переносят.
     Директор фабрики по-йеменски именуется «мудир» (не путать с русским приблизительным аналогом), друг – «садык», это рекомендуемое общепринятое обращение, и упаси боже назвать бедуина (при всей их внешней схожести) – бабуином. Бедуины постоянно заняты тем, что кочуют из Северного Йемена в Южный и обратно, где их каждый раз переписывают и выдают денежное пособие от Саудовской Аравии. Тем и живут.
     В городе введён комендантский час, по вечерам, бывает, постреливают, вот намедни полицейские с блокпоста ночью подстрелили машину с подвыпившими китайскими советниками. То-то было весело!
     Население нас действительно ждёт с великой радостью, однако исключительно из корыстных побуждений – торговцы из всех запасников вытащили всякий неликвидный хлам и взвинтили цены в магазинах и на базарах в три раза. При покупке обязательно надо яростно торговаться, изредка поминая аллаха, а то подумают, что ты их не уважаешь. При этом русскую ненормативную лексику желательно не применять, ибо торговцы её вполне сносно разумеют и очень обижаются, когда нехорошо поминают их маму. На Востоке это как-то, знаете ли, не принято.
     Военные советники разных стран мирно живут в одном городке, ходят друг к другу в гости и дружат семьями. Вполне приятные, между прочим, люди, хотя, конечно, и являются закоренелыми империалистами.
     Утром следующего дня половина экипажа, загрузившись в рабочий катер и спасательный бот, отправилась в город. Без приключений, конечно же, не обошлось. Единственный (из шести имеющихся на судне) работающий спасательный бот для начала сорвался с шлюпбалок, потом по ходу дела на нём сработала спринклерная система орошения, окатив нас всех забортной водой. В завершение, из-за судорожных манипуляций с реверсами, производимых небезызвестным четвёртым помощником Витей «Манди», заглох мотор, и через сальник гребного вала шустрым фонтанчиком пошла вода. Мы начали откачку ручной помпой, недобрым словом поминая баламута Витю. В это время бот понесло течением прямо на стоящий на якоре китайский сухогруз, весь экипаж которого вывалил на палубу, выражая бурную радость гортанными воплями и размахивая цитатниками Мао. А из иллюминаторов машинного отделения нас приветствовали голыми жёлтыми задницами, которые, впрочем, по выразительности незначительно отличались от лиц, разве только отсутствием улыбок.
     Однако радость наших желтолицых братьев была недолгой, мотористам удалось запустить движок, и бот парадным ходом пошёл к причалу. «Манди», сидящий на корме у руля, сделал китайцам общепринятый приветственный жест рукой (подняв вверх средний палец), после чего галдёж и размахивание цитатниками на палубе парохода заметно усилились.
     Высадившись на пустынный причал, мы толпой пошли к автобусу нашей военной миссии. Поскучневший Витя проводил нас горестным взглядом, он сидел уже месяц «без берега» в наказание за нигилизм и вольнодумство. Будучи художником судовой стенгазеты, он несанкционированно вставил в неё свой рисунок, изображавший спящих в кубрике матросов. У них на местах соответствующих органов были нарисованы приличной величины выпуклости, а внизу красовалась подпись: «И снится нам не рокот космодрома...» В принципе, Витя не погрешил против истины, однако бедного замполита чуть не хватила кондрашка – дело происходило в Адене, и на борт должно было прибыть с проверкой политическое начальство из штаба восьмой оперативной эскадры. То-то уж повеселились бы! С далеко идущими оргвыводами о моральном облике экипажа.
     На причале никого не было видно, только из обложенного мешками с песком капонира с 37-миллиметровой зениткой доносился дружный храп доблестных защитников йеменского неба. Мы на цыпочках прошли мимо зенитчиков, которые безмятежно спали, обхватив руками автоматы, и сели в военный автобус, который доставил нас в центр города. Центр славного портового города Ходейды в то время представлял собой нагромождение одно- и двухэтажных зданий, лавок, лавчонок и магазинчиков, заваленных всяким барахлом сингапурского и тайваньского производства. Поскольку в городе отсутствовал асфальт, всё было покрыто слоем мелкой песчаной пыли. Обращало на себя внимание обилие праздношатающихся мужчин, обвешанных оружием, и по-восточному хаотичное движение машин, мотоциклов и ишаков, которое никто не регулировал.
     Среднестатистический представитель йеменского мужского поголовья, как правило, одет весьма живописно, носит за кушаком кривой кинжал «джамбию», а бедуины так и вовсе таскают на себе целый арсенал, начиная от музейных кремнёвых ружей и магазинных винтовок Ли-Энфильда (более известных у нас под названием «бур») до автоматов Калашникова и американских М-16 включительно. Кое-кто навешивает на себя ещё и американские «кольты» с солидным запасом патронов, а один бедуин так и вовсе ходил с ручным пулемётом Дегтярёва на ремне и двумя круглыми запасными магазинами в подсумке. Идёт себе эдакий «мачо», загребая пыль босыми ногами с порепанными пятками, грязная чалма набекрень, в рваной рубашке, каком-то подобии юбки, но весь увешан оружием и глядит на всех презрительно свысока, удивительно напоминая верблюда. Вот уж воистину, с кем поведёшься…
