Танец с саблями
Разные истории происходят в нашей жизни: веселые и грустные, радостные и трагические. Как сказал в свое время поэт: «Люди-лодки: проживешь своё пока, много всяких разных ракушек на-липает нам на бока».
Об одной такой жизненной истории мне и хочется рассказать.
В доперестроечное время жили в одном горняцком поселке два закадычных друга – Иван Аб-рамов и Николай Наумов. Оба были молодые, здоровые, симпатичные мужчины. Иван работал гор-ным мастером на шахте «Капитальная», а Николай возглавлял местную участковую больницу. У ка-ждого была семья и по двое детей.
А была в те времена (не то, что сейчас) одна хорошая традиция: праздники, другие торжест-венные даты отмечать большими шумными компаниями. Сценарий этих гулянок был обычно схож. В одной из квартир в центре зала стоял длинный стол, который ломился от различных яств и буты-лок с горячительными напитками. В квартире чисто, культурно, тихо. Хозяева с нетерпением ждут своих дорогих гостей, которые как всегда почему–то запаздывают.
Но вот все гости в сборе. Усаживаются за стол и начинают обмениваться немногочисленными и малозначительными репликами вроде таких: «Уже середина ноября, а снег все еще не выпал (если это была зима), или: «Ах, как надоела жара (если это было лето), или: А мой завтра опять уезжает в командировку (реплика, которая подходит к любому времени года) – и тому подобное.
Выпили по первой. В квартире стоит полная тишина – если не считать стука вилок об тарелки, да старательного пережевывания пищи: компания закусывает.
Полный штиль стоит в квартире и после выпитых вторых рюмок. Алкоголь, раздражая желудки людей, вызывает у всех усиленный аппетит – поэтому пока не до разговоров. Кроме того некоторые не успели перекусить дома, а большинство сознательно этого не сделали, приберегли свои желудки, зная, что в гостях будет много вкусных блюд.
После выпитых третьих рюмок люди за столом зашевелились, заговорили, загалдели. Со всех сторон посыпались шутки, анекдоты. Впору и песню запевать. Баянист уже и меха растягивает. А баянист в нашей компании, Леонид Федорович Журавель, был отменный: высокий стройный блон-дин средних лет, корреспондент районной газеты, душа всех застолий и бессменный руководитель больничной художественной самодеятельности, поскольку жена его работала старшей медсестрой этой больницы. Талантливый был человек: что на баяне играть, что статьи писать, что за женщинами ухлестнуть, что горилку выпить – все мог и все успевал.
А запевалой всегда была жена одного из вышеупомянутых друзей, доктора Николая Наумова, Екатерина: молодая красивая женщина – кровь с молоком. Баянист крикнет, бывало:
– Катюха, что будем петь?
– По Муромской дорожке! – отвечает та.
И грянула песня. За ней – вторая, третья. Голос у Екатерины был сильный, сочный. Да и ком-пания так подхватит, что аж квартира дрожит. За песнями следовали пляски. Здесь равного не было Зюсь Ивану Васильевичу. Был он мужчина среднего роста, полный и даже грузный. Глянув на него, никто никогда и не подумал бы, что он может плясать. Мог – да еще как! Особенно здорово у него получался вальс-чечетка. При воспоминании о тех временах на ум сразу же приходит песенка на слова Михаила Танича:
– И не забуду я твою чечёточку,
Ты лучше всех её плясал Витек.
Только у нас был не Витек, а Ванек – Иван Васильевич Зюсь.
Обычно Леонид Федорович играл мелодию вальса на слова песни: «Крутится–вертится шар голубой», а Иван Васильевич красиво отчеканивал эту мелодию ногами об пол.
Песни и пляски, конечно же, чередовались с очередными застольями, выпивками и закусками. В квартире уже стоял сплошной гам: говорили сразу все – и очень громко.
Но вот баянист заиграл «Барыню». В круг выбегают сразу несколько женщин. Они яростно отплясывают, сопровождая пляску пением частушек. А частушки были – я тебе дам: одна другой хлеще. И самая безобидная и культурная из них была, очевидно, вот эта:
Гармонист, гармонист,
Положи меня на низ.
А я встану, погляжу
Хорошо ли я лежу.
Остальные частушки были с картинками, и вещи в них назывались своими именами: как говорится – пою прямым текстом. А лидером здесь, как и в песнопении, была опять же жена доктора, Екатерина. Очень не нравилось доктору такое лидерство жены. На этой почве были неоднократные и семейные ссоры, и скандалы. И доктор часто говорил своему другу Ивану:
– Счастливый ты человек, Иван. Твоя Мария – культурная женщина: не курит, не поет похаб-ных частушек. А у меня в семье – беда.
На что Иван обычно отвечал:
– Да брось ты, Коля, так болезненно реагировать на все это. Погуляли, повеселились, развея-лись, расслабились – ну и хорошо.
– Не повеселились, а побесились, – возражал Николай.
– Ладно. Успокойся. Все нормально.
…Но однажды в одной из таких гулянок произошло непредвиденное. Баянист в том месте, где он обычно играл «Барыню», вдруг торжественно и громогласно объявил:
– Танец с саблями! Из балета Арама Хачатуряна «Гайане».
А танец–то этот быстрый, искрометный. Что тут началось! Все повыскакивали со своих мест – и в круг. А Мария, жена нашего второго друга, Ивана, не забыла при этом еще и прихватить со стола два кухонных ножа – и давай ими манипулировать, как саблями.
Но вот все уже устали от танца, запыхались и уселись по своим местам. В кругу осталась одна Мария. Под такт стремительной музыки она выделывала ножами такие выкрутасы, что, пожалуй, сам Хачатурян ей позавидовал бы.
…Леонид Федорович продолжал весело наяривать на баяне, а Мария, точно в неё вселился бес, продолжала лихо отплясывать, очень активно поддерживаемая пьяной компанией криками «Браво» и громким хлопаньем в ладоши. В этом веселье не принимал участие только муж Марии – Иван. Сначала он тоже сделал попытку хлопать в ладоши, но скоро перестал это делать, и на блед-ном его лице только отражалась вымученная улыбка.
Наконец, и баянист, и танцовщица устали. Представление закончено. Но ненадолго. Стоило только после очередного краткого застолья баянисту вновь громогласно и торжественно объявить: «Танец с саблями!» – как Маша, схватив со стола ножи, была уже в центре круга. И снова Леонид Федорович наяривал на баяне, не жалея мехов. И снова в вихре танца кружилась Мария, выделывая ножами невероятные вариации. Она то неистово размахивала ножами направо и налево, словно рубя невидимых противников, то ножи вдруг стремительно взмывались ввысь, то резко устремлялись книзу, строго согласуясь с искрометной музыкой. А сама Мария то резко приседала до самого пола, то вдруг высоко подпрыгивала, то вставала на цыпочки.
Чем стремительней кружилась в вихре танца Мария, тем все больше походил Иван на тучу, из которой вот–вот громыхнет гром. Но ничего этого не замечали ни баянист, ни танцовщица. Поэтому танец становился все ярче и зажигательней.
Но или баянист очень устал, или увидел резко побледневшее лицо Ивана и понял, что в воз-духе пахнет грозой, резко оборвал игру. А запыхавшаяся Мария в изнеможении рухнула на диван. Подошедший к ней Иван сказал: «Маша! Хватит беситься. Бери шинель – пошли домой» и они ушли. Так «Танец с саблями» из балета Арама Хачатуряна «Гайане» выбил из седла невозмутимого горного мастера шахты «Капитальная» Ивана Абрамова.
1999
Произведение публиковалось в:
proza.ru