На перекрёстке
Поблескивая гладью асфальта, широкая дорога стремительно несется навстречу. Шофер, Яша Климов, прославленный на трассе лихач и выпивоха, слегка высунувшись из кабины, прислушивается к глуховатому рокоту мотора, почти машинально то сбавляет на поворотах газ, то жмет «на всю железку».
Осенний ветерок приятно холодит Яшке лицо, играет его курчавыми волосами, мимо проплывают притихшие, осиротевшие поля, ощетинившиеся колючей стерней, чернея взлохмаченными пластами земли. То и дело с фырканьем проносятся встречные машины, тяжело груженные зерном.
Третий год водит Яшка по этой трассе послушный его рукам «ЗИЛ». Не одну тысячу километров намотал за это время на счетчике тросик спидометра. В кабине Яшка почти всегда один. Не любит он брать пассажиров. Одному лучше, спокойнее. Никто не мешает думать о своей и окружающей его жизни. Мечтать.
Вот дорога разрезала пополам соевое поле. Скоро и оно осиротеет, укроется от морозов пушистой шубой из серебристого снега. Но придет весна, пригреет жаркое солнышко и опять заполыхает земля, сперва темно-голубыми, потом ярко-зелеными красками. «И все это дело рук природы и человека», - размышляет Яшка, щуря свои большие серые глаза. - «Кто из них сильнее? - ломает он голову. - Природа или человек? Природа создала человека, а человек набрался сил и давай подчинять природу для своей пользы. Вот и разбери их!»
На перекрестке дорог, увидев стоящий у обочины газик Гришки Листопада, Яшка резко нажал на тормоза, остановил машину. Когда-то они вместе с Гришкой начинали шоферскую жизнь, вместе ходили за семь километров в соседнее село на свидание к девчатам, а потом, в один год, взяли и женились. Теперь их дома стоят рядом на одной улице. А вот встречаться стали редко, все некогда - работа, заботы по хозяйству, семьи.
Может, что случилось у Гришки. Надо помочь. Яков заглушил мотор, не спеша вышел из кабины. По привычке заглянул под кузов, стукнул пару раз каблуками кирзовых сапожищ по дутому баллону.
- Яшка, язви тебя в душу, здорово! - из-за придорожного дубняка, одетого в пожухлые осенние листья, показалась Гришкина голова в залихватски вздернутой на затылок клетчатой кепке. - А я-то подумал... - о чем подумал, Гришка так и не договорил, весело махнул Яшке рукой. -Подь сюда, - и скрылся за дубняком.
Яков перепрыгнул через кювет, продираясь через кустарник, спросил:
- Грибы, что ли, собираешь?
- Какие там грибы. Вот, сообразить малость решили. Только присели, а ты тут как тут, язви тебя возьми. Приземляйся, вжарим по-махонькой.
На разложенной на земле телогрейке Яшка увидел бутылку водки и знакомый ему, давно не мытый граненый стакан. У Яшки под ложечкой сладко засосало. Прилично одетый мужчина при галстуке из белого капрона, стоя на коленках, разламывал на куски хлеб и небольшой круг минской колбасы.
- Ножа не оказалось, - смущенно проговорил он, встретившись с пристальным взглядом Яшки; устроились на кончик телогрейки, стал вытирать бумагой испачканные жиром тонкие белые пальцы.
- Ничего, сойдет и без ножа, - Гриша кивнул незнакомцу на Якова. - Это мой дружок, кирюха по ФЗО. Мы с ним этой дряни по молодости ой-ей сколько поглотали. - Гриша был в приподнятом настроении, налил до краев стакан, протянул Яшке.
- На, пей. Да ты садись.
Яков повертел стакан в руках, спросил Гришку:
- Сам взял, что ли?
- Сам с усам, пассажир, конечно. Да какая разница, денег не потребует. Давай, давай, пей, - торопил Гришка, от нетерпения он принялся жевать неочищенную колбасу. - Тебе здесь не ресторан, всего одна посудина.
Медлил, несколько секунд стоял молча, о чем-то размышляя про себя. В упор посмотрел на пассажира. Затем поднес стакан к носу и, втянув в себя воздух, поморщился.
- Сучок?
- Что ты, Яшка! Московская! - воскликнул Гришка и смачно причмокнул губами.
- А не брешешь? - Яков взял с телогрейки поллитру, приподнял над головой, как будто хотел рассмотреть ее содержимое, и вдруг, словно гранату, с силой швырнул ее в сторону дороги. Перекувыркнувшись в воздухе, бутылка с глухим звоном ударилась об машину, разлетелась, оставив на борту мокрые потеки. Водку из стакана Яшка озорно, по-мальчишески, выплеснул в стоявшую на земле котелком шляпу пассажира. Тот от удивления вытаращил на Яшку глаза, подскочил на ноги.
- Да ты что это, а?
- Профилактика, мил человек, чтобы следующий раз шевелил мозгами, - издевательски улыбаясь, Яшка покрутил пальцем возле виска. - Дошло?
Гришка некоторое время никак не мог сообразить, что произошло, а когда понял, то задохнулся от злости. Лицо побледнело, губы сжались, а на лбу вспухли гармошкой шесть глубоких морщин.
- Идиот ты покровский! - разразился он руганью, подступая вплотную к Якову. -Что, очумел или стукнуться захотел?
- Нет, в нормальном пока состоянии, а драться, сам знаешь, не очень люблю, - высокий, широкоплечий Яшка спокойно смотрел на щуплую Гришкину фигуру на то, как он кипятится, и улыбка не сходи ла с его добродушного лица.
- А если в своем уме, так на кой клеп ты устроил эту комедию? Шибко трезвенником стал?
- Нет, Гриша, просто дурь из головы стала выветриваться.
- Поумнел, значит? Не хотел пить, никто тебе в глотку ее не пихал, - Гришка сбросил с телогрейки ненужные теперь куски хлеба и колбасы, накинул ее на плечи, презрительно посмотрел на Яшку:
- А еще друг называется!
- А ты что, друзьями считаешь только тех, кто с тобой за горлышко держится? Тогда валяй, вот с ним заведи дружбу -может, скорешитесь.
От язвительных Яшкиных слов пассажира всего передернуло. Яшка видел, что чувствовал он себя неловко, вертел в руках вымоченную водкой шляпу, не зная, что ему делать дальше. Наконец, отряхнув брюки и пожав плечами, он поспешно зашагал к машине.
- Ну, чего ты злишься, голова садовая, -примиренчески, с мягкими нотками в голосе проговорил Яшка. - Мало нашего брата, шоферов, на тот свет из-за нее проклятой, ушло? О тебе я думал, вон о нем. Вот и считай - друг я тебе или враг.
- Брось ты кандычить, отец благородный нашелся, - бушевал Гришка, направляясь к машине, он с треском ломал ногами дубняк. - Скажи лучше, что о себе все печешься, выслужиться хочешь!
Под глазами у Яшки пробежали недобрые тени. Лицо сразу стало суровым и злым. Перешагнув через кювет, он остановился напротив Тришкиной машины, заметив у себя в руках стакан, запустил его в кусты. Наблюдая, как Гришка зачем-то полез под капот, прищурившись, резковато сказал:
- Что ж, если хочешь знать, и о себе думал. Всякое может случиться. Нахлебается вот такой, как ты, водки, врежется в мою машину, как на прошлой неделе вознесеновский самосвал в молоковозку. Может, и не убьет, а калекой наверняка оставит. А у меня теперь семья, дети. Растить их надо. А насчет выслуживаться, знаешь... крепко ты меня обидел.
- Ничего, за такое дело, чтоб не распоряжался чужим, по мордяхе бьют, - Гришка с грохотом закрыл капот, стал вытирать промасленной тряпкой испачканные автолом руки.
- Ну что ж, давай бей! Или на другой раз оставишь? - Яшка добродушно усмехнулся и твердой походкой пошел к своей машине.
Гришка еще с минуту топтался на месте, с сожалением рассматривал осколки от бутылки, сердито пнул ногой ровно отколовшееся донышко, крикнул садящемуся в кабину Яшке:
- А она, между прочим, деньги стоит! Яков встал на ступеньку, держась за борт, все так же широко улыбаясь, крикнул в ответ:
- Ну что ж, заходи вечерком, после работы, отдам. Куплю в магазине и отдам! -гулко хлопнув дверкой, с силой нажал на стартер.
И снова ровно гудит, поет свою песню неугомонный мотор, и снова текут в Яш-киной голове разные мысли. Не на шутку обиделся Гришка, но на душе у Яшки легко. Когда сделаешь доброе дело, на сердце всегда бывает легко и радостно. Посердится, подуется Гришка, а потом поостынет, выветрит время из головы обиду, еще смеяться будет, вспоминая эту встречу на перекрестке, а может, и благодарить.
Проплывают мимо разукрашенные причудливыми осенними красками сопки, поля и перелески, воет свою бесконечную песню трудяга - мотор. «Природа сильная, - думает Яшка, щуря свои большие серые глаза. - Она создала человека. А человек все же должен быть сильнее ее, потому что природа - это сплошная стихия, а человек... человек умеет мыслить и управлять собою...»
Произведение публиковалось в:
"Мужской разговор". - 2005, 13 апреля