     Долгожданных женщин мы так и не увидели, хотя изредка мелькали какие-то бесполые существа в чёрных бесформенных хламидах, с закрытыми лицами, основательно нагруженные разнообразной кладью. Так что взгляд ничего не радовало и слух не услаждало. Обращали на себя внимание и машины, как правило, английские грузовые «бедфорды», ярко раскрашенные, с безразмерным кузовом, забитым всяким хламом и лошадиными хвостами по углам. Причём лошадиные хвосты на шестах приделывались даже к мотоциклам.
     Вся эта масса людей, лошадей, машин и верблюдов непрерывно и хаотично перемещалась с неимоверным шумом и гамом, непривычными для наших ушей. Через пару часов у нас уже болели головы и очень хотелось домой.
     Пообщавшись с двумя приличного вида арабами, сносно говорящими на русском, мы только направили было свои стопы в их лавку на соседнюю улицу, предвкушая покупку заветных белых штанов, почему-то пользовавшихся у нас в экипаже (да и в бригаде) большой популярностью, как возле нас остановилась легковая машина, и товарищ с неприметной славянской наружностью вежливо, но весьма настоятельно порекомендовал нам туда не ходить. Нас явно «пасли» наши славные чекисты, надо полагать, из самых лучших побуждений…
     Время между тем катилось к полудню, жара сгущалась, и мы вдруг стали замечать, что народу становится значительно меньше, да и лавчонки потихоньку закрываются. Аборигены стали пачками «отключаться» в тенёчке. При этом они, как коровы, жевали какие-то листья, пуская зелёную пену, и на их сонных лицах читалось тихое блаженство. Оказывается, местные хлопцы активно потребляют листья «ката» – кустарника, обладающего слабым наркотическим действием. Обычай, видите ли, у них такой.
     Ещё немного полюбовавшись на картину массового «улёта» аборигенов, свидетельствовавшего о полной утрате коммерческих интересов к нашим персонам, экипаж с большой радостью загрузился в подошедший автобус и направился в порт.
     Ситуация с зенитчиками повторилась в обратном порядке, доблестные бойцы всё так же пребывали в состоянии нирваны. Только из-за бруствера показалась сонная физиономия с неизменной зелёной пеной на губах и, обозрев нас абсолютно индифферентным взглядом, вновь исчезла, смачно всхрапнув на прощание.
     Загрузившись в рабочий катер и наспех подремонтированный бот, мы кильватерной колонной неторопливо направились к танкеру, попутно дружно поприветствовав китайских друзей жестом, описанным ранее, только выполненным синхронно двадцатью руками. Эффект был потрясающим! Интенсивность воплей на китайском языке сразу потянула децибел эдак на 80. Но что для друзей не сделаешь!
     По правому борту открылась не совсем приятная для наших глаз картина: то, что мы принимали раньше за обычный волнолом, оказалось колонной наших «зилков» – самосвалов, поставленных впритык и загнанных в воду по кузова. Их использовали в качестве волнолома, так как «садыки» просто поленились (или не умели) их ремонтировать. Да и действительно, чего с ними возиться, когда из Союза новые машины пришлют! Только заикнись, что ты борешься за социализм.
     Бот и катер медленно, с усилием выгребая против встречного ветра, двигались к месту якорной стоянки, куда уже подошли два сторожевика нашей эскадры для сопровождения. Наши спасательные боты – это отдельная песня. Сделанные из стеклопластика, они должны были обеспечить наше спасение, даже идя по горящей нефти, обильно поливая себя сверху забортной водой. Однако спринклерная система орошения в походах быстро «закисала» от морской соли, а движки работали кое-как. Так что в случае прохождения по горящей нефти был шанс красиво поджариться. А то, что бот не горючий… так ведь ежели сковородка и не горит, рыбе-то на ней от этого не легче!
     С большим удовольствием моряки наконец-то ступили на родную палубу, знакомую до последней заклёпки. Поздно вечером на корме подводили итоги, оказавшиеся неутешительными, – хитрые «садыки» всучили нам высохшие косметички и всякого рода «арабские» сувениры, оказавшиеся дешёвыми тайваньскими подделками. На следующий день желающих посетить Ходейду не было. Кроме того, рядом на якорь встало ливанское судно, груженное живыми баранами для паломников в Мекке, и их беспрерывное блеяние и нестерпимый запах скотобазы отнюдь не способствовали хорошему настроению.
     К вечеру танкер в сопровождении сторожевых кораблей, к общей радости, снялся с якоря и вышел в Красное море. Капитан, передвинув рукоятку машинного телеграфа на «малый вперёд», лаконично выразил общее мнение: «Ну, всё! Сюда я больше не ездец!»
     Пунктир рекомендованного курса на затёртой штурманской рабочей карте упирался в знакомую до слёз бухту Губбет Мус-Нефит. Позади остались долгих одиннадцать месяцев рейса, впереди нас ожидали ещё семь. Впереди были остров Маврикий, Сейшелы, архипелаг Диего-Гарсия и прочие прелести бродячей морской жизни. Но мы этого, к счастью, ещё не знали…

          

   

   Произведение публиковалось в:
   Альманах "АМУР №08". - Благовещенск: Издательство БГПУ, 2